Бумажная утопия
Шотландский экономист XVIII века Джон Лоу остался в истории как мошенник и авантюрист. Его имя поминают недобрым словом после каждого экономического кризиса – будь то гиперинфляция, «перегрев» биржи или крах «МММ». Сейчас схемы Лоу, разорившие в 1720 году миллионы французских вкладчиков, считаются азами экономики. Дело в том, что Лоу изобрел и впервые применил на практике систему центрального банка с правом выпуска акций и бумажных ассигнаций, которая из-за интриг и транжирства политической элиты превратилась в грандиозную финансовую аферу.
«...Итак, уважаемые члены парламента, реализация предложенного мной проекта позволит нашей стране быстро и навсегда решить все проблемы, вызываемые дефицитом средств казны», – Джон Лоу закончил свою речь, поклонился и стал ждать решения законодателей. Шотландский парламент совещался недолго – большинство проголосовали против дальнейшего обсуждения проекта финансовых реформ. Лоу парламентариям не понравился - он был слишком молод и богат, а происхождение и источники его доходов были довольно сомнительными. К тому же Лоу некогда имел неприятности с законом: он заколол дворянина на дуэли, но сумел избежать виселицы. То, что он предлагал, тоже попахивало судом. На сей раз – за фальшивомонетничество.
Лоу уверял, что деньги имеют самостоятельную ценность, и, если заменить золото дешевым материалом вроде бумаги, государство сможет бесконечно приращивать свои богатства с помощью обычной эмиссии. В кризисных ситуациях (когда, к примеру, срочно требовались средства на содержание армии) власти и прежде прибегали к подобным рецептам. Монетные дворы чеканили деньги из золота и серебра низкой пробы или уменьшали вес монет. А когда дела шли совсем плохо, казна выпускала откровенные фальшивки. Французские короли, вечно испытывавшие нехватку золота, даже закрепили за собой такое право законодательно.
Обычно все это заканчивалось резким удорожанием товаров, народными волнениями и падением авторитета власти. Английский монарх Генрих VII из-за подобных вольностей даже заработал обидное прозвище Старый Медный Нос: на выпущенных им монетах с выступающей части королевского профиля стирался тонкий слой серебра и выступала медная лигатура. Как же тогда прозовут короля, который осмелится вместо золотых и серебряных денег ввести в обращение какие-то бумажки?
Теория утопического капитализма
Джон Лоу воспринял решение парламента спокойно. Он уже привык к косым взглядам и выслушал немало категорических отказов. Когда Лоу представлял проект реформ герцогу Виктору Савойскому, тот, даже не дослушав, рявкнул: «Я не так богат, чтобы добровольно разориться!». Несмотря на эти неудачи, Лоу предчувствовал, что его идеи принесут ему славу, и решил не останавливаться на полпути.
От своего отца, эдинбургского ювелира и ростовщика, Джон Лоу унаследовал состояние, которое позволяло ему жить, не думая о расходах. Говорили, что он не выходил из дома без сотни тысяч в кармане. Без громкого титула путь в высший свет для Лоу был закрыт, но он научился превосходно играть в карты и вскоре приобрел массу знакомств среди аристократической молодежи.
После злосчастной дуэли Лоу пришлось покинуть Шотландию и отправиться в путешествие по Европе. Значительная часть его наследства перекочевала в карманы судей, но недостатка в деньгах он по-прежнему не испытывал: Лоу настолько везло в карты, что итальянские власти даже выслали его из страны, заподозрив (возможно, и небезосновательно) в шулерстве.
Лоу перебрался в Амстердам, где увлекся биржевой игрой – за карточный стол с ним после Италии садились уже с меньшей охотой, а азарт требовал выхода. Первые же крупные спекуляции едва не разорили его, и Лоу, поняв, что ему не хватает знаний и опыта, перечитал всю литературу по экономике. Он даже устроился простым клерком в крупнейший голландский банк, чтобы изучить все тонкости финансовых операций.
К началу XVIII столетия Лоу, по его собственному выражению, стал «арбитром в области денежного обмена, который может поднимать и опускать обменные курсы», а также приобрел некоторый научный авторитет. В 1700 и 1705 году он издал два трактата, где впервые описал возможности бумажных денег. В ученых кругах Лоу считали утопистом и фантазером, купцы и банкиры при упоминании о нем презрительно усмехались, но постепенно его имя приобретало все более широкую известность.
