Хлеб по водам
Весь мир с любопытством наблюдает за тем, как русские бросились конвертировать деньги в статус. Газеты пестрят слухами о том, как очередной олигарх приценивался к престижному спортклубу. А на аукционах отмечается столпотворение желающих купить шедевры русских мастеров, чтобы вернуть их на родину.
Спонтанные инвестиции в формирование имиджа – это «хлеб, отпущенный по водам», поскольку трудно предположить, вернутся ли они, и почти невозможно вычислить, когда и в каком виде. Однако некоторым талантливым предпринимателям с помощью «знаковых» сделок порой удавалось решать самые неожиданные задачи. Например, превращение семьи Ротшильдов в крупнейшую финансовую династию Европы стало возможным лишь благодаря тому, что однажды ее родоначальник вложил в имидж почти все свое, тогда еще очень скромное, состояние.
За пригоршню монет
20-летний Майер Ротшильд, унаследовав после смерти отца антикварную лавку в еврейском гетто Франкфурта-на-Майне, открыл в 1755 году торговлю старинными монетами и медалями. Хотя в конце XVIII столетия нумизматика считалась благородным хобби, и клиентуру Ротшильда составляли преимущественно германские аристократы, антиквар с трудом сводил концы с концами. При этом наиболее ценные экземпляры, попавшие в его руки, он отказывался выставлять на продажу, полагая, что рано или поздно ему встретится настоящий ценитель, готовый заплатить за них значительно больше рыночной цены.
В 1764 году слухи о его коллекции дошли до юного принца Вильгельма Гессенского. Наследник курфюста, увлеченный нумизматикой, относился к своему хобби серьезно: он считал, что собрание раритетных монет может считаться атрибутом национального престижа, а поскольку Гессенский дом является наиболее богатым и влиятельным среди германской аристократии, то и его нумизматическая коллекция обязана быть лучшей. Наследник пожелал выкупить монеты и немедленно получил их от Ротшильда в подарок, вместе с заверениями в том, что для бедного еврея нет большего счастья, чем служить и угождать гессенскому принцу.
Патриотизм и лояльность Ротшильда были оценены. Сначала он был назначен официальным поставщиком монет и драгоценных металлов, а затем возведен в должность «придворного фактора». Она предусматривала широкий круг привилегий – например, освобождение от специальных еврейских налогов, право проживания за пределами гетто, а в некоторых случаях судебный иммунитет.
Ротшильд, благодаря особым отношениям с Вильгельмом, фактически превратился в его главного финансового агента. Он выпускал облигации, нанимал для войска курфюста наемников в Англии, собирал налоги во Франкфурте и Касселе. В 1805 году, когда Вильгельм был вынужден бежать от наполеоновских войск, значительная часть 60-миллионной гессенской казны была передана банку Ротшильда для хранения и приумножения, что позволило его сыновьям, знаменитым «пяти франкфуртцам» к началу 20-х годов XIX века создать крупнейшую в мире финансовую империю.
Законы парвеню
В своем завещании Майер сформулировал основные постулаты семейного бизнеса. Один из них гласил, что Ротшильды должны вести дела, «прогуливаясь с королями». Иначе говоря, основатель династии рекомендовал не жалеть денег на символы престижа, которые позволят выходцам из гетто заручиться покровительством традиционной знати и со временем самим войти в этот круг.
По самым приблизительным оценкам, «франкфуртцы», выполняя отцовские заветы, потратили на приобретение статуса не менее 30 млн флоринов. Они коллекционировали живопись, выкупали у разорившихся дворян фамильные драгоценности и замки, женились на представительницах аристократических фамилий. Даже знаменитые виноградники в Бордо были куплены французской ветвью династии вначале лишь в качестве площадки для строительства «родового» шато в средневековом духе.
