Герман Хан: «На нефтяные компании можно надавить только раз»
Заместитель председателя правления Тюменской нефтяной компании (ТНК) тридцатисемилетний Герман Хан относится к представителям новой волны менеджеров, пришедших в ТЭК в результате приватизации. Однако в отличие от большинства своих коллег «приватизационного призыва» он по характеру своей предыдущей деятельности не банкир и даже не прогрессивный производственник. Он один из немногих нефтетрейдеров, занявший место высшего управленца нефтяной компании. Нам показался небезынтересным взгляд на отрасль человека, несколько лет воспринимавшего ее снаружи - из структуры, ранее никак не связанной с ежедневным производством.
«И правительству, и нефтяникам нужен механизм вырабатывания согласованной позиции»
Ко: На прошлой неделе ваше имя появилось в рейтинге ведущих российских лоббистов. Означает ли это, что лоббизм сейчас является основной сферой вашей ответственности?
Герман Хан: Для меня публикация рейтинга была неожиданностью. К лоббистам я себя не причисляю. В рамках компании занимаюсь вопросами тактического характера, на меня замыкается часть оперативной работы, а также вопросы, связанные с поддержанием рабочих отношений с региональными лидерами, в первую очередь с теми из них, в регионах которых базируется компания: Ханты-Мансийский округ, Тюменская и Рязанская области, плюс определенный сегмент регионов, с которыми мы работаем исторически: Башкирия, Татария, Удмуртия. Поэтому, видимо, возникает некий образ человека, занимающегося лоббизмом. Но это неверное представление. Лоббизм в иерархии моих задач стоит на последнем месте, на первом - конкретные вопросы обеспечения жизнедеятельности компании.
Ко: Тем не менее представитель ТНК был в числе тех руководителей нефтяных компаний, которые недавно выступили с публичной критикой правительства. Что это, как не развернутая попытка лоббировать свои интересы?
Г.Х.: Я бы прокомментировал этот демарш так: то выступление отражает некоторые наиболее важные, базисные вещи. Не нужно это воспринимать как некий вызов правительству. Все аспекты, которые были отражены в обращении нефтяных компаний, относятся к изменениям в налоговом законодательстве. Чтобы нефтяные компании получили возможность платить реальные налоги, а не договариваться с правительством об объеме денежных средств, которые, исходя из установленных налогов, каждая нефтяная компания может заплатить. Я считаю вредным прецедентом такую практику, когда в каждый отдельный момент времени, индивидуально с каждой нефтяной компанией Госналогслужба договаривается об объеме живых денег, о зачете. Если бы изменения в налоговое законодательство были внесены, то эта необходимость отпала бы.
Ко: А что, ГНС договаривается с каждой компанией отдельно?
Г.Х.: Налоговики понимают, что у нефтяных компаний денег сейчас нет. Но кризис застал каждую нефтяную компанию в разной ситуации: у кого-то дела лучше, у кого-то хуже, у кого-то кредитов западных больше (вчера, кстати, это было неплохо, а сегодня, в условиях кризиса, это стало негативным фактором), у кого-то меньше. В общем, идет процесс торговли. Правительство понимает, что все налоги, которые существуют, в сегодняшней ситуации собрать не удастся и нужно более гибко подходить к ситуации.
Ко: Понимать-то правительство все понимает, но давит по-прежнему. Или нет?
Г.Х.: Ситуация заключается в том, что надавить можно только один раз. Можно надавить и раздавить. Под обращением к правительству стоят подписи 14 нефтяных компаний, то есть всего российского ТЭКа. И такое единство было бы невозможно, если бы те предложения, которые в нем есть, действительности не соответствовали. Так что речь сегодня идет о том, чтобы не раздавить нефтяников, чтобы не допустить цепной реакции, результатом которой может стать тотальное сокращение объемов добычи и под угрозой окажется экономическая независимость страны. Ведь мировой нефтяной рынок устроен таким образом, что Россия может нефть импортировать, не добывая ее.
