Глобальный финансовый кризис: будет или мы уже в нем?

Глобальный мировой экономический кризис — 2023 неизбежен. Пузыри, готовые лопнуть, надулись по всему миру. Фондовый рынок, недвижимость, высокотехнологичные стартапы-пирамиды, в которые закачаны триллионы долларов, — все это качается на еще недавно устойчивом фундаменте крупнейшей экономики мира, госдолг которой превысил $30 трлн. Но самым наглядным знаком начала конца стал крах банка Credit Suisse — вечного символа непотопляемой банковской системы Швейцарии. 

В январе 2008 года, спустя полгода после того, как пожар, катализатором которого послужил лопнувший ипотечный пузырь в США, перекинулся на глобальную финансовую систему, Алексей Кудрин, будучи зампредом правительства и главой Минфина, на экономическом форуме в Давосе презентовал Россию инвесторам как «тихую гавань» в разгар тяжелейшего финансового кризиса. Сам Кудрин позже объяснял, что верил в сказанное, поскольку ипотечное кредитование в тот период в России было скорее исключением, чем нормой. Но он ошибся. Жизнь показала, что мировой финансовый кризис накрывает абсолютно всех — как бы структура экономики разных стран ни отличалась одна от другой. И Россия здесь не исключение.

Кризис без прогнозов

Оглядываясь назад, кажется удивительным, что столь масштабные проблемы в экономике США 2007 года почти до момента начала коллапса не привлекали внимания тех, кому положено бить тревогу. В роли предсказателей тогда выступали Майкл Бьюрри — финансист, глава хедж-фонда Scion Asset Management (именно он напророчествовал кризис на рынке недвижимости), а также Нуриэль Рубини — американский экономист, прогноз которого, сделанный еще в 2006 году, затем прославил его на весь мир.

Что же касается сегодняшнего дня, то различные «схемы» сползания в мировой кризис 2023 года, один страшнее другого, с завидной регулярностью появляются уже как минимум года три. В том числе ЦБ РФ в своих альтернативных сценариях денежно-кредитной политики (ДКП) на 2022 год и среднесрочную перспективу выделяет как переломный именно I квартал 2023 года. То есть еще в 2021 году, задолго до прошлогодних геополитических катаклизмов, российский регулятор ожидал, что разворачивающийся финансовый кризис будет сопоставим по масштабам с тем, в который мир погрузился в прошлый раз, и будет сопровождаться периодами длительной неопределенности и восстановления. Причем базировались негативные прогнозы не на постпандемийных проблемах, а на «классических» системных проблемах в экономике. В Банке России не сомневались, что при таком сценарии нефть опустится «в среднем» до $40 за баррель, спад в экономике РФ по году составит 1,4–2,4%, восстановление займет весь прогнозный период.

А в августе прошлого года Центробанк РФ пересмотрел свои прогнозы ДКП с учетом ситуации в геополитике, сообщив, что в случае мирового кризиса рост в РФ в пределах 1% возобновится не раньше 2025 года.

Первые всадники Апокалипсиса

И ранее не стихавшие разговоры о грядущем начале мировых катаклизмов активизировались в марте 2023 года, на фоне сбоев в банковской системе США. Первым в цепочке банкротств оказался 8 марта небольшой по американским меркам Silvergate Bank с активами $11 млрд. Через пару дней за ним последовал средней капитализации ($175 млрд, топ-16 американской банковской системы) Silicon Valley Bank, имевший представительства по всему миру. Signature Bank, чуть меньшего размера — $110 млрд, закрывавший топ-30 в рейтинге, объявлен несостоятельным 13 марта. Клиенты бросились забирать деньги, в том числе и из европейских банков. Постепенно паника утихла.

А в конце марта стало известно о крахе казавшегося ранее непотопляемым Credit Suisse, созданного еще в середине XIX века. «Символ» банковской системы Швейцарии — страны, которая на протяжении веков остается одним из мировых глобальных финансовых центров, был за бесценок продан основному конкуренту — UBS.