В 1822 году, когда австрийский император решил наградить братьев Ротшильдов за помощь в войне против Наполеона возведением в баронское достоинство, они представили проект фамильного герба с коронами, орлами, львами и другими пышными геральдическими регалиями, на которые получали право лишь самые родовитые из князей. Утверждение герба имперской канцелярией обошлось Ротшильдам в 900 000 флоринов, выданных в форме беспроцентной ссуды канцлеру князю Меттерниху.
Среди дворянской знати такая активность «миллионеров из гетто» вызывала смех и раздражение, что не способствовало их свободному общению с королями. «Франкфуртцы», лоббируя при европейских дворах свои коммерческие проекты, чаще всего были вынуждены действовать через посредников-аристократов и тратить огромные суммы на подарки и взятки. Зато представители третьего поколения финансистов полностью ассимилировались с традиционной элитой и уже превосходили ее по аристократическому шику.
В 1870 году глава французской ветви Ротшильдов, барон Альфонс стал национальным героем Республики. После окончания франко-прусской войны в побежденный Париж прибыли кайзер Вильгельм II и канцлер Отто фон Бисмарк. Барон пригласил их остановиться в своем дворце, роскошные интерьеры и драгоценные картинные галереи которого сильно испортили настроение триумфаторам. Прусский монарх тогда не удержался от возгласа: «Такое мы не можем позволить себе, для этого нужно быть Ротшильдом». Французы же восприняли эту историю как моральный реванш, имя Альфонса Ротшильда было внесено в список 40 «бессмертных» академиков, а его банк получил широкие полномочия по управлению внешним долгом Франции.
Филантропы-разбойники
Буржуазная элита Соединенных Штатов, возникшая на волне индустриального бума 1860 – 1880-х, долгое время обходилась без расходов на статус. В Америке так же, как и в Европе, существовала снобистская «старая» аристократия, но в Гражданской войне она поддержала Конфедерацию, и разбогатевшие янки не видели смысла в том, чтобы извлекать часть капиталов из производства и тратить их на улучшение собственного имиджа в глазах побежденной стороны. Многие из легендарных «баронов-разбойников» выросли в протестантских семьях и смотрели на свое богатство через призму суровых этических и религиозных норм, что тоже не способствовало развитию «комплекса парвеню».
Ситуация начала меняться в середине 1890-х – начале 1900-х годов. Основатель монополистического треста Carnegie Steel Company Эндрю Карнеги написал книгу «Евангелие богатства», в которой заявил, что «тот, кто умер богатым – умер опозоренным». Магнат построил в Нью-Йорке огромный концертный зал. Купил на своей исторической родине обветшалый замок Скибо и вложил несколько миллионов долларов в его реставрацию, причем основной целью этой акции была поддержка национального престижа и самобытности Шотландии. Наконец, в 1900 году он продал свою долю в стальном тресте, а вырученные деньги почти полностью потратил на учреждение библиотек и учебных заведений в Соединенных Штатах и за границей.
Известный своей скаредностью и аскетическим образом жизни глава StandardOil Джон Рокфеллер увлекся коллекционированием живописи. Позже он скупил во Франции руины нескольких старинных монастырей, перевез их в «разобранном виде» в Нью-Йорк и построил замок Клойстерс. Позже замок вместе с картинной галереей был подарен муниципалитету. Вслед за ними и другие магнаты начали обзаводиться дорогостоящими хобби и тратить крупные суммы на благотворительность.
Противоестественный отбор
Филантропизации «баронов-разбойников» и наступлению новой эры капитализма, которую Марк Твен окрестил «позолоченным веком», способствовал целый ряд причин. Во-первых, после того как промышленные предприятия укрупнились до масштабов отраслевых монополий, фактически исчезло понятие конкуренции, и вместе с ней из бизнеса ушел главный движущий мотив «капитанов индустрии». Им оставалось лишь соревноваться друг с другом в расточительности и широте филантропических жестов.
