Французский поцелуй
«Наше правительство никогда не привлекало иностранцев участвовать в финансировании российской промышленности, оно им лишь дозволяло это делать».
С. Витте, 1899 год
Европейские инвесторы впервые поверили в Россию в начале 80-х годов XIX века. До этого времени иностранный капитал попадал в отечественную экономику лишь в форме межгосударственных займов, начиная же с 1880 года прямые частные инвестиции потоком устремились в акционерный капитал российских предприятий.
Причиной тому послужил не только процесс стабилизации российской экономики, но и некая полулегальная схема влияния на русский минфин, разработанная группой французских финансистов. За 20 лет Россия смогла привлечь в промышленность иностранных инвестиций более чем на 1,5 млрд руб., в итоге к началу XX века иностранцам принадлежало 55% акционерного капитала российских компаний. В нефтедобывающей промышленности иностранцам принадлежало более 60% капитала, в текстильной – более 40%, а в металлургии – около 70%. Деньги, вложенные в русские акции, приносили невиданные по европейским меркам дивиденды – до 70% годовых, но при этом иностранцам было трудно понять, в какие именно российские компании нужно инвестировать деньги.
Французское эхо Шипки
Поток инвестиций своим происхождением обязан русско-турецкому конфликту 1878 года: Россия бросила войска на помощь братьям-славянам – православным народам Балкан, терроризируемым Османской империей. Поскольку европейские союзники Османской Турции – Пруссия и Великобритания одновременно являлись крупнейшими держателями русских государственных обязательств, «гуманитарная акция» едва не обернулась для России крахом всей национальной экономики. Прусский банковский дом Блейхредеров и британские Ротшильды – главные кредиторы России – напомнили о скорых сроках погашения принадлежащих им железнодорожных займов на сумму более 200 млн руб. Эти ценные бумаги выпускались для финансирования программы строительства первых железных дорог в Российской империи, и к концу 1870-х годов они являлись самыми дорогими кредитными обязательствами в мире. Российский минфин вел переговоры с Блейхредерами и Ротшильдами о реструктуризации этих долгов. Соглашение было уже достигнуто, но политический конфликт спутал карты.
Россия оказалась отрезана от традиционных рынков капитала: правительства Пруссии и Великобритании запретили размещение новых русских ценных бумаг на национальных биржах. В Петербурге вспыхнула фондовая паника, похоронившая несколько сотен молодых российских предприятий.
На помощь стране, жившей в ожидании дефолта, пришло правительство Французской республики, также находившейся в конфронтации с Пруссией и Британией по турецкому вопросу. Кредитная канцелярия министерства финансов Франции выразила готовность принять на себя проведение реструктуризации российского внешнего долга, а парижская биржа «голосовала франком» за русские ценные бумаги. Крупнейшие кредитные общества Credit Foncier и Societe Generale, финансовый пул Ноэля Бардака и банковский дом местных Ротшильдов объединились в синдикат, цель которого была сформулирована следующим образом: «перенести весь оборот русских ценных бумаг с лондонской и берлинской бирж во Францию». В 1880-х годах эта группа помогла российскому минфину разместить на парижской бирже займов на сумму более 8 млрд руб., за счет которых были покрыты обязательства России перед британскими и немецкими кредиторами.
Сотрудничество Франции и России вскоре вышло за пределы финансовой сферы и к середине 1880-х годов приобрело черты политического союзничества. Во франко-русском союзном договоре впервые был провозглашен принцип государственного покровительства для частных инвесторов из дружественного государства. Расстановка сил в союзе не вызывала никаких сомнений: бедная капиталами Российская империя превращалась в получателя частных инвестиций из Франции, где денежное предложение в тот момент сильно превышало спрос.
Правительство Российской империи в качестве ответного жеста открыло перед французами все двери российской экономики. Благожелательное отношение российского правительства к французским капиталам означало на практике упрощение правил регистрации, процедуры покупки недвижимости. Российские государственные оборонные заказы потекли на дружественные французские предприятия. Франция немедленно заняла лидирующие позиции в российской промышленности: уже в первые годы франко-русского союза в создание новых промышленных предприятий было инвестировано почти 200 млн руб. К 1917 году эта цифра превысила порог 700 млн. Приоритетными отраслями стали горная промышленность, металлургия и машиностроение. Новые предприятия полностью окупались за 2 – 2,5 года и начинали приносить французским акционерам прибыль порядка 35 – 40% в год.
