День согласия

Октябрьскую революцию 1917 года принято рассматривать в основном как событие, вызванное столкновением интересов различных групп внутри России. Самая смелая попытка связать выстрел «Авроры» с большой европейской политикой и мировыми финансами – это до сих пор не прекращающиеся споры на тему: брал Ленин деньги у немцев или не брал? Между тем в начале XX века Россия представляла собой самый интересный в мире инвестиционный и товарный рынок, за который сражались крупнейшие корпорации Старого Света и Америки. Многие факты свидетельствуют о том, что революционные события в России не обошлись без их вмешательства.

Закон единства и борьбы

22 января 1918 года президент США Вудро Вильсон получил письмо, в котором ему настоятельно рекомендовалось немедленно признать власть партии большевиков в России, создать в Петрограде официальное американское представительство и дать разрешение на отправку в Россию гуманитарных грузов. Авторы письма уверяли, что «новая революционная Россия повернется лицом к США», а также намекал на то, что «щедрая поддержка большевиков» со временем поможет Америке усилить свои позиции в торговле с Россией, Европой и Азией.

Послание было подписано председателем сенатского комитета по банкам и валюте Робертом Оуэном, директором федерального резервного банка Уильямом Томпсоном, а также плеядой самых влиятельных американских бизнесменов. С позиции здравого смысла это казалось полнейшим абсурдом: ведь большевики отрицают частную собственность, утверждают диктатуру пролетариата и обещают устроить мировую революцию. Американская финансовая олигархия занимала противоположную сторону в спектре политических сил XX века и не могла иметь ничего общего с большевиками. В то же время ультраправых и ультралевых всегда объединяли стремление к тоталитарному контролю над обществом и неразборчивость в средствах его достижения. Обе силы даже возникли примерно в одно и то же время. В конце XIX века в России начали создаваться подпольные революционные партии, которые ставили своей целью захват власти, а в среде крупных предпринимателей США начали распространяться идеи, что монополия достигается не в процессе конкурентной борьбы, а через политическое влияние. «...Лучшим видом бизнеса является политика, ибо законодательная дотация, франшиза, субсидия или освобождение от налогов стоят больше, чем месторождение в Кимберли или Комстоке...» – написал в 1906 году американский финансист Фредерик Хоув в своей книге «Признания монополиста» – «библии» американской олигархии начала XX века. В 1916 году элита Уолл-стрит начала искать контакты с подпольщиками-марксистами, надеясь, что те помогут им решить международные финансовые проблемы, связанные с распределением русских военных заказов общей стоимостью порядка $75 млрд.

Это был далеко не первый случай вмешательства американских олигархов в революционные процессы суверенных стран. В 1903 году корпорация Panama Railroads & Steamship организовала революцию в Колумбии, в результате которой была провозглашена независимость Панамы, а в 1912 году синдикат нью-йоркских банкиров во главе с Чарльзом Хиллом организовал в Китае революцию Сунь Ятсена. Так что американцев не удивляли карикатуры в The Times и Dispatch, изображавших знаменитых банкиров и промышленников посреди Уолл-стрит, поздравляющих сияющего Карла Макса с победой большевиков.

Россия попала в поле внимания американских бизнесменов в 80 – 90-х годах XIX века и на несколько десятилетий стала их идефиксом. В то время сложно было найти более интересный инвестиционный и товарный рынок: в России бешеными темпами развивались угледобывающая промышленность, металлургия и железнодорожное строительство. Рост в отдельных отраслях достигал 2000 – 3000% за десятилетие, и это при том, что еще в 50-х годах XIX века промышленности в стране практически не было. Естественно, развитие обеспечивалось во многом за счет иностранных кредитов и поставок оборудования. Желающих вложить капитал, например, в строительство Восточно-Сибирской железной дороги было более чем достаточно. Российское правительство привлекало средства из Германии, Бельгии, Франции и Великобритании, но не из Североамериканских Соединенных Штатов. Переговоры с заинтересованными американскими банкирами велись, и предложения там рассматривались крайне интересные, но заканчивались они ничем. К примеру, из-за закрытия Соединенными Штатами своих рынков для иностранных товаров сорвался проект Джона Пирпонта Моргана по созданию русско-американских банков в ряде азиатских стран для проведения совместных торговых операций.