Строго говоря, связывать проблемы швейцарского гиганта и игроков из США, исходя из хронологии событий, не имеет смысла. О проблемах в швейцарском банке стало известно задолго до его краха. Только в начале октября прошлого года клиенты, ознакомившись с финансовой отчетностью Credit Suisse за III квартал, вывели из него под $90 млрд. Также в последние годы имя банка часто мелькало в связи с разными скандалами, в том числе — из-за неразборчивости в выборе клиентов, и банкротств в 2021 году хедж-фонда Archegos Capital и финтех-стартапа Greensill, куда организация вложила значительные средства.

Скажем больше: за III квартал 2022 года и первые два месяца зимы жители Еврозоны сняли с банковских счетов €214 млрд, причем в феврале был побит четвертьвековой рекорд: отток составил €71,4 млрд. Весь прошлый год активно худели счета и в США, и в Великобритании. Эксперты связывают тенденцию с окончанием эпохи низких ставок ведущих центробанков мира и нежеланием банкиров предлагать клиентам выгодные условия.

Вернемся в март 2023 года: вопреки предсказаниям, падение трех подряд американских банков не привело к эффекту домино. Но эксперты отмечают, что проблемы, которые их «убили», — системные, они связаны с установленными американским регулятором нормативами переоценки портфелей ценных бумаг. А запустила проблемы Федеральная резервная система США (ФРС), начав активно закручивать гайки через повышение процентных ставок, чтобы подавить высокую инфляцию.

Экономическое пугало

Говоря о предпосылках кризиса, аналитики часто ссылаются на огромный госдолг крупнейшей экономики мира — он стремительно приближается к показателю в $31,5 трлн. «Это какой-то устойчивый тренд — десятилетиями выдавать желаемое за действительное, — комментирует представление рынка о долговом кризисе в США как источнике всех бед на планете Олег Буклемишев, директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ. — Финансовый сектор все же выучил основные уроки предыдущего кризиса, увеличение государственного долга сталкивается в основном с внутренними политическими перебранками, которые обычно преодолеваются. Не вижу предпосылок для системных проблем».

Еще одно ставшее уже привычным экономическое пугало — ситуация в Китае, который так долго «под предлогом» угрозы распространения COVID-19 проводил политику нулевой терпимости, что усугубил проблемы, с которыми мир столкнулся в пандемию. Среди них кризис производства (в том числе микрочипов), разрыв логистических цепочек поставок и прочее.

Все эти действия властей в итоге способствовали замедлению темпов роста собственной экономики Поднебесной, а также привели к проблемам в ипотечной сфере, «открывшимся» в середине 2022 года. Впрочем, во Freedom Finance считают, что меры, принятые правительством для поддержки девелоперов, купировали риски.

Что считать кризисом

Мнения о том, движется ли мир в глобальный кризис или даже уже в нем находится, диаметрально противоположны. Ряд экспертов без устали доказывают, что существующий мировой миропорядок трещит по швам и вот-вот обрушится. Другие — что кризис разворачивается, третьи — что проблемы локальные, то есть приведут только к рецессии в некоторых странах и затронут определенные сектора, но не переродятся в глобальные. Есть еще четвертая категория экспертов: они не соглашаются высказываться публично, считая, что с учетом множества постоянно меняющихся факторов прогнозирование скорее напоминает гадание.

В общем, вопрос в том, что считать кризисом, философски рассуждает Олег Буклемишев. «Полноценный кризис не наступил и неизвестно, наступит ли. Системных проблем, затрагивающих существование мировой экономики, пока не предвидится. Можно констатировать ее замедление, но скорее всего, она останется в зоне роста, — полагает эксперт. — Отдельные страны могут на какой-то период войти в рецессию. Это периодически случается, в последние годы — не очень часто. Такого масштаба событий, какие были 15 лет назад или в пандемию, наверное, ждать не стоит».

Илья Каленков, генеральный директор «Европейской Электротехники», призывает к стоицизму: «Это не первый кризис в истории человечества, поэтому придавать ему глобальное значение, на мой взгляд, не стоит».

МВФ: пересмотр ожиданий

В начале апреля Кристалина Георгиева, директор-распорядитель Международного валютного фонда (МВФ), заявила, что попытки центробанков разных стран мира сдерживать высокую инфляцию приводят к большей уязвимости мировой экономики, это угрожает ей нестабильностью и замедлением роста. Но повторения глобального кризиса 2008 года в МВФ не ожидают. Сложно сказать, реальные ли озвученные оценки или это успокоительные «словесные интервенции», но в российской научной среде к прогнозам организации относятся с доверием.

