Хлеб с маслом вместо пушек
Царский наместник на Кавказе князь Александр Барятинский присел на обломок скалы и приготовился ждать ответа на поставленный ультиматум. Лидеру мюридского газавата имаму Шамилю, осажденному русскими войсками в ауле Гуниб, он дал 15 минут, чтобы тот сдался русским войскам. Казалось, что для общего исхода русско-кавказской войны не имеет большого значения, будет лидер радикальных исламистов пленен или погибнет во время штурма, однако князь проявлял явное беспокойство, словно от решения строптивого старика зависела его личная судьба.
К тому моменту кавказская кампания продолжалась уже 42 года. «Общество так к ней привыкло, что уже не ожидало развязки, – вспоминал участник событий генерал Ростислав Фадеев. – Даже среди государственных людей, не говоря уже об обывателях, очень немногие осознавали цели этой настойчивой борьбы, все время идущей где-то на периферии русской жизни».
В либеральных кругах давно уже ходили слухи о том, что кавказские наместники умышленно затягивают военную кампанию. Чем еще можно было объяснить отсутствие результатов в борьбе империи, победившей Наполеона, с горсткой диких и плохо вооруженных горцев? Конечно, лишь тем, что бесконечное продолжение кавказской кампании позволяет военным делать блестящие карьеры, а чиновникам бесконтрольно расхищать казенные средства.
В 1856 году Александр II назначил кавказским наместником Александра Барятинского – своего близкого товарища с юношеских лет, что в обществе было расценено как превращение военной кампании в частное коммерческое предприятие фаворитов императорской семьи. Словно бы в подтверждение этих слухов, Барятинский предложил новую стратегию покорения Кавказа, которая, в частности, предполагала расширение финансирования кампании до 18 – 20% расходной части госбюджета и полную неподотчетность этих средств.
При дворе немедленно возникла партия «пацифистов», призывавших к замирению с горскими лидерами и скорейшему завершению войны. В основном ее сформировали высшие чиновники министерства финансов, которым очень не понравилось, что в распоряжение «дорогого друга Саши» передаются средства, предназначенные для финансирования реформ, за которые они несли персональную ответственность.
К партии противников стратегии Барятинского вскоре присоединился канцлер Александр Горчаков. Его в первую очередь беспокоили возможные внешнеполитические последствия «барятинской аферы». По требованию нового наместника численность кавказской армии была увеличена с 250 000 до 400 000 человек, что вызвало острое беспокойство правительств западных государств, имевших интересы на Востоке. Стягивание на Кавказ армии, превосходящей силы исламистов в десятки раз, из Европы выглядело как подготовка к военной экспансии в Турцию и Персию. Неудивительно, что Франция и Великобритания начали перевооружать армии своих ближневосточных союзников и готовиться к широкомасштабному конфликту с Россией.
Взгляд из столицы
Авторитет и влияние Горчакова позволили «пацифистам» убедить Александра II в том, что новая концепция кавказской войны ведет к ее дальнейшему затягиванию и служит исключительно личному обогащению наместника и удовлетворению его честолюбия. В личных отношениях императора и его фаворита тоже наметилась трещина – в ставку Барятинского из Петербурга теперь вместо теплых дружеских писем приходили официальные указания «в кратчайшие сроки и без излишнего кровопролития завершить покорение Кавказа либо начать мирные переговоры с противником».
Ход боевых операций на лето 1859 года Барятинский спланировал с учетом «придворного» фактора. К концу августа имам Шамиль вместе с небольшим отрядом сохранивших ему верность воинов был оттеснен в горный Дагестан, а затем блокирован в ауле Гуниб. По расчетам наместника, 30 августа, в день высочайшего тезоименитства, его венценосный друг и патрон должен был получить депешу о разгроме последнего оплота одиозного лидера. В Петербурге Шамиля считали главным врагом России на Кавказе, а его пленение или смерть восприняли бы как символическую точку в почти полувековой истории кавказской войны.
Барятинский рассчитывал с помощью этого подарка вернуть расположение императора, прекратить критику «пацифистов» и сохранить финансовые и военные рычаги управления Кавказом. Однако из-за ожесточенного сопротивления мюридов осада Гуниба затянулась до 29 августа, блестящий план Барятинского повис на волоске. Если бы Шамиль решил, что готов предстать перед Аллахом, на штурм пришлось бы потратить еще день или два. Когда на исходе 15 минут имам под конвоем казаков был доставлен к Барятинскому и принял условия капитуляции, князь с трудом удержался, чтобы не броситься на шею испуганному старцу: по крайней мере одну «кавказскую войну», ту, что разворачивалась в кулуарах Зимнего дворца, он выиграл.
