Бизнес по протекции

Затяжное противостояние сторонников протекционизма и свободной торговли больше всего напоминает спор остроконечников и тупоконечников, которые, если вы вспомните «Путешествия Гулливера», все никак не могли договориться, с какого конца чистить вареные яйца. Между тем все просто: с того, с которого удобнее.

Большинство современных экономистов единодушно оценивают соотношение минусов и плюсов протекционизма как 2:1, а профессор экономики и финансов Университета Техаса Стивен Маги как 100:1. По мнению экс-главы ФРС США Алана Гринспена, подобная политика ведет к «атрофии конкурентоспособности». Еще протекционизм считается причиной войн. «Когда товары не могут пересекать границы, за них это делают армии», – полагал французский экономист XIX века Фредерик Бастиа. И правда, XVII и XVIII столетия видели немало столкновений между европейскими державами, правительства которых были в основном меркантилистскими и протекционистскими. Например, первую англо-голландскую войну (1652 – 1654 гг.) спровоцировал принятый британским парламентом Навигационный акт, по которому товары из Африки, Азии и Америки могли ввозиться в Англию только на английских судах, а европейские – на английских или судах стран-экспортеров. В общем, как сказал как-то лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман, «если бы существовал кодекс экономиста, то в нем наверняка было бы записано: «Я – за свободную торговлю».

А вот противники неограниченной торговли называют ее протекционизмом наоборот, потому что она защищает зарубежных производителей от отечественных. «При свободной торговле торговец – господин, а производитель – раб, – считал 25-й президент США (1897 – 1901 гг.) Уильям Маккинли. – Протекционизм – закон природы, закон самосохранения, саморазвития, способ обеспечить наилучшее будущее для человека…»

В отличие от США, тяготевших при республиканских президентах к протекционизму, Великобритания была главной сторонницей свободной торговли. В период 1860 – 1914 гг. она, как известно, утратила свое положение «мастерской мира». Вступив в эти полвека с экономикой, вдвое превосходившей американскую по объему ВВП, она закончила их с экономикой, которая уже была вдвое меньше.

Объединенной Германии в 1860 году вообще еще не было, но к 1914 году она, проводя протекционистский курс, тоже превзошла англичан по экономической мощи. Именно протекционизм, утверждают его сторонники, способствовал взрывному развитию той же Великобритании до 1850 года, США (1860 – 1914 гг.), Германии (1870 – 1914 гг.), Японии (1950 – 1990 г.) и Китая сейчас.

Страсти-мордасти

Развитые страны, когда им это выгодно, не задумываясь применяют протекционистские меры, причем иногда даже под лозунгом защиты свободы торговли. В марте 2002-го так поступил тогдашний президент США Джордж Буш-младший. Объявляя о введении тарифов на европейскую сталь, он сказал: «Мы нация, которая придерживается принципов свободной торговли, и для того, чтобы такой оставаться, мы должны ввести этот закон, что я сейчас и делаю».

Очень интересна и показательна интрига, закрутившаяся в свое время вокруг закона Смута – Хоули. В 20-е годы прошлого века в США сложилась тяжелая ситуация в аграрном секторе, и Герберт Гувер во время избирательной кампании 1928-го обещал помочь американским фермерам, подняв тарифы на сельхозимпорт. Документ об этом разрабатывали сенатор от Юты Рид Смут и конгрессмен от Орегона Уиллис Хоули, не забывшие и промтовары.

В мае 1929-го законопроект Смута – Хоули прошел слушания в Конгрессе и попал на стол президента. В сентябре 1929-го в Белом доме уже лежали протесты от 23 торговых партнеров США. Правительства этих стран обещали поднимать пошлины на штатовский экспорт. Против закона выступило большинство видных бизнесменов США. В мае 1930 года петицию против него подписали 1028 американских экономистов. Автомобильный магнат Генри Форд провел целый вечер в Белом доме, уговаривая президента Гувера не подписывать бумагу, которую Форд называл «экономической глупостью». Томас Ламонт, тогдашний директор инвестбанка J.P. Morgan, по собственным словам, едва ли не на коленях умолял главу государства не ставить росчерк под «ослиным» законом.

Более того, сам Герберт Гувер тоже был против, полагая, что Смут и Хоули явно перегнули палку. Но президент все же сдался под нажимом собственной Республиканской партии, которая в отличие от Демократической всегда тяготела к протекционизму.

Вступив в силу 17 июня 1930 года, закон Смута – Хоули привел к повышению в США тарифов более чем на 20 000 наименований  импортных товаров. Если в 1921 – 1925 гг. средний уровень американских пошлин составлял 25,9%, то в 1931 – 1935 гг. он поднялся до 50%. Импорт в США с 1929-го по 1933 год сократился на 66%, а экспорт – на 61%. В целом объем мировой торговли между 1929-м и 1934 годом сократился на 66%.