Русская угроза
Министр финансов Иван Вышнеградский в 1889 году подписал со своим французским коллегой Жозефом Кайо предварительное соглашение о размещении на парижской бирже нового пакета российских государственных кредитных облигаций на 125 млн руб. под 2% годовых. Подготовка выпуска заняла около года, в течение которого и во Франции, и в России произошли серьезные перемены. Вышнеградского, перенесшего сердечный приступ, на посту министра финансов сменил Сергей Витте, который тогда был еще убежденным славянофилом и сторонником самостоятельной российской экономики. «Развитие отечественного капитализма с привлечением западных кредитов и по западноевропейскому образцу привела бы к болезненной ломке традиционного уклада жизни», – утверждал он в тот период.
Во Франции отношение к русским ценным бумагам также подверглось ревизии, на закрытом заседании французского правительства директор кредитной канцелярии министерства Шарль Делатур сделал доклад, где доказывалось, что введение на французский рынок новых русских облигаций создает угрозу для национальной экономики. Месье Делатур подсчитал, что, «по прогнозам, составленным с учетом намерений русского министерства финансов по выводу на парижскую биржу новых заемных бумаг, к концу столетия сумма русских заимствований во Франции превысит 10 млрд руб. Постоянный французский государственный долг при этом составляет эквивалент 22 млрд руб. Французские держатели уже сейчас склоняются к тому, чтобы заменить французскую ренту на более выгодные русские бумаги. Быстрое высвобождение вкладчиками национальных госзаймов грозит серьезным кризисом и делает совершенно невозможными новые заимствования на внутреннем рынке». Делатур считал возможным удовлетворить требования русского правительства только в том случае, если это было необходимо сделать по «соображениям политическим», и предложил дать послу в Петербурге Франсуа Монтебелло инструкцию «впредь не очень-то соглашаться с проектами русского минфина».
Грехопадение Витте
Витте, разместив на парижской бирже заем, доставшийся ему по наследству от Вышнеградского, с удивлением обнаружил, что облигации не пользуются спросом. Когда цена составила 50% от номинала, он связался с Ноэлем Бардаком и попросил во имя дружбы Франции и России поддержать цену бумаг, однако в ответ получил предложение сыграть за счет русской казны на повышение турецких гособлигаций, которыми в тот момент, не афишируя этого, занимался «синдикат франко-русской дружбы». По результатам операций с турецкими фондами финансист и его партнеры соглашались вложить некоторую сумму в русские займы.
По поручению Витте агент российского министерства финансов в Париже Александр Рафалович съездил в Лондон, чтобы уговорить британских Ротшильдов выкупить русские облигации. В качестве платы англичанам предлагались льготные инвестиционные программы в России, доходность которых обещала превысить 70% годовых. Предположительно речь шла об эксклюзивном праве на разработку бакинских нефтяных месторождений. Однако Ротшильд попросил передать Витте, что «в Англии экономические интересы никогда не возьмут верх над политическими. Мы будем открыты для переговоров лишь в том случае, если Россия даст официальное согласие на разграничение сфер влияния с Великобританией в Китае и Турции».
Попытка привлечь к скупке русских фондов американских инвесторов также закончилась неудачей.
Назревал скандал, который грозил России полной утратой кредитоспособности. Русские агенты носились по всему миру, пытаясь пристроить заем, но в конечном счете минфину пришлось самому выкупать его на бирже. Представитель Credit Foncier предложил Витте следующую схему: кредитное общество может вступить с русскими в мнимую сделку, принять на хранение ценные бумаги, а затем тайно отправить их в Петербург. За это министр финансов посодействует Волжскому пароходству, в котором Credit Foncier имеет интересы, получить ссуду госбанка. Витте пришлось согласиться на эти условия, но очевидно, что Credit Foncier не удержало сделку в тайне. С тех пор практически каждый новый выпуск русских облигаций во Франции предварялся соглашением о финансовой поддержке российским государственным банком того или иного российского предприятия, выплачивающего дивиденды французским пайщикам.
Керченский скандал
Подобные схемы, ставшие нормой в отношениях Витте и парижской биржи, привели к появлению в России «особых» французских предприятий, которые процветали и выплачивали огромные дивиденды благодаря государственному покровительству. Довольно типична для того времени история успешной деятельности Общества Брянского завода, которое было основано в начале 1880-х на средства Societe Generale и группы французских вкладчиков, среди которых, как считалось, присутствовали несколько членов французского кабинета министров.