Ко: Вы считаете, что это реальная перспектива?
Г.Х.: Есть топливный баланс страны, и если добыча будет падать, а потребности - сохраняться, то придется нефть импортировать. Украина ведь импортирует, и не только из России. В обществе существует мнение, что в условиях начинающейся инфляции, роста курса доллара и небольшого роста цен на нефть у нефтяных компаний появляется некая дельта, которую государство пытается разными способами забрать в бюджет. Нужно понимать, что если даже такая дельта появляется (а вопрос ее появления пока очень спорный), то процессы индексационного характера - зарплаты, обязательства, расчеты с подрядчиками - тоже растут и эту мифическую дельту догоняют. Так что маржа пока не накопилась. Если компания сегодня делает расчеты и видит перспективу увеличения объема поступления денежных средств, то она планирует индексацию или уменьшение разрыва по зарплате. И когда возникают слухи о том, что правительство еще не накопившуюся маржу путем разных дополнительных налоговых обременений хочет получить в бюджет, то это создает нервозность и приводит к замораживанию всех этих проектов. А это, в свою очередь, ведет к обострению социальной ситуации в регионе. Завтра те же деньги федеральным органам придется тратить на урегулирование возникших конфликтов, поэтому правительство должно в этом плане быть очень осторожным.
Ко: Скажите, вы верите в то, что правительство пойдет на реализацию всего того комплекса мероприятий, который предлагается нефтяниками? Вы просите снизить плату за недра, не вводить акциза на экспорт и других платежей...
Г.Х.: Понятно, что нефтяные компании просят по максимуму, это вполне объяснимо. Но вряд ли правительство удовлетворит все их пожелания. Надо искать какую-то золотую середину. Пока хотелось бы, чтобы в результате подобных обращений был создан рабочий орган, в состав которого вошли бы и госчиновники, и представители компаний и который разработал бы сбалансированную программу по сохранению нефтяного комплекса. Нам нужен механизм вырабатывания согласованной позиции.
Ко: Если касаться позитивной части программы, того, что нефтяники предлагают сами, то там в качестве основной меры предлагается программа адресной поддержки предприятий отрасли. Как вы считаете, в каких формах могла бы осуществляться эта поддержка? Я боюсь, что это приведет к тому, что у нас уже было в начале 90-х годов, когда кредиты на поддержку промышленности до этой спасаемой промышленности не доходили, а оседали в банках.
Г.Х.: Страна на сегодня существует в первую очередь за счет экспортных товаропроизводителей: нефть, газ, отчасти металлы. В условиях, когда более сложные, наукоемкие отрасли находятся в состоянии упадка, то ничего другого правительству не остается, как осуществлять комплекс мероприятий для сохранения экспортно ориентированных отраслей. При этом, безусловно, необходимо учесть ошибки, о которых вы говорите. В стране есть положительные примеры господдержки.
Немного отвлечемся и возьмем другую сферу - печально известные сельхозкредиты. В течение длительного времени государство ежегодно выделяло селу и денежные и товарные кредиты (в том числе ряд нефтяных компаний участвовали в программах кредитования сельхозпроизводителей ГСМ). Правительство потеряло на этом колоссальные деньги, потому что не контролировало возвратности кредитов. Но если посмотреть историю выделения сельхозкредитов за последний год, то ситуация кардинально изменилась. Была выработана схема, по которой уполномоченные банки (СБС-Агро и Альфа-банк) несли ответственность за возврат. Я, принимая определенное участие в реализации этой программы по линии Альфа-банка, знаю, что более 90% кредитов были банку и государству возвращены, а по оставшимся 10% идут активные судебные процессы и они будут возвращены. То есть государство может, если хочет, находить схемы, при которых и производитель получает поддержку, и банки зарабатывают (причем не варварские проценты, а реальную маржу за сервис и риски), и правительство не теряет. Поэтому надо говорить не о прямой поддержке той или иной нефтяной компании, а о схемах поддержки с использованием независимых банков.