Трудно отнести этот спад исключительно на счет закона Смута – Хоули – все же мы говорим о периоде Великой депрессии, но ясно, что и без негативного эффекта от протекционистских мер здесь тоже не обошлось.

Благими намерениями...

Среди нынешних политиков, похоже, налицо единодушное неприятие протекционизма, подкрепленное разразившимся кризисом. Конечно, никому не хочется, чтобы в такие трудные времена бизнесу его страны чинились препятствия на иностранных рынках. И, конечно, хорошо бы при этом помочь своим на собственных рынках, осложнив жизнь «пришельцам». Но протекционизм – оружие обоюдоострое, так что лучше не усугублять положение еще и торговыми войнами. Об этом много говорили на последнем, апрельском саммите G20 в Лондоне. Интересно, что участники предыдущего заседания G20 (15 – 16 ноября 2008 года) в Вашингтоне тоже брали обязательства не возводить торговые барьеры, но, увы, без этого не обошлось. За прошедшие между вашингтонской и лондонской встречами четыре с половиной месяца члены G20, как утверждается в докладе ВТО, осуществили 47 мер протекционистского характера. «Страны одна за другой возводят торговые барьеры для защиты своих внутренних интересов, – отмечает в интервью The Wall Street Journal Ричард Вайнер из чикагской юридической фирмы Sidley Austin LLP. – В конечном счете это приведет к углублению кризиса и увеличению его продолжительности».

Игры патриотов

Когда вспыхнула эпидемия коровьего бешенства, казалось, что чуть ли не все страны запретили ввоз говядины едва ли не отовсюду. Такая же волна прокатилась по мировой экономике в связи с птичьим гриппом. Сегодня мы переживаем по поводу гриппа свиного. Во всех этих и подобных случаях практически невозможно отделить зерна от плевел и понять, где запрет вполне оправдан, а где сдобрен изрядным желанием воспользоваться ситуацией и поддержать-таки отечественного производителя. Да и кто решится разбираться, рискуя тут же быть обвиненным в пренебрежении интересами нации, в отсутствии патриотизма и т. п. Вообще говоря, протекционизм как экономическая политика круто замешан на политике обыкновенной, когда в ход идут рассуждения – поди разберись, спекулятивные или нет – о национальном достоинстве, государственной безопасности и активах, имеющих стратегическое значение.

Без этого не обошлось, скажем, при недавнем поглощении франко-люксембургской металлургической компании Arcelor индийским гигантом Mittal. Французские власти тогда были решительно настроены против сделки, и министр торговли Индии Камаль Натх даже пригрозил Парижу торговой войной. А когда в 2005 году имели место в дальнейшем не подтвердившиеся слухи о том, что американская PepsiCo может поглотить французскую Danone, перспектива утраты национального бренда, приравненного к национальному достоянию, заставила, например, члена Национального собрания Патрика Олье заявить, что «он очень обеспокоен тем, что Danone может перейти под контроль PepsiCo» и что министр финансов страны Тьерри Бретон активно интересуется готовящейся сделкой.

Годом позже разыгралась без преувеличения драма вокруг американских портов. Крупнейший мировой оператор морских портов Dubai Ports World (DP World) из Объединенных Арабских Эмиратов приобрел британскую компанию P&O, которая ранее контролировала штатовские порты. Эта сделка вызвала крайне негативную реакцию членов Сената и палаты представителей США, которые сочли, что передача шести крупнейших американских портов под контроль арабской фирмы ставит под угрозу национальную безопасность. Были проведены переговоры с участием представителей DP World, чиновников администрации президента США и членов Конгресса. После встречи DP World распространила заявление, в котором говорилось: «Ради сохранения сложившихся между США и ОАЭ тесных дружеских отношений DP World полностью передаст контроль над портовыми операциями, ранее осуществляемый P&O, компании из США».

Несколько иная мотивировка была у властей Испании, которые заблокировали покупку немецким концерном E.ON испанской энергокомпании Endesa. Еврокомиссия сделку одобрила, а Мадрид отверг на том основании, что с 2006 года все слияния в энергетическом секторе должны получать предварительное согласие правительства. На самом же деле руководство страны хотело создать национальную суперструктуру и поэтому выступало за продажу Endesa испанской же Gas Natural. В результате нажима ЕС Endesa все же досталась иностранцам, но не немцам, а итальянским Acciona и Enel. В феврале уже этого года Enel выкупила долю Acciona и стала владельцем 92% акций Endesa.

Примеры вроде бы пользы и вроде бы вреда протекционизма или свободной торговли можно приводить до бесконечности. Уже одно это говорит о том, что само по себе их противопоставление по большей части надуманно, а дискуссия носит схоластический характер. Страны всегда будут применять те или иные тактики не потому, что считают их верными, а потому, что в данный момент и в конкретных обстоятельствах полагают их для себя выгодными. И проблема, наверное, лишь в том, чтобы выгода одних не возводилась в абсолют и не приводила к разорению других.