Брянский завод к началу 1890-х годов являлся лидером российского рельсопроката и металлообработки. Чистая прибыль общества достигала 4 млн руб. в год, акционеры получали до 38% прибыли на капитал. В 1894 году Общество брянского завода получило от государственного банка кредит в размере 12 млн руб. под залог облигаций для покупки Керченского железного рудника и постройки металлургического комбината. Керченское предприятие было оформлено как отдельное акционерное общество еще до того, как началось его строительство. Половина акций керченского предприятия была продана мелким французским вкладчикам, а половина перешла в собственность Брянского общества. Довольно скоро обнаружилось, что достроить керченский комбинат невозможно, поскольку практически весь 12-миллионный кредит был истрачен на повышение дивиденда для акционеров Брянского общества. Деньги ушли во Францию, строительство остановилось, и новый комбинат приступил к выпуску единственной возможной в его положении продукции – корпоративных облигаций. Брянское общество, насколько позволяло законодательство, переводило на «мертворожденную дочку» собственные долги, но главной проблемой оставался 12-миллионный долг госбанку, который необходимо было погасить к 1899 году.
В 1888 году Брянский завод обратился в канцелярию государственного банка с предложением принять в счет погашения кредита керченские облигации. Директор госбанка Борис Малешевский рассмотрел этот проект и поставил окончательную резолюцию: «Отказать. Операция невыгодна и крайне сомнительна с точки зрения законности». Однако французские инвесторы вовсе не собирались мириться с перспективой лишиться дивидендов на несколько лет вперед. Бомбардировка госбанка запросами из Брянска не прекращалась. Наконец в 1899 году обсуждение «керченского дела» вышло на уровень министров финансов. Посол Франции в Петербурге передал Витте телеграмму от Кайо, в которой положительная резолюция Малешевского на проект обмена облигаций объявлялась важнейшим условием размещения нового займа на парижской бирже. Россия предлагала французским рантье 3% обязательства Дворянского банка на общую сумму в 2 млрд франков. От успешного размещения бумаг зависела судьба золотого обеспечения рубля, за счет этих средств русский минфин планировал гасить старые и уже просроченные международные обязательства. Отказать Кайо и стоявшему за ним Societe Generale было невозможно.
Тем не менее Витте, взбешенный императивным тоном телеграммы, ответил крайне резко: «Наш Государственный банк, так же как и французский, действует на основании собственного устава. Как французский министр финансов не может давать указания, противоречащие уставу банка, точно так же я не могу давать приказания банку о выдаче ссуд, которые, по мнению совета банка, противны его интересам... Если Керченское общество действительно может представить все необходимые гарантии, то ему нетрудно получить ссуду во Франции, так как общеизвестно, что Брянск и Керчь всегда были финансируемы французами, и ваши акционеры более других заинтересованы в процветании сих предприятий».
«Чтобы доставить удовольствие»
Выпустив пар, Витте приказал созвать экстренное совещание совета госбанка, в ходе которого сделал следующее заявление: «Сильное падение курса акций Брянского общества произведет удручающее впечатление на французском денежном рынке. Оно также подорвет доверие к прочим русским ценным бумагам и поставит в неловкое положение французское правительство, поощрявшее инвесторов покупать русские займы и бумаги русских предприятий». Малешевский ответил, что «банк уже не в первый раз вынужден идти на подобные сделки, грозящие ему крупными потерями, но мнение представителей министерства, безусловно, будет решающим». Витте утвердил решение совета государственного банка и немедленно дал язвительную телеграмму в Париж: «Вы отлично понимаете, Кайо, что подобное решение с моей стороны не сообразуется со здоровыми принципами предпринимательства. Я решился сделать это исключительно ради того, чтобы доставить удовольствие вам, мой дорогой коллега, и всем близким друзьям членов французского правительства».
С 1900 по 1902 год Брянское общество восемь раз обращалось в государственный банк с просьбами о предоставлении кредитов и каждый раз получало поддержку. В 1902 году Societe Generale выкупило у госбанка обязательства Брянского общества номинальной стоимостью 10,8 млн руб. за 3,6 млн руб.
Попустительство подобным схемам вызывало резкую критику деятельности Витте на посту министра финансов, а затем премьер-министра. С 1898 года регулярно собиралась особая комиссия во главе с императором Николаем II, на которой обсуждались возможности ограничения свободы частной инициативы иностранных инвесторов России.
Трудно сказать, для какой из сторон франко-русского союза схемы кредитного и инвестиционного сотрудничества оказались более губительными. В начале ХХ века во Франции разразился кризис государственного долга: русские займы не встречали на своем пути никаких препятствий благодаря личной заинтересованности Жозефа Кайо в процветании отдельных российских предприятий.
В результате новый президент Франции Клемансо начал свое правление с того, что освободил министра финансов от должности, а также лишил его всех почетных званий и орденов.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