Во-вторых, в экономической системе страны стали заметны глобальные противоречия. Тресты служили мощным инструментом концентрации капитала, но при этом фактически отсутствовали механизмы и каналы распределения благ. Экономическим последствием этого системного перекоса стало снижение покупательной способности населения, сужение потребительских рынков и кризис перепроизводства.
Решение проблемы было предложено президентом Теодором Рузвельтом в форме политики «большой дубинки», которая предусматривала разделение монополий на «вредные» и «полезные». Против «вредных» применялось антимонопольное законодательство, а в случае их сопротивления – мощное полицейское давление. «Полезные» получали возможность поглотить части расчлененных и ослабленных империй.
Критериями этого отбора были названы социальная ответственность, открытость финансовой информации, готовность платить прогрессивные налоги, введенные Рузвельтом. На деле «право на жизнь» было оставлено тем трестам, которые признавали необходимость реформ и поддерживали политику президента. Активная благотворительная деятельность стала для корпораций средством продемонстрировать свою лояльность жесткой президентской линии. Любопытно, что самыми щедрыми филантропами «позолоченного века» оказались наиболее строптивые олигархи Морган, Рокфеллер, Стил, Дэпью и другие, чьи тресты уже попали в «расстрельные списки» Рузвельта. Поняв, что они не имеют шансов победить, они поспешили продемонстрировать свою социальную ответственность, чтобы сохранить контроль над частью своих предприятий.
Из чистой любви к искусству
Повальное увлечение американских магнатов коллекционированием культурных раритетов с последующей передачей частных собраний в дар общественным галереям было связано и с изменениями в налоговом законодательстве. При Теодоре Рузвельте впервые был введен прогрессивный налог на наследство, ставки которого повышались всю первую половину XX века. В середине 1930-х годов налог для наследников сверхсостояний достигал 96%, но примеров таких выплат история не знает.
Налоговый барьер, исключающий переход по наследству крупнейших капиталов, являлся результатом компромисса между государством и деловой элитой. С одной стороны, он не допускал разделения американского общества на наследственные касты, опасного для политической системы страны, с другой – гарантировал магнату, что нерадивые и бездарные потомки не рассеют результатов его неустанных трудов. На закате жизни он мог либо, продав значительную часть акций, учредить музей, как это сделали Соломон Гугенхайм и Джон Пирпоинт Морган, либо завещать свой пакет благотворительному фонду имени себя, как, например Генри Форд. Наследники обычно получали небольшие пакеты акций и должности в попечительских советах и руководящих органах фондов.
Коллекции произведений искусства магнаты собирали, руководствуясь теми же мотивами, что и египетские фараоны, начинавшие еще при жизни возводить пирамиды – они должны были служить им вечным монументом.
Марганцевый рычаг
В редких случаях передача ценных художественных коллекций музеям имела целью «замолить грехи» владельца. В начале 1920-х годов на пост министра финансов был назначен Эндрю Меллон, представляющий семью, контролировавшую алюминиевую промышленность США. По его инициативе между Соединенными Штатами и Советским Союзом были установлены торговые отношения – в частности, начались поставки на американский рынок марганцевой руды, асбеста и древесины.
Советский марганец стоил почти на 30% дешевле, чем у традиционных поставщиков, в чем не в последнюю очередь были заинтересованы предприятия Меллонов. В 1929 году стало известно, что в СССР марганец добывается с использованием труда заключенных, благодаря чему и имеет ценовое превосходство на американском рынке. В конгрессе, несмотря на противодействие министра финансов, шла работа по подготовке «антисоветского» тарифа Хоули-Смита. Меллон по поручению президента Гувера отправился в Европу, чтобы организовать всеобщее торговое эмбарго СССР.
В Великобритании Меллон узнал, что Советы ищут каналы сбыта некоторых из экспонатов Эрмитажа. После того как попытки Внешторга провести открытые аукционы в Германии и Франции оказались сорваны из-за исков эмигрантов – членов императорской фамилии, в Москве была создана контора «Антиквариат», которой было поручено тайно продать сокровища Эрмитажа.