Отношения между Россией и Америкой, которые не заладились с 1867 года – после невыгодной для России сделки по продаже Аляски, – становились все более и более прохладными. Началось торговое соперничество в Маньчжурии, затем вскрылись тайные переговоры между Морганом и председателем правления Русско-Китайского банка Александром Ротштейном о продаже американцам пакета акций Китайско-Восточной железной дороги. У русских выработались стойкая неприязнь и недоверие к американским магнатам, а европейские инвесторы тем временем получали солидные дивиденды и использовали свои капиталовложения в России для дальнейшего проникновения на внутренние рынки.

Третий радуется

Положение изменилось с началом первой мировой войны: Российская империя в расчете на быструю победу присоединилась к военной коалиции против Германии – своего главного инвестора и поставщика промышленного оборудования. Вскоре после начала войны обнаружилось, что значительная часть национализированных немецких предприятий не могут работать без поставок запчастей из Германии. Правительство приняло решение разместить основные военные заказы в странах-союзниках, но заводы Франции и Великобритании и без того были перегружены. У России, которая уже начала ощущать острый дефицит как военных, так и обычных товаров, оставался лишь один потенциальный партнер – США.

Впрочем, и здесь было не все гладко: в соответствии с нормами международного права Америка, сохранявшая нейтралитет, не могла предоставлять воюющим сторонам финансовую или промышленную поддержку. На пути грандиозного денежного потока стояла лишь ничем не обеспеченная правовая норма, поэтому Антанта, которая была заинтересована в американских кредитах, и США, которые готовы были их предоставить, попросту ее игнорировали. Правительство США объявило, что «продажа облигаций воюющих стран на американских биржах и принятие доказательств задолженности в платежах за американские товары в данном случае являются средствами содействия международной торговле, а вовсе не финансированием войны». Даже когда корпорации выходили за эти нормативные рамки, санкции против правонарушителей исчерпывались предупреждением госдепартамента. National City Bank Рокфеллера и моргановский Guaranty Trust получали такие предупреждения сотнями.

В вопросе с размещением русских военных заказов в США оказалось слишком много заинтересованных сторон. Британское правительство – один из главных кредиторов России – предвидело, что прямые контакты между русскими и американскими промышленниками приведут к тому, что сразу же после войны Англия лишится части своего влияния. Главой «английской партии» в российской власти выступал главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич по прозвищу Грозный дядя. Многие в то время считали, что в его руках сконцентрировано больше власти, чем у его племянника императора Николая II. По инициативе Грозного дяди в Лондоне зимой 1915 года был учрежден комитет по распределению военных заказов и закупок России в США во главе с лордом Китченером и генералом Эллершоу. Русские представляли лондонскому комитету перечень необходимых товаров, тот под гарантии английских банков передавал заказы представителю синдиката Моргана, который затем монопольно распределял их между американскими предприятиями. Англичане рассчитывались с американцами по завышенным ценам, а затем предъявляли заказчику платежные требования.

В результате действий лондонского комитета война для России стала непосильно дорогим удовольствием: если в 1914 году день войны стоил российской казне 9,5 млн руб., то после начала работы комитета эта цифра выросла до 60 – 65 млн руб. Пулеметы Кольта, например, Россия вынуждена была закупать по $1250 при себестоимости $200 и средней рыночной цене $700. То же происходило со всеми американскими товарами. За время работы комитета Китченера и Эллершоу США полностью избавились от внешних задолженностей. Общая стоимость русских заказов в Америке оценивалась в 7 млрд руб. золотом, что по курсу того времени составляло около $77 млрд. Чистая прибыль 50 американских компаний-лидеров, только по официальным отчетам, которые считаются сильно заниженными, составила около $3 млрд. Теперь уже американская промышленность развивалась русскими довоенными темпами: 200 – 300% в год.