Тем не менее в течение 12 лет Лоу пришлось безуспешно разъезжать по Европе, предлагая свою систему монархам и парламентам различных стран. В 1716 году он пошел по второму кругу и приехал в Париж, откуда энтузиаста вместе с его прожектами уже с позором выгоняли при Людовике XIV. Теперь страной правил регент при его малолетнем наследнике – Филипп Орлеанский. Причем правил так бездарно, что лучшей страны для проведения грандиозного экономического эксперимента трудно было придумать.
Трехмиллиардная опера
Франции в наследство от Людовика XIV достались сотни грандиозных дворцов, воспоминания о роскошных балах и приемах и полностью разрушенное хозяйство. Только личный долг покойного государя превышал 2 млрд ливров, да и сама национальная валюта заметно упала в цене – содержание серебра в ливре за время правления Людовика XIV уменьшилось в шесть раз. В то же время денег в стране катастрофически не хватало, так что в некоторых провинциях вернулись к натуральному обмену. В армии не видели жалованья четыре года, промышленность и международная торговля полностью остановились. Дело дошло до того, что средств не хватало даже на содержание королевского двора, а эта статья расходов по указу того же Людовика XIV не подлежала секвестру.
Незавидность положения Филиппа усугублялась еще и тем, что его право регентства постоянно оспаривалось могущественным герцогом Бурбонским, который по степени родства был ближе к малолетнему королю Людовику. Финансовый крах страны означал бы автоматическую смену регента. Поэтому Филипп Орлеанский дал распоряжение правительству срочно решить проблему с деньгами. Министры тут же вспомнили о знаменитых реформах, которые в середине XVII века проводил финансовый гений Людовика XIV – Жан-Батист Кольбер. Он начал с репрессий против экономически нечистоплотных финансистов, которые, разбогатев на войне, укрывали свои прибыли от налогообложения. На этот раз тоже создали грозную комиссию. Но если кольберовские фискалы-субделегаты собрали несколько сотен миллионов, давших первый импульс к возрождению экономики, то теперь казна разбогатела лишь на 50 млн ливров, которые тут же ушли на содержание двора. Дефицит бюджета Франции достиг 140 млн ливров.
Тут-то на горизонте и возник Лоу. На сей раз он подготовился к покорению Парижа основательно: заручился поддержкой банкира Носэ, имевшего влияние на регента, и мадам де Парабер, которая была любовницей двух полновластных хозяев Франции – Филиппа Орлеанского и кардинала Ришелье. Эта партия рекомендовала шотландца регенту как «настоящего кудесника», способного с помощью своего уникального изобретения – бумажных денег – решить все финансовые проблемы. При личной встрече с Филиппом Лоу гарантировал, что будет вводить банкноты в обращение постепенно, а в случае провала реформ выделит на компенсацию убытков полмиллиона ливров из личных средств.
Чтобы бумажные деньги смогли быстро завоевать доверие населения, Лоу начал с создания вначале частного, а с 1718 года государственного Королевского банка, который должен был обеспечивать выпускаемые банкноты золотом и другими активами. Для этого казна предоставила Лоу невиданные привилегии: в Королевский банк перешли все казенные откупы, банк получил монополию на торговлю важнейшими товарами, а его дочерняя компания «Миссисипи» (с 1718 года – «Компания всех Индий») получила подряд на колонизацию американской Луизианы и право на торговлю со всеми французскими колониями.
Королевский банк обменивал платежные поручения негоциантов на собственные платежные обязательства – банкноты. В 1718 году Королевский банк выбросил на рынок свои акции, на которые тут же началась охота – «Компания всех Индий» и Королевский банк были едва ли не единственными в стране надежными объектами для размещения средств. Это был решающий этап введения в обращение бумажных денег: акции продавались только за банкноты.
В первые же месяцы было выпущено 600 тыс. акций, цена которых вскоре в 40 раз превысила номинал. Теперь в казну шли уже не только векселя и другие отсроченные обязательства, но и настоящее золото, разом ставшее не самой выгодной формой помещения капитала. Ажиотаж возник и вокруг банкнот: все хотели менять золото на бумагу, и Лоу пришлось снова включить печатный станок. Для обеспечения новой эмиссии банку были переданы земли королевского домена, а банк выпустил банкнот на 1,5 млрд ливров и еще на столько же – акций. Курс этих акций немедленно увеличился в пять раз.
Франция в одно мгновение из нищего и полуразрушенного королевства превратилась в страну неограниченных возможностей: акциями и банкнотами спекулировали даже уличные мальчишки. Современники описывали, как лакеи, с утра приехавшие на биржу на запятках карет, вечером уезжали в собственных экипажах. Париж купался в деньгах, Королевский банк инвестировал значительные суммы в торговлю, колонизацию и промышленность, а в Версале возобновились грандиозные балы и приемы.