Меллон направил в Ленинград своего секретаря для ведения переговоров, а неоднозначность ситуации с эмбарго на советские товары использовал в качестве рычага, который помог сбить цену на коллекцию Эрмитажа. В результате Меллон за $6,5 млн получил 21 полотно, среди которых были работы Рафаэля, Рембрандта, Веласкеса и других великих мастеров. В тот же период, и не исключено, что с участием министра финансов, в США была вывезена императорская коллекция пасхальных яиц работы Фаберже и множество других раритетов.
В 1933 году Меллон ушел в отставку, а в 1935-м департамент полиции начал против него расследование по факту уклонения от уплаты налогов в размере $32 млн. Дело было прекращено после того, как отставной министр учредил в Вашингтоне Национальную художественную галерею и передал ей полотна, купленные в СССР.
Вариант «Челси»
Последнее запомнившееся европейцам нашествие иностранных бизнесменов, остро озабоченных проблемами собственного имиджа, началось в середине 1970-х. Рост цен на нефть привел к тому, что в руках ближневосточных монархов сконцентрировались избыточные капиталы, которые им хотелось инвестировать в страны с развитой экономикой.
Сами крупные инвесторы – такие, как султан Брунея Муда Хассанал Болкия или арабский шейх Мактум бен Рашид предпочитали не покидать свои страны и не стремились широко анонсировать свои покупки в основном по внутриполитическим соображениям. Их интересы на Западе представляли инвестиционные фонды во главе с уполномоченными агентами, один из которых, Мохаммед аль-Файед приобрел скандальную репутацию мирового масштаба.
Англичане впервые услышали о нем в ноябре 1984 года, когда он приобрел крупный пакет акций компании HouseofFraser, которой принадлежал престижный универмаг Harrods. В газетах сообщалось, что Аль-Файед – арабский шейх, миллионер и англофил в четвертом поколении. Harrods этот просвещенный и обеспеченный гражданин купил с целью спасти его от поглощения безликими интернациональными сетями и сохранить в нем подлинный английский дух.
Год спустя Аль-Файед предстал перед англичанами в совершенно ином виде. Предыдущая версия оказалась выдуманной с первого до последнего слова легендой. Оказывается, что он происходит из нищей египетской семьи. А его карьерный взлет начался со знакомства с не менее одиозным авантюристом Аднаном Хашогги, который в то время налаживал посреднические связи между монархами Арабского востока и американскими производителями оружия. Позднее, познакомившись с некоторыми арабскими монархами, Аль-Файед начал покупать для них собственность в Европе.
Его роль в покупке Harrods тоже была представлена несколько иначе. Незадолго до его появления акции HouseofFraser приобрела компания Lonrho, однако покупку опротестовал антимонопольный комитет. Аль-Файед предложил своему давнему знакомому президенту Lonrho Тини Роланду провести мнимую сделку: Аль-Файед выкупит у него акции на время, пока не изменятся обстоятельства, а затем вернет с небольшой надбавкой в цене. Но к тому моменту, когда египтянин должен был вернуть акции Роланду, их цена выросла со 138 000 фунтов до 615 000 фунтов, и он потребовал рыночную стоимость, а затем вообще отказался отдавать акции Lonrho. При этом деньги, на которые были куплены акции, он позаимствовал из фонда, принадлежащего султану Брунея. На них же он купил сатирический журнал Punch, футбольный клуб Fulham, пытался приобрести небезызвестный Chelsea, но сделка не состоялась.
Долгая судебная тяжба между Роландом и Аль-Файедом завершилась громким скандалом. Чтобы получить британское подданство, хозяин Harrods подкупил двух членов парламента, но они не смогли ему помочь. Конфликт с Lonrho постепенно превратился в ссору египтянина с британскими властями, кульминацией которой стало обвинение королевской семьи в заговоре с целью убийства принцессы Дианы и сына Мохаммеда, Доди аль-Файеда.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