В России успехи американской экономики большого воодушевления не вызывали. В июле 1915 года агент министерства торговли и промышленности Медзыховский выступил на совете министров с докладом «О вреде монопольной агентуры Моргана, что вредно бы отразилось на цене и выполнении военных заказов». Реакции властей на этот доклад не последовало: уж слишком многие грели руки на деятельности лондонского комитета, да и ссориться с Англией было не время. Но некоторых членов правительства доклад Медзыховского заставил задуматься – ведь министр предсказывал, что если монополия Китченера – Моргана сохранится, то Россия к осени 1917 года будет вынуждена либо выйти из войны с Германией, либо объявить о своей несостоятельности.

Третий лишний

Вскоре после доклада «О вреде монополии Моргана» на Уолл-стрит появилась загадочная фигура – некий Олаф Ашберг, глава стокгольмского банка Nia Banken. Этот господин встречался с руководителями крупнейших финансовых компаний и предлагал (якобы от имени правительства России) новую схему распределения русских военных заказов, из которой Англия исключалась. Перспективы, которые рисовал Ашберг, поражали моргановских и рокфеллеровских директоров: война так или иначе скоро закончится, поскольку Россия больше не может ее вести. Причем закончится она, скорее всего, свержением недееспособного правительства и отречением императора. Если сейчас не создать альтернативную схему сотрудничества российской и американской экономик, то немцы и англичане сразу же после переворота и выхода России из Антанты возьмут под свой контроль революционное правительство. Ашберг разрекламировал на Уолл-стрит Российскую социал-демократическую рабочую партию большевиков как наиболее вероятного преемника власти в России. Можно, конечно, и дальше бездумно извлекать прибыль из участия России в мировой войне, но лучше «подстелить соломки» на будущее. Результатом переговоров Ашберга с нью-йоркскими банкирами стало создание в США неофициального заготовительного комитета во главе с генералом Сапожниковым, уполномоченного закупать оружие и прочие товары напрямую у американских производителей. Кроме того, по итогам переговоров компания Guaranty Trust выделила России кредит на $50 млн. До конца войны через комитет Сапожникова и Nia Banken прошло около 800 контрактов на сумму $500 млн – при том, что Россия официально не отказывалась от посредничества Великобритании.

Альтернативная схема русско-американского сотрудничества, безусловно, была более эффективной и выгодной для всех, кроме Англии. Но у схемы, как выяснилось, было двойное дно. Только после Октябрьской революции вскрылась подлинная сущность конторы Олафа Ашберга: она была создана в 1912 году на средства германского генерального штаба в рамках программы финансовой поддержки «пятой колонны» в Российской империи. В совете директоров Nia Banken заседали такие выдающиеся авантюристы и видные большевики, как Яков Ганецкий-Фюрстенберг – будущий член коллегии наркомата финансов Совнаркома, Лев Красин, а также доктор Гарфельд (Парвус), который в 1917 году организовал возвращение Ленина из эмиграции через территорию Германии. Часть денег (более 8 млн руб.), выделенных из русских фондов для комитета генерала Сапожникова, осела в петроградском отделении Сибирского банка на счете Михаила Козловского – адвоката РСДРП(б). Получается, что немецкий генштаб финансировал деятельность большевиков за счет кредитов, выданных американскими банками России для войны с Германией!

Контакты Олафа Ашберга в российских властных сферах практически неизвестны, но, скорее всего, он входил в круг приближенных Григория Распутина, императрицы Александры Федоровны и банкира Дмитрия (Митеньки) Рубинштейна, которые противостояли влиянию «английской партии» и Грозного дяди. В то время, кстати, ходили упорные слухи о том, что императрица – немка по национальности – занимается шпионажем в пользу Германии.

Гаитянская армия выигрывает войну

До августа 1917 года события развивались в соответствии с планами американских инвесторов: большевики умело конвертировали полученные средства в политическое влияние и набирали силы. Акции Guaranty Trust, National City Bank – а вслед за ними и других компаний, входящих в синдикаты Моргана, Рокфеллера и прочих бизнесменов, вложивших деньги в русскую революцию, – росли в цене. Английские же банки, напротив, чувствовали себя крайне неуверенно: в их активах остались многомиллиардные долговые обязательства Российской империи, ликвидность которых в 1917 году оказалась под большим сомнением. Однако прогерманские настроения большевиков создавали нервную атмосферу и на Уолл-стрит: российские коммунисты лавировали между интересами немецких и американских спонсоров, готовились полностью взять власть в свои руки, но о том, кто займет доминирующие позиции в экономике России после их победы, ничего не было известно.

