Эскадра – двигатель торговли
Попытки США оправдать вторжение в Ирак, в том числе и необходимостью «открыть» внешнему миру страну, «закрытую» диктатором-тираном, имеют прецеденты в прошлом. Например, полтора века назад американцы «открыли» миру Японию, не спрашивая на то ее согласия.
8 июля 1853 года четыре американских военных корабля под командованием капитана Мэтью Перри бросили якорь в бухте Эдо. Этот визит коренным образом изменил историю Японии, нарушив многовековую самоизоляцию страны. Он стал также первым примером внешнеполитической активности США за пределами Американского континента. Вообще-то коммодор (так в британском и американском флотах именуют капитана 1-го ранга, командующего соединением кораблей) Перри прибыл к берегам Японии не воевать, а торговать, – но, если японский император не согласится стать торговым партнером США, коммодор был готов поддержать свои намерения с помощью пушек.
Угольный склад
Мэтью Колбрайт Перри родился в 1794 году в семье самой что ни на есть сухопутной и мирной: лишь один из его троих братьев отличился как офицер американской армии, вся остальная родня занималась коммерцией. И сам будущий капитан поначалу успешно освоил семейную профессию – существенная деталь в биографии! Но затем торговец сменил партикулярное платье на военно-морской мундир и более сорока лет отдал флоту, пройдя путь от младшего офицера до коммодора. Капитан не только сам преследовал пиратов в Карибском море и работорговцев у берегов Западной Африки, возглавлял дипломатические миссии и командовал бруклинским военно-морским портом, но и не уставал бомбардировать Белый дом прожектами реформы флота, каковой жаждал поскорее увидеть современным – паровым.
В общем, для той сложной миссии, которую задумал тогдашний американский президент Миллард Филмор, лучшего исполнителя было трудно сыскать. А задумал президент ни больше ни меньше – превратить Японские острова в идеальную базу для американских паровых судов, которым необходимо было постоянно пополнять запасы угля. Япония располагалась примерно на той же широте, что и основной морской порт Штатов на Западном побережье – Сан-Франциско: после Гавайев, уже «приспособленных» американской администрацией для тех же целей, это был идеальный следующий перевалочный пункт. Поэтому в начале 1850-х президент развил бурную деятельность «на японском направлении». Он публично реагировал на появившиеся в газетах рассказы об ужасной участи американских рыбаков и китобоев, потерпевших крушение близ японских берегов. Трогательную заботу президент проявил в отношении нескольких японских моряков, спасенных у берегов Соединенных Штатов и желавших вернуться на родину (что им без американской помощи не светило: император не только никого не выпускал с островов, но и никого не впускал – даже своих).
Американцы хотели видеть Японию не только своим «угольным складом», но и торговым партнером. Стремительно развивавшаяся американская экономика остро нуждалась в новых рынках – при этом Белый дом мало интересовало, что по этому поводу думают сами потенциальные партнеры.
В общем, оснований для посылки в далекую Японию военно-торгово-дипломатической миссии оказалось хоть отбавляй. И флотилия под командованием коммодора Перри поплыла туда с личным письмом американского президента императору, в котором было ясно выражено даже не желание – требование открыть страну для свободной торговли.
Страна-ящик
К тому времени Япония целых два века поддерживала сознательную изоляцию от остального мира. Страна «закрылась» после того, как в 1603 году власть в результате феодальной междоусобицы захватил легендарный полководец Токугава Иэясу. Эта сильная личность японской истории (говоря по-современному, «полевой командир») завершила объединение раздробленной страны и, пользуясь слабостью императора, выбила у него титул сегуна – военного лидера с почти диктаторскими полномочиями. После чего на протяжении двух с половиной столетий Японией одновременно правили две династии: императорская (номинально-представительская власть) и клан Токугава, сосредоточивший в своих руках власть реальную.
Одним из их первых мероприятий по укреплению японской «вертикали власти» стал закон, по которому все крупнейшие феодалы обязаны были каждый второй год проводить в столице – под неусыпным присмотром сегуна.
После смерти диктатора его наследники окружили страну «железным занавесом», чтобы оградить себя от каких бы то ни было «вредных влияний» извне. Для начала из страны были изгнаны все христианские миссионеры, а чтобы поторопить их, нескольких просто распяли в точном соответствии с притчей, которую они проповедовали японцам.