Ко: Вы говорите о независимых банках. Но в обращении нефтяников говорилось и о такой мере, как допуск на внутренний рынок иностранных банков. Есть такая версия: у ряда нефтяных компаний, вышедших из банковского бизнеса, интерес к последнему по понятным причинам утрачен, и теперь они не прочь пустить в Россию инобанки. Прокомментируйте, пожалуйста.
Г.Х.: Не нужно все упрощать. В результате нынешнего кризиса количество надежных российских банков сократилось, уровень доверия бизнес-сообщества к российской банковской системе в целом подорван. Эту нишу надо чем-то заполнять. И быстро ее можно заполнить только за счет привлечения крупных, стабильных западных банков. Вот в этом смысл предложения, а не в лоббировании интересов конкретных людей, которые потеряли свой банковский бизнес и теперь готовы кого-то в этот бизнес пустить.
«Мы изначально пришли в кризисную ситуацию внутри компании»
Ко: Поскольку мы только что говорили о кризисе, то с чем ТНК подошла к этому тяжелому времени? Как кризис сказался на структуре затрат компании?
Г.Х.: Дело в том, что вся история возникновения и работы ТНК кризисна. Компании как таковой не существовало де-факто до декабря 1997 года. До того вся компания заключалась в наборе людей, которые занимались статистикой и оказанием пассивной помощи некоторым юридическим лицам, которые вошли в состав компании по решению правительства. Горизонтальных связей внутри компании не существовало, была работа независимых друг от друга учреждений. «Нижневартовскнефтегаз» (ННГ) занимался добычей и продажей нефти, Рязанский НПЗ стоял в руинах и еле-еле работал на давальческом сырье (уровень его загрузки из всех российских заводов был самый низкий), сбытовые организации жили независимой жизнью. Все это хозяйство находилось в разболтанном состоянии, да еще с криминальным душком.
После того как мы выиграли инвестиционный конкурс на 40% акций ТНК, вокруг компании начался новый виток борьбы. В него включился Палий (Виктор Палий, бывший генеральный директор ННГ. - Прим. Ко) с группой акционеров ННГ, не заинтересованных в построении вертикально интегрированной структуры. Не углубляясь в хорошо известные подробности, скажу, что в результате долгих судебных разбирательств владельцы 40-процентного пакета стали владельцами пакета в 51% ТНК и получили полный контроль над ННГ. Это случилось в январе этого года, и с этого момента компания стала единым организмом. За этот период был создан реально действующий управленческий аппарат, решены кадровые вопросы, на всех предприятиях ТНК введено управление со стороны головной компании. Скажем, уровень загрузки Рязанского НПЗ на протяжении последнего года из месяца в месяц увеличивается и на сегодняшний день приближается к максимально возможной отметке. Издержки на тонну добываемой нефти сократились примерно на 100 руб., что вполне прилично. Затраты на переработку нефти на сегодня у нас одни из наиболее низких в России, несмотря на то что завод с точки зрения технологических характеристик, безусловно, далеко не самый лучший.
Так что если говорить о кризисе, то мы изначально пришли в кризисную ситуацию внутри компании. Идеологически и практически мы были подготовлены к кризису и вошли в него довольно плавно. Что позитивного, так это то, что ТНК не успела привлечь «длинное» западное финансирование и соответственно финансовый обвал рынка на нас не повлиял. Многие нефтяные компании потеряли деньги в обвалившихся банках - нас это тоже не коснулось, так как наш основной внутренний контрагент -Альфа-банк - устоял.
Ко: А сокращения проводились?
Г.Х.: Само собой, но до кризиса. На сегодня разрыв по зарплате в ННГ с пяти месяцев сократили до одного, и надеемся, что до декабря задолженность по зарплате будет сведена к нулю. Несмотря на введение в ННГ внешнего управления, мы реструктуризировали задолженность перед городским и окружным бюджетами и выполняем соглашения по ее погашению как по текущим платежам, так и по просрочке.