Чтобы проконтролировать деятельность большевиков и не дать немецким концернам вернуть их довоенные позиции в России, американцам требовалась постоянная миссия в Петрограде. Вот только было непонятно, под какой вывеской открывать это представительство: правительство США дистанцировалось от событий в России. Не вешать же табличку «Американский синдикат инвесторов в русскую революцию»?!

В итоге в синдикате решили купить Международный Красный Крест, практически обанкротившийся в ходе войны, и открыть миссию под его прикрытием. Джон Пирпонт Морган внес в кассу Красного Креста $100 тыс., еще семь жертвователей внесли $300 тыс., после чего центральный совет благотворительной организации был переизбран и перечень руководителей Красного Креста стал напоминать справочник нью-йоркских топ-менеджеров. Председателем Красного Креста стал Генри Дэвидсон (партнер в холдинге Моргана), а его заместителем – Джон Хилл, глава American Tobacco Co. В консультантах совета числился знаменитый Айви Ли, специалист по связям с общественностью у Рокфеллеров, и т.д. Сливки же Уолл-стрит вошли в оперативный штаб миссии Красного Креста в Петрограде. Ее руководителем был назначен Уильям Томпсон – директор федерального резервного банка Нью-Йорка, а остальные должности в миссии заняли топ-менеджеры 14 ведущих американских корпораций. В Петрограде эту необычную благотворительную миссию немедленно окрестили «гаитянской армией», намекая на то, что «генералов» в ней больше, чем «рядовых»: из 24 сотрудников миссии только пять были врачами.

«Гаитянская армия» развернула бурную деятельность: Томпсон и его сотрудники, располагавшие практически неограниченным кредитом, начали раздавать взятки и дотации руководителям всех мало-мальски значительных партий и властных структур. Объем дотаций зависел от степени влиятельности организации, что свидетельствует о неплохой осведомленности американцев относительно расстановки сил в России: эсеровский фонд «Заем русской свободы» получил $2,1 млн, а большевики накануне октябрьского восстания получили $2 млн. Еще $1млн им перевели в декабре 1917 года, и благодаря последнему взносу петроградское отделение National City Bank, где обслуживались счета миссии Красного Креста, оказалось единственной банковской конторой, не подпавшей под действие декрета о национализации. Помимо денежных дотаций новой власти миссия Красного Креста также занималась формулированием политических условий сотрудничества советской России с американским правительством и деловыми кругами. Позже они были изложены в письме сенатского комитета по банкам и валюте к Вудро Вильсону. В то же время большевики согласились на создание американской лиги для сотрудничества с Россией, в которой легализовался синдикат американских бизнесменов, заинтересованных в экономическом партнерстве с послереволюционной Россией. Лига в 1919 году возобновила русско-американскую торговлю на очень выгодных для США условиях. Стоимость ее сделок в годы военного коммунизма составила более $20 млн. Еще одной значительной уступкой большевиков в рамках исполнения обязательств перед американскими спонсорами стало назначение президента Guaranty Trust Макса Мэя директором Роскомбанка – предшественника Внешэкономбанка.

Впрочем, большевики не торопились предоставлять американцам столь желанную торговую монополию. Гораздо выгоднее было заставить их конкурировать с Германией за русские рынки. В 1918 году вскрылась двойная игра Олафа Ашберга, после чего его имя было занесено в черные списки всех банков США и Антанты. Но большевики не только не отказались от услуг «немецкого шпиона», но и помогли ему реструктуризировать бизнес, учредить новый банк Svenska Economibolaget и даже назначили его своим официальным агентом в Швеции. Митенька Рубинштейн, посаженный Временным правительством в тюрьму за финансовые махинации, после залпа «Авроры» был освобожден из тюрьмы и направлен в Европу в качестве официального торгового представителя России.

До конца 20-х годов Россия продолжала лавировать между Германией и США, но потом остановила свой выбор на политике изоляции и опоры на внутренние силы. В таком контексте кровавые сталинские «чистки» можно рассматривать как избавление от насквозь коррумпированной «ленинской гвардии».