Джон Лоу за доблестное проведение этой операции был назначен генеральным контролером финансов. Теперь Лоу нес ответственность и за расходы королевского двора. В 1716 году Лоу обещал Филиппу Орлеанскому, что внедрение его системы принесет государству доходы в размере 3 млрд ливров, 300 млн из которых пойдут на пиры, балы и прочие статьи содержания короля, регента и двора. Лоу уже предчувствовал близость конца этого безумного денежного изобилия, видел ошибки в своих расчетах, но, едва высказав регенту свои опасения, тут же стал должностным лицом, ответственным за своевременную оплату потребностей двора и лично регента.
Отныне решения о дополнительных эмиссиях исходили непосредственно от Филиппа Орлеанского, и, как правило, предшествовали масштабным и очень дорогим увеселениям либо строительству новых дворцов. Обеспечивать эти эмиссии было уже нечем: все казенные активы перешли в Королевский банк. Чтобы поддерживать оживление на биржах, периодически приходилось организовывать «утечки информации» о наделении банка и «Компании всех Индий» несуществующими привилегиями. Так, в начале 1720 года, как раз накануне биржевого краха, Филипп Орлеанский и Лоу начали распускать слухи о том, что в Луизиане обнаружились огромные месторождения золота, и на их разработку Королевский банк выделит 25 млн ливров банкнотами.
Ограбление по-...
Мелкие спекулянты просто обезумели от таких перспектив: всего за несколько дней их стараниями стоимость акций взлетела с 16 000 до 25 000 ливров. Однако опытные биржевики и крупные вкладчики насторожились. Те, кто владел инсайдерской информацией, начали тайно обменивать бумаги на золото. Но крах организовал лично герцог Бурбонский, отстранив таким образом от власти ненавистного Филиппа Орлеанского. Сначала герцога обеспокоили успех реформ Лоу и популярность акций и ассигнаций Королевского банка: финансовая стабилизация мешала его планам захвата регентства, но после первых необеспеченных эмиссий он принялся скупать банкноты. Герцог имел достаточно шпионов в Версале, чтобы предугадать, чем закончится «бурный рост французской экономики».
В феврале 1720 года он в сопровождении гвардии явился в Королевский банк, подгадав время после крупной выплаты по статье «Содержание двора», и потребовал обменять все его ассигнации на золото. Напуганные угрозами герцога клерки собрали требуемые 60 млн ливров, и герцог на глазах изумленной публики отъехал с тремя каретами, груженными золотом, разражаясь при этом гневными тирадами о том, что регент и его шотландский генеральный контролер – мошенники, которых следует вздернуть на первом же суку за то, что они ограбили короля Франции.
Паника началась сразу же. Стоимость акций упала в полтора раза, а в банк выстроились огромные очереди из желающих обменять ассигнации на золото. Оказалось, что трехмиллиардная эмиссия была обеспечена лишь на 28%. Лоу пытался остановить панику, заявив о том, что средства акционеров размещены надежно и что экономика уже начала работать. Но это только подхлестнуло панику. Уличные торговцы продавали пирожки по 200 бумажных ливров, а за ту же сумму золотом можно было купить небольшой дом. Тогда начались обыски и изъятия акций и банкнот у лиц, подозреваемых в организации паники. По ночам в окрестностях Парижа чиновники жгли огромные костры из конфискованных ассигнаций.
Однако акционеры требовали суда над Лоу, Носэ и Орлеанским. Мадам де Парабер, опасаясь, что скандал закончится изъятием денег у самых удачливых спекулянтов, потребовала у регента ликвидировать «Компанию всех Индий». В день, когда постановление о ликвидации было подписано, бумажные деньги и акции превратились в обычную бумагу. По Франции прокатилась волна самоубийств, а затем начались массовые беспорядки, умело направляемые рукой Бурбона.
Несколько месяцев спустя Джон Лоу сбежал в Венецию, где немедленно предложил свои услуги правительству Республики. От них вежливо отказались. Лоу пришлось вновь обратиться к карточной игре, но удача его оставила, и он проигрался в пух и прах.
Несмотря на трагический пример Франции, уже в середине XVIII века большинство европейских стран перешли от казначейского денежного обращения к системе центрального банка и попытались ввести в оборот бумажные ассигнации. Однако «система Лоу» была скомпрометирована настолько, что и в наши дни многие владельцы излишков бумажных денег стремятся поскорее обменять их на более надежные активы.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