Ко: Что можно сказать о сбалансированности компании?
Г.Х.: Сама по себе компания с точки зрения добываемых объемов сырой нефти избыточна. У нас остается небольшой объем для реализации сырой нефти на свободном рынке и для переработки на «чужих» заводах. Мы работаем с башкирской группой нефтеперерабатывающих заводов, но в связи с реализацией программы по плановому увеличению загрузки Рязанского НПЗ и созданием мини-завода в Нижневартовске свободный объем нефти сейчас практически равняется нулю. Компания приобретает на рынке некоторые объемы сырья только для ведения коммерческих программ, которыми исторически занимались российские нефтетрейдеры. У нас есть богатый опыт «Альфа-Эко» (эта внешнеторговая структура сейчас фактически влилась в состав ТНК. - Прим. Ко), и операции с сырой нефтью будут одним из новых направлений деятельности ТНК. Российские нефтяные компании до сих пор не работали на рынке по такой схеме: приобретение чужого сырья, переработка его на чужих заводах и реализация через независимые сбытовые сети для получения прибыли от всей цепочки операций. Этим занимались независимые нефтетрейдеры. В условиях сегодняшнего рынка, когда идут инфляционные процессы, мы намерены в рамках компании такой бизнес развивать.
Ко: В каких регионах расположены сбытовые подразделения ТНК?
Г.Х.: Одна группа «сбытов» находится в Центральной России: Рязань, Калуга, Тула, Курск. Один «сбыт» - в Тюмени, наиболее проблемная позиция. Система снабжения этого «сбыта» с рязанского завода географически затруднена, поэтому для его снабжения мы раскручиваем нижневартовский завод, который со временем выйдет на объем переработки 300 тыс. т в год. Несмотря на длинное транспортное плечо (около 1000 км), за счет получения только светлых нефтепродуктов эксплуатация завода для снабжения Тюмени и обеспечения внутренних потребностей компании в Нижневартовске становится выгодной.
Существует и башкирская программа, которая учитывает возобновление эксплуатации существующего нефтепродуктопровода Уфа - Тюмень. Эта труба длительное время не работала, и теперь мы планируем ее запустить. Рассматривается также вопрос создания системы переработки на базе Тобольского нефтехимического комбината. Но это пока на уровне идей.
Ко: Сколько стоит программа?
Г.Х.: Общая стоимость - около $8 млрд, первый этап - $400 млн в течение первых двух лет. В итоге будет проведена комплексная реконструкция всего Самотлорского месторождения, изменена инфраструктура. Вся инфрастуктура, сам город Нижневартовск строился из расчета объема добычи 160 млн т в год, а сейчас там добывается 16 млн т. Падение добычи кратное, а количество людей осталось прежним.
Ко: Будет ли у ТНК стратегический партнер?
Г.Х.: Наша идеология на этот счет такова: стратегическое партнерство подразумевает участие некоей иностранной компании в акционерном капитале. На сегодня мы считаем, что еще не исчерпали всех своих внутренних возможностей и речь о привлечении партнера может идти только тогда, когда они будут исчерпаны. Возьмем показательный пример с «Сиданко». Там появился стратегический партнер, а компания разваливается. Почему? Потому что проблемы, стоящие внутри России, иностранный стратегический партнер решить не может. Западный менеджмент не в состоянии решить наши специфические задачи, деньги тоже даются под конкретные проекты, а не просто под партнерство, акции российской нефтяной компании продать сейчас тоже невозможно. Так что концентрироваться на поиске стратегического партнера сейчас бессмысленно. Мы предпочитаем вести переговоры и с нефтяными компаниями, и с банками, и с консалтинговыми структурами по конкретным проектам, а будущее покажет, кто нам больше подходит. Западные партнеры тоже ведь разные бывают.