Наталья Сахарчук, руководитель программ MBA ИМЭБ РУДН, в своих прогнозах учитывает выкладки МВФ, согласно которым темпы роста мировой экономики в 2023 году могут составить 2,8%, а в 2024-м — 3%. Обе эти оценки в апреле подверглись корректировке вниз по сравнению с предыдущими прогнозами, но всего на 0,1 п. п, отмечает эксперт. На пересмотр повлиял не только «банкопад» в США, но и прошлогоднее обрушение британских государственных облигаций из-за попытки нарастить объем госзаимствований. В этой связи управляющий директор Enfilade Capital Александр Кубышкин вспоминает, как на экспертном уровне обсуждалось: не превращается ли рынок Англии в развивающийся, но пришли к выводу, что доверие пока не иссякло.

В силу очевидных причин наиболее интересны для аналитиков прогнозы МВФ относительно Америки и Еврозоны, а также других крупнейших экономик мира. Темпы роста в США по текущему году замедлятся с 2,1% до 1,6%, в будущем и вовсе до 1,1%. В ЕС показатель с 3,5% снизится по итогам 2023 года до 0,8%, прогноз на следующий — до 1,4\%.

Оценки перспектив Китая в обновленном прогнозе МВФ не подверглись корректировке и составляют соответственно 5,2% и 4,5%, Индии — снижены до значений 5,9% и 6,3%.

Фонд прогнозирует снижение общемировой инфляции, которая в 2022-м составила 8,7%. На текущий год плановый показатель сейчас на уровне 7%, на следующий — 4,9%. Тем не менее из-за снижения уровня безработицы и высоких корпоративных прибылей, подстегивающих рост потребления, МВФ на 0,6 п. п. Повысил прогноз базовой инфляция в среднем по миру по итогам года —она опустится до 5,1%.

По кому ударит больнее

Среди тех, кто не обещает глобальных общемировых проблем, — «глашатай» прошлого кризиса Майкл Бьюрри. Финансист предрекает США многолетнюю рецессию, поскольку не видит сил, способных изменить ситуацию к лучшему.

Профессор Гарварда Кеннет Рогофф считает чудом, что кризис не случился в прошлом году, и осторожно говорит о сложном стресс-тесте, который сейчас проходит мировая экономика. Он видит в зоне риска инвестиционные компании, особенно вложившие средства в недвижимость — сектор, в котором он ожидает резкого падения.

Автор «черных лебедей» Нассим Талеб прогнозирует «затяжную криптозиму». Олег Буклемишев соглашается, что в секторе будет падение, но подчеркивает, что это довольно маленький и концентрированный рынок, из-за которого «уж точно никаких системных последствий не будет, хотя кому-то будет больно».

«Пузыри надулись по всему миру. Не столько в акциях — в основном в сфере недвижимости. Вопрос в том: до такой ли степени это вредит балансам финансовых учреждений, как в глобальный финансовый кризис. Пока очевидных проблем нет», — считает эксперт.

Наталья Сахарчук ожидает, что «громко лопнет пузырь высокотехнологичных стартапов» — пирамиды, в которую закачаны триллионы долларов.

Владимир Гамза, председатель комитета ТПП РФ по финансовым рынкам и кредитным организациям, видит в группе риска «все те рынки, которые в значительной степени зависят от государственных заказов, преференций и финансирования».

Инфляция как меньшее зло

Василий Кашкин, директор агентства Kashkin.com.cn, убежден: США и Англия продолжат год за годом сдувать реальную экономику через инфляцию, заодно сжигая долги. Никаких иных идей и инструментов, кроме как дальше печатать деньги, у правительств этих стран нет, что делать с гигантскими пассивами — непонятно, инфляционная воронка все глубже, перечисляет эксперт. «Альтернатива: упасть в жесточайший кризис прямо сейчас. Неизвестно, что лучше для США, Англии и ЕС, но для остальных стран инфляционный сценарий точно лучше: он дает время адаптироваться к меняющейся ситуации», — считает он.