Затем были запрещены все контакты японцев с «заграницей», включая торговые. Исключение было сделано лишь для традиционных торговых партнеров – Китая и Кореи, а также для голландцев. Однако голландская квота ограничивалась одним кораблем в год, а самим заморским торговцам предписывалось жить лишь в небольшой фактории на искусственном островке Дэсима в бухте Нагасаки. Иногда им позволяли выбираться на «большую землю» – но строго под охраной и исключительно ради нанесения визитов вежливости императору. Под вежливостью в данном случае понимались славословия и богатые подарки... Экипажи всех прочих иностранных судов на берегах архипелага ждали в лучшем случае тюрьма и каторга, а в худшем – смертная казнь.
Голландских торговцев подобные «импортные ограничения» в отношении конкурентов устраивали. Американцев, ясное дело, – нет. Однако первая американская попытка нарушить статус-кво потерпела провал. Императору, принявшему Перри в своей столичной резиденции, не понравился именно тон и соответствующее «обрамление» дипломатической миссии, и миссионерам вежливо, но твердо указали на дверь.
Предложение, от которого невозможно отказаться
Потерпев фиаско, Перри не опустил руки. Опыт коммивояжера подсказывал ему, что еще не вечер: противник явно проявил слабину (прием в резиденции императора немалого стоил – раньше бы просто казнили на месте!), и нужно лишь дожать его, чтобы окончательно «прогнуть». И Мэтью Перри отправился в обратный путь с твердым намерением вернуться к «столу переговоров».
Вернулся он через год, в феврале 1854-го. На сей раз в сопровождении целой эскадры в составе семи боевых кораблей: четырех парусных фрегатов и трех новейших паровых крейсеров. На их борту находилось полторы тысячи вооруженных до зубов военных моряков. Флотилия бросила якорь снова в бухте Эдо, всего в 26 милях от имперской столицы Киото, вызвав настоящую панику, волны от которой быстро достигли императорского дворца.
Оттуда поступили срочные распоряжения усилить береговую охрану, а на флагман американской эскадры отправились две лодки с парламентерами. Однако сам Перри их не принял (по причинам отнюдь не дипломатическим: командующего эскадрой замучил приступ артрита) и с японцами вел переговоры капитан другого судна. Оправившись от болезни, коммодор собственноручно ответил на требование императора покинуть японские воды и искать себе торговых партнеров в другом месте. Ответ Перри был прост и предельно конкретен: переговоры, имевшие целью подписание торгового договора между США и Японией, пройдут тут же, в Эдо, – и немедленно. В противном случае американские корабли и морская пехота начнут осаду города.
Против такого аргумента отсталой феодальной империи, на вооружении которой были лишь устаревшие деревянные суда да купленные по случаю у голландцев также устаревшие ружья, возразить было нечего. Император дал согласие на начало переговоров, и Перри сошел на берег – вместе с вооруженным отрядом и под звуки военного оркестра, наигрывавшего национальный американский гимн – «Усеянное звездами знамя».
Чай вприкуску с дипломатией
С самого начала искушенному в ведении деловых переговоров коммодору было ясно, что незваным гостям в Японии не рады и на сей раз. А то, что им сразу не указали на дверь, не больше чем обычная восточная вежливость, обязательный и ни к чему не обязывающий ритуал. Галантное обращение отчасти было вызвано и откровенным испугом при виде коптивших небо американских крейсеров, которые тогда даже на европейцев производили должное впечатление. Все это Перри с типично американской прямотой отметил в своих судовых дневниках.
В первое же утро моряки убедились, что их прибытие не прошло незамеченным: «Как только предрассветный туман рассеялся, стали видны результаты ночных приготовлений японцев. Рядом с берегом выстроилась целая армада парусных лодок, и, хотя они не представляли угрозы для наших кораблей, количество этих судов впечатляло. Кроме того, матерчатые занавеси с яркими орнаментами, закрывавшие окна форта, были расположены таким образом, чтобы размеры оборонительных береговых сооружений казались намного больше, чем в реальности. И вооруженные люди в отсвечивающих на солнце доспехах стояли на берегу не боевым строем, а как бы случайными группами, создавая то же впечатление. Мы на кораблях были готовы ко всяким неожиданностям, и, хотя наши парусные суда ввиду полного штиля в данной ситуации были бесполезны, паровым крейсерам японцы противопоставить не могли ничего. Мы заметили лишь несколько небольших старомодных медных пушек, изготовленных, очевидно, в Европе. В общем, противник представлял собой картину скорее красочную и необычную, нежели внушавшую опасность».
Убедившись, что японцы не предпринимают никаких агрессивных действий, американцы решились войти в бухту и высадиться на берег. Перри лично отобрал «три сотни самых рослых и крепких моряков, включая здоровенных негров, которые выгодно смотрелись на фоне низеньких женоподобных японцев», и под звуки военного оркестра и пушечный салют со всех кораблей шлюпки с американской делегацией отправились на встречу с представителями императора – принцами Тода и Идо.