Хотелось бы сказать несколько слов о совместном предприятии «Турапетролеум», которое было создано бывшим руководством «Тюменнефтегаза». 50% акций СП принадлежит канадской фирме Black Sea, 50% - российской стороне. Компания Black Sea ничем примечательным на мировом нефтяном рынке себя не зарекомендовала, и единственное, что о ней известно: в ее создании принимали участие ряд канадских пенсионных фондов. «Тюменнефтегаз» передал СП лицензию на одно из своих месторождений, и оно добывало примерно 350 - 400 тыс. т нефти в год.
Когда мы начали разбираться с хозяйством компании (а «Тюменнефтегаз» входит в состав ТНК), то выяснилось, что за аренду оборудования у «Тюменнефтегаза» СП ничего не платит, дивиденды «Тюменнефтегаз» как акционер не получает, буровые работы проводятся за счет платы за недра, которую выплачивает ТНК, и так далее. Плюс предприятие было создано с нарушениями, наиболее существенное из которых - передача в уставный капитал СП лицензии, принадлежавшей «Тюменнефтегазу», на разработку месторождения, что вообще-то законом воспрещается.
Мы предложили провести аудит вложений и на основании аудита либо пересмотреть доли участия сторон, либо довнести в капитал денежные средства. Канадские партнеры от этого отказались, сославшись на договоренности с прежним руководством «Тюменнефтегаза». Мы инициировали судебные разбирательства, добились решения суда о передаче лицензии прежнему владельцу. Что делают канадцы? Они применяют давно известный прием, утверждая, что ущемляются права западных акционеров, пытаются к этому делу подключить посольство Канады, надавить на Минтопэнерго, Минприроды. Вот пример недобросовестности партнера.
Вероятно, прежнее руководство «Тюменнефтегаза» (фактически государственного предприятия - ведь оно входило в состав тогда на 100% принадлежащей государству ТНК) больше заботилось о собственных интересах, нежели о государственных.
Ко: Вы упомянули о «Тюменнефтегазе» - второй после ННГ нефтедобывающей структуре в составе ТНК. Каково их положение сейчас?
Г.Х.: В отличие от ННГ это была вполне успешная компания, хотя и небольшая по объему добычи (1,5 - 2 млн т ежегодно). Предприятие было прибыльным, исправно платило налоги и не имело задолженностей. Нам не потребовались значительных усилий для того, чтобы вписать «Тюменнефтегаз» в общую систему. Хотя там тоже пришлось применить схему снижения затрат: в Подмосковье по довольно странным расценкам прежним руководством был построен коттеджный поселок, на балансе предприятия висели базы отдыха, гостиница и прочие непрофильные заведения. Герман Борисович Хан родился 24 октября 1961 г. в Киеве. После окончания средней школы работал учеником слесаря, затем слесарем второго разряда на Киевском опытно-экспериментальном заводе нестандартного оборудования. В 1978 г. поступил на второй курс Киевского индустриально-педагогического техникума, окончил его в 1982 г. В 1982 - 1988 гг. учился в Московском институте стали и сплавов. С 1988 г. работал в ряде кооперативов. С 1990 г. - в системе «Альфа-Эко»: в 1990 - 1992 гг. - начальник отдела оптовой торговли, затем начальник отдела экспорта, с 1995 г. - директор сырьевого департамента, с 1996 г. - президент АОЗТ «Альфа-Эко». В 1998 г. назначен заместителем председателя правления Тюменской нефтяной компании.
Ко: Из ваших слов следует, что, несмотря на то что ННГ работает на выработанных месторождениях, в том числе на Самотлоре, нефти у вас много.
Г.Х.: Пока мы наращиваем мощности без увеличения объема добычи. Увеличение добычи - это отдельная тема, и для этого нам надо реализовать программу СРП (соглашения о разделе продукции. - Прим. Ко). Наши расчеты по программе СРП одобрены местными администрациями, и в ближайшие два месяца она должна пройти окружную Думу в Ханты-Мансийске, затем заседание госкомиссии и внесена в Госдуму.
Если программа будет реализована, то жизнь Самотлора может быть продлена минимум на 20 лет.