Основной вопрос состоит в том, насколько монетарные власти США способны демпфировать проблемы. Дальнейшее ужесточение монетарной политики со стороны ФРС маловероятно: рынок ждет майского повышения ставки на 0,25 п. п., которое, вероятно, завершит цикл роста, говорит Наталья Сахарчук. Пока действия Федрезерва, по мнению МВФ, позволяют сдерживать панические настроения в мире, но большой вопрос: удастся ли надолго сохранять ставки на высоком уровне, отмечает она. Вывод эксперта РУДН: «Наиболее вероятен кризис, связанный с плавным, растянутым на десятилетие как минимум и управляемым ФРС дефолтом США. Обвального кризиса не ожидается. США и ЕС столкнутся с кризисом в среднесрочной перспективе в 2025–2027 годах, Индия и Китай в худшем случае — с серьезным замедлением темпов роста экономики».

В то же время предприниматель Илон Маск прогнозирует дефолт по американскому госдолгу, считая, что такое развитие событий в любом случае только вопрос времени.

«В Америке значительная часть долга циркулирует „внутри“ США: бюджет должен ФРС или системе социального обеспечения. Они между собой всегда договорятся, как реструктурировать и когда платить», — оптимистично оценивает перспективы Олег Буклемишев.

Адепты нового кризиса

Современный Гуддини от экономики — Нуриэль Рубини — снова пророчит глобальное потрясение, куда более жесткое, чем предыдущее. В основе его прогноза лежат сверхвысокие показатели закредитованности — в целом в мире по отношению к ВВП они оцениваются в 350%, в развитых странах — порядка 420%, накладывающиеся на проблемы возможной стагфляции, что делает традиционный способ борьбы с экономическими неурядицами неэффективным. Проблем, по мнению гуру, добавляют геополитические конфликты, связанные с внешними политиками РФ и Китая и реакцией на них мирового сообщества.

Александр Кубышкин предрекает мировым финансам армагеддон из-за кризиса госдолгов, демографических трендов, геополитических проблем и «поломок» в политических системах.

Борис Коган, руководитель инвесткомпании «Московские партнеры», ожидает, что кризис затронет все крупнейшие экономики мира: Европу, США, Китай, а также и Японию. На ситуацию в последней также обращает внимание и Олег Буклемишев: в третьей по величине экономике мира, где действительно непомерно высокий государственный долг (и власти пытаются монетарными средствами удерживать нулевые процентные ставки, невзирая на прирост инфляции), «ситуация может стать неуправляемой». Проблемы Китая руководителя Центра МГУ тоже настораживают в большей степени, чем американские.

Михаил Задорнов, экс-глава Минфина, в апреле в интервью РИА «Новости» заявил о глобальном кризисе как о свершившемся факте. Обесцениваются не только банковские акции, но и другие активы, такие как госбумаги с длительными сроками погашения, недвижимость во многих странах мира, корпоративные бонды, страдает рынок венчурного капитала. Кризис должен устранить гигантские, накопленные за 15 лет дисбалансы, сложившиеся из-за длительного периода нулевых процентных ставок, накачки деньгами, последствий пандемии, протекционизма и торговых войн, считает финансист. Государства из режима свободной торговли переходят к режиму «закрытых границ», на это накладывается конфликт РФ и Украины. Все это приводит к циклическому кризису, накладывающемуся на геополитический, «направленный на изменение мирового порядка, который мы увидим в следующие пять — десять лет», поясняет Михаил Задорнов.

Гавань без ветра как утопия

Жизнь показала, что идея непотопляемости российской экономики в период глобальной турбулентности 2007–2009 годов в силу ее «особости» — не более чем утопия. «Алексей Кудрин сделал в 2008 году скорее политическое заявление, по факту Россия не стала никакой гаванью, капиталы из страны продолжили утекать», — вспоминает Наталья Сахарчук.

Россия получила мощный удар по бюджету, который формировался на 50% из нефтегазовых доходов, а все инвестиционные отрасли просто «легли» в 2009–2010 годах, напоминает Василий Кашкин.