За все время последующей «беседы» оба не проронили ни слова и лишь выслушивали то, что им переводили толмачи – японский и голландский. И только в конце вежливо поинтересовались, как гостям понравился чай, которым их угостили сразу же по прибытии. Позже Перри узнал, что на японском придворном этикете это означало доброе начало, но тогда опытному коммивояжеру, чтобы не сорваться, потребовалась вся его выдержка.
Как бы то ни было, второе приветственное письмо президента США с предложением установления торговых отношений было передано через принцев императору. Перри окончательно уверился в том, что на сей раз его миссия будет успешной.
Заразительный пример
Переговоры продлились почти месяц, и 31 марта в городке Канагава договор был подписан. Главным аргументом для японской стороны стали, конечно, не риторические пассажи экс-коммивояжера, в красках расписавшего все преимущества торговых отношений между двумя странами (при этом Перри постоянно ссылался на прецедент – успешную торговлю американцев с Китаем), а ощетинившиеся пушками стальные крейсеры в бухте. Согласно договору, подписанному под их дулами, японская сторона обязалась обеспечивать пищей, углем, водой и всем необходимым американские суда, открыв для них порт Нагасаки. Кроме того, Япония обязалась в течение пяти лет открыть для них еще два порта – Шимода и Хакодате, а также проявлять гуманность к потерпевшим крушение у берегов Японии американским морякам. Дольше всего японцы сопротивлялись включению в текст договора главного пункта – о свободной торговле, но в конце концов сдались. Даже не подозревая о марксовом «свобода – это осознанная необходимость».
Сам коммодор Перри вернулся на родину национальным героем, получив официальную благодарность конгресса. И умер спустя четыре года, так и не узнав о том, какие последствия имела его миссия.
Вскоре после подписания договора в Канагаве американскому примеру последовали ведущие европейские державы – Великобритания, Нидерланды, Франция и Россия, подписавшие соглашения с Японией. Причем все эти документы давали больше прав иноземным «прогрессорам», нежели «отечественным товаропроизводителям». Первым тревожным сигналом стал поток иностранных денег, размывший местную финансовую систему. По мере того как Япония открывалась западному миру, сегуну было все труднее контролировать ситуацию в стране. Это противоречие привело к революции 1868 года, в результате которой последний сегун Есинобу под давлением крупных феодалов ушел в отставку, а власть во всей полноте была возвращена императору.
Обмен благодарностями
Реставрация монархии привела к бурному экономическому, техническому и социальному подъему отсталой страны и к превращению ее в одну из ведущих мировых держав. За годы правления императора Муцухито, прозванные «эпохой Мэйдзи» («просвещенного правления»), страну наводнили не только иностранные деньги, но и иностранные специалисты. Они научили японцев по-современному обрабатывать землю, строить мосты, заводы и железные дороги, а также делать ружья и пушки. Чуть позже – самолеты и броненосцы. Авианосцы в Стране восходящего солнца начали делать сами, обогнав все другие страны, включая Штаты. Муцухито увидел плоды своей политики. Он скончался в 1912 году, когда власть Японии простиралась и на значительную часть материка – часть Китая и весь Корейский полуостров, а главная противница японской империи – российская – пережила позор Цусимы и Порт-Артура.
Когда «одаренные» прогрессом японцы научились делать современное оружие, они не ограничились порабощением менее продвинутых в техническом отношении соседей, но вспомнили и о «благодетелях». Ответом стал Перл-Харбор в декабре 1941 года. Разъяренные такой неблагодарностью американцы, как известно, тоже не остались в долгу, сравняв с землей Хиросиму и Нагасаки и оккупировав побежденную страну.
Впрочем, кому достанется окончательная победа в полуторавековой схватке «прогрессоров» с «прогрессируемыми» – вопрос открытый. Сегодня американцы отдают предпочтение более дешевым и более качественным японским автомобилям и бытовой электронике и с удивлением наблюдают, как японские инвесторы скупают оптом национальные американские «святыни», будь то голливудские киностудии или Рокфеллер-центр в Нью-Йорке.
Ответа же на вопрос: что американцы принесли на штыках в Ирак – западную демократию или долгожданное освобождение местным фундаменталистам-шиитам (которых, как и прочих потенциальных соперников, режим Саддама «держал в черном теле»), – вряд ли придется ждать долгих полтора века. Темп истории ускоряется. Прогресс, никуда не денешься…
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