Владимир Гамза считает, что кризис значительно подорвал экономику страны: к объему ВВП 2008 года в сопоставимых ценах мы вернулись лишь в 2011 году, и в дальнейшем — темпами ниже среднемировых. А к бурному росту нулевых в 5–8% в год не вернулись вообще.

«Индекс РТС потерял с конца 2006 года по конец 2008 года 67,1%, в то время как американский S&P 500 — только 36,3% (если считать по ценам закрытия). Российский индекс достигал пикового значения 19 мая 2008 года: 2487,92 пункта. По состоянию на 12 апреля 2023 года РТС все еще торговался на 60,8% ниже своего максимума 2008 года, в то время как S&P 500 на 187,7% превысил отметку 19 мая 2008 года, — приводит красноречивые выкладки независимый эксперт в области инвестиций и финансов Константин Новик. — Если брать период с 2000 года, то российские акции выглядят выигрышно, но это обусловлено экономическим и сырьевым бумом начала 2000 годов. В кризисный и посткризисный периоды российский рынок выступил слабо. С учетом дивидендов ситуация выглядит лучше, но картина существенно не меняется: для индекса Мосбиржи совокупного дохода результат составил –23,4% с 19 мая 2008 года по 12 апреля 2023 года».

Статистика ВВП демонстрирует похожие результаты, показывает эксперт: «Падение российской экономики после кризиса в 2009 году было –7,8% против –2,6% в США. Дальнейшее восстановление проходило динамичнее. Санкционная история после 2014 года привела к отставанию, но к 2018 году темпы роста российского и американского ВВП оказались сопоставимы. Разница снова появилась в 2022 году: –2,1% ВВП России в сравнении с +2,1% США. Накопленное отставание с 2008 по 2022 год достигло 9,1%. Кризис мировой экономики может сократить отрыв, если российские показатели окажутся лучше, но разница немаленькая».

Что будет с Россией?

«Ни тогда, ни сейчас никто нас как тихую гавань не рассматривал: российская экономика не железобетонная и, несмотря на все усилия, продолжает быть в значительной степени глобализированной, зависимой от спроса на товары нашего экспорта. Если в мире будет хворь, мы заболеем сильнее», — убежден Олег Буклемишев.

Безболезненно пережить кризис мы не сможет, так как зависим от поставок продукции на экспорт, солидарна во мнении Наталья Сахарчук.

«Каждый кризис уникален, но российский рынок недостаточно окреп. К росту волатильности ведут небольшое число инструментов и ограниченная ликвидность. События неэкономического характера тоже оказывают влияние, что отражается в повышенной риск-премии российских активов. Об этом, в частности, в марте публично говорила глава Банка России Эльвира Набиуллина», — отмечает Константин Новик.

Текущий прогноз МВФ на 2023 год относительно роста экономики в РФ по итогам I квартала этого года улучшен до 0,7% (в январе закладывали 0,4%), что в значительной степени объясняется эффектом базы после прошлогоднего падения на 2,1%. На следующий же год ожидания стали более негативными — рост на 1,3%, минус 0,8 п. п.

В России при этом крепнет риторика относительно новой индустриализации и прочих благ, которые несет отказ от сотрудничества с Западом. Василий Кашкин видит «отличие от ситуации 2008–2009 годов в том, что обособление экономики готовилось заранее, еще с 2015 года, и девальвация рубля к доллару — сначала до отметки 60, потом и до 80 — обеспечила более высокую степень экономической автономии и простимулировала рост импортозамещения». Никакого притока капитала в страну нет, так что говорить о зависимости не приходится, комментирует нынешнее положение Наталья Сахарчук.

Будем наблюдать

Константин Новик уточняет: «Ослабление связи с мировой финансовой системой в первую очередь отражается на снижении влияния „быстрых денег“, спекулятивного капитала. Влияние мировой экономики сохраняется: российские соседи интегрированы в глобальные процессы. Мы зависим от стоимости природных ресурсов. Результаты могут оказаться неутешительными, если игнорировать этот факт».

«Мы потеряли экспортные доходы, инвестиции, самого удобного контрагента — ЕС. Это означает отсутствие длинных, крупных, технологически насыщенных и политически несвязанных капиталов для развития. Китай всего этого России не даст. А полная „независимость“ от внешнего мира, изоляция — это чучхе, северокорейская история, которой хотелось бы избежать при любом сценарии», — комментирует перспективы добровольной самоизоляции Олег Буклемишев.

Михаил Задорнов прямо говорит, что российским финансовым властям доступна только позиция наблюдателей. «У нас все произошло в 2022 году, мы свой кризис пережили. Мы изолированы от мировой финансовой системы и некоторых ключевых технологий, и единственное, на что можно воздействовать, — это текущий счет платежного баланса, поощрение движения капитала», — оценивает он ситуацию.

Новая индустриализация

Проблем экономике России хватит даже и без масштабного кризиса, уверен Олег Буклемишев: «Бюджет — хоть и очень важная, но лишь одна из составляющих. При серьезной мировой рецессии могут добавиться „в минус“ пара триллионов рублей. Пока ликвидности у государства довольно много, и этот год мы точно переживем, но что будет дальше?» — рассуждает эксперт.

Рассуждения о том, что в условиях мирового катаклизма в экономике в РФ возможна модернизация, похожая на сталинскую индустриализацию 1930 х годов, экономиста явно не убеждают. «Отличие кардинальное: тогда были те, кто желал строить в России заводы за золото, а сейчас за это не возьмется никто, даже китайцы, — уверяет Олег Буклемишев. — Я бы сравнивал происходящее сегодня скорее не со сталинской индустриализацией, а с эпохой позднебрежневской, с афганскими санкциями. Начиналось падение эффективности, технологическое отставание, запреты на поставки материалов и оборудования на фоне колоссальных вложений в ВПК. Цены и объемы экспортируемой нефти шли вниз, а импортируемого продовольствия и других товаров — вверх».

«Золото в обмен на заводы — нет. Скорее, за юани», — видит ситуацию Наталья Сахарчук. У России достаточно дружественных стран, чтобы совместно выстроить необходимую структуру, логистику и финансовую модель реализации программы новой индустриализации нашей страны, убежден Владимир Гамза.

Василий Кашкин «с высокой вероятностью» называет возможной ускоренную модернизацию внутри России. «Мы видим вынужденный возврат больших объемов капитала в страну. В условиях санкций ему опасно находиться где-либо еще. Деньги должны работать и приносить прибыль, — рассуждает эксперт. — Направления этих прибыльных проектов вполне понятны: транспортные пути и логистика, прежде всего — в Азию. И естественно, все, что прямо и косвенно связано с гособоронзаказом, включая импортозамещение технологий, машин и оборудования. Произошло случайное или неслучайное совпадение наличия капиталов внутри страны с ясным инвестиционным планом. Редкий для России случай, когда государство, разные группы интересов и крупные собственники не смогут иметь разногласий, за счет этого мы имеем шанс войти в новый инвестиционный цикл и уже в него входим. Лет пять он будет просто поддерживать экономику, компенсируя санкции, а затем может дать выход на траекторию экономического роста». Впрочем, Василий Кашкин делает важную оговорку: перспективы модернизации очень сильно зависят от политической ситуации.

По мнению Константина Новика, проводить параллель с индустриализацией 1930-х годов рано: «Ситуация кардинально отличается. В тот момент для советской экономики работал эффект низкой базы, фактор внутреннего спроса, дефицит и устаревание промышленности после длительного периода нестабильности. Великая депрессия позволила получить новые технологии, оборудование и квалифицированные иностранные кадры от лидеров промышленного развития. Сейчас экспортные потоки и доступ к технологиям ограничены, затруднена логистика инвестиционного импорта». Иными словами: не очень понятно, как дружественные партнеры, находясь под угрозой вторичных санкций со стороны США и ЕС, смогут «протащить» в страну в нужном количестве оборудование, технологии и «расходники», необходимые для масштабной модернизации, и даже: захотят ли принимать такие риски.

Глубокий долгосрочный кризис глобальной экономики и ее ком- плексная политическая, экономическая, финансовая и структурная трансформация — вот так сформулировал наше ближайшее будущее председатель комитета ТПП РФ по финансовым рынкам и кредитным организациям Владимир Гамза. А вопрос, движется ли мир в глобальный кризис, сменяет другой — может, мы уже в нем?