Все намного сложнее
Похоже, что представления российского общества XIX века о кавказской войне, в которых русские наместники выглядели финансовыми авантюристами, а лидеры исламских сепаратистов – «врагами империи», были довольно далеки от действительности. Или по крайней мере сильно ее упрощали. В более поздних исторических исследованиях проводится идея, что сопротивление русскому влиянию на Кавказе не имело единого организующего центра, а являлось следствием ломки традиционной структуры горского общества. Сотни миллионов рублей, потраченных Россией на покорение Кавказа, фактически можно рассматривать не как военные расходы, а как инвестиции в создание нового жизненного уклада туземного населения. При этом охота на одиозных мюридских вождей служила в основном пропагандистским задачам.
Как известно, переход большей части территории Кавказа и Закавказья из владений Персии и Оттоманской порты под протекторат Российской империи завершился в 1813 году и был оформлен в Гюлистанском и Бухарестском договорах. В 1829 году России отошли также Абхазия и Черкесия. Империя имела к тому моменту немалый опыт ассимиляции вновь присоединенных территорий. Русские пришли на Кавказ с готовыми решениями, которые оправдали себя еще во времена раздела Польши. Экзотические титулы местной феодальной знати – шамхал, бек и др. – были приравнены к титулам традиционного российского нобилитета. Многим из них были пожалованы офицерские звания русской армии, чтобы, с одной стороны, склонить их к присяге на верность трону, с другой – оставить за ними право на открытое ношение оружия.
По воспоминаниям русских агентов, участвовавших в первичной ассимиляции Кавказа, лишь немногие из туземных феодалов понимали смысл этих обрядов, а начисляемое им жалованье они считали данью, которую им платят русские за право находиться на их территории. В начале 1830-х годов генерал Раевский, командующий линией черноморской обороны, попытался объяснить шапсугским старейшинам, по какому праву он требует от них подчинения: «Турецкий султан подарил вас русскому царю, вы теперь ему служите и должны выполнять его приказы». Шапсуги в ответ втолковывали генералу, что «подарить народ нельзя, так же как нельзя подарить птицу, парящую в небе». Некоторые горские феодалы оказались более сообразительными. Например, аварская ханская династия, текинский шамхал, казикумухский хан Аслан и ряд других правителей использовали русские штыки для нападения на своих политических соперников и защиты от кровной мести.
Уже первые годы русского владычества на Кавказе разрушили иллюзию о том, что местные князья могут стать частью имперской системы управления. В 1814 – 1815 годах русская администрация обратилась к туземным князьям с требованием прекратить набеги подвластных им горских племен на поселения в прикавказских равнинах. Оказалось, что князья просто не могут этого сделать, поскольку их власть в высокогорных аулах носит формальный характер. Кроме того, набеги на равнинные поселения служили единственным источником существования части родовых общин Чечни и Дагестана. Экономика высокогорных аулов, где невозможны ни земледелие, ни животноводство, традиционно строилась на торговле рабами, захваченными в ходе набегов, и запретить грабить жителей равнин – все равно что приказать горцам добровольно умереть с голоду.
Взять измором
Первый русский наместник Кавказа генерал Ермолов попытался решить проблему с помощью «осадной» политики. Он называл Кавказ «вражеской крепостью, штурм которой обойдется слишком дорого», и предлагал «взять ее измором». По его приказу в 1817 году долина реки Сунжа была заселена казаками, здесь и в других предгорьях началось сооружение крепостей и системы фортификаций, которые создавали заслон против горских набегов. Одновременно на Черном и Каспийском морях были размещены флотские соединения и созданы мощные береговые линии обороны, которые сделали невозможной продажу в Турцию и Персию рабов, захваченных горными тейпами.
Экономической альтернативы работорговле у горских народов не было, поэтому ермоловская попытка «сэкономить на штурме» привела к тому, что набеги абреков стали более ожесточенными и организованными. Одним из ее последствий стало также и разрушение зачатков феодализма на Кавказе. Аулы туземных князей, присягнувших русскому царю, показались абрекам более легкой добычей, чем укрепленные казачьи форты. Кроме того, скоро возникла альтернатива княжеской власти.
В горском обществе существовала еще одна категория, интересы которой не учитывала русская администрация, – исламское духовенство. Традиционно муллами в кавказских княжествах становились внебрачные отпрыски местных феодалов, духовный сан не позволял им претендовать на власть, наследуемую законными потомками. При этом родители обеспечивали им высокий уровень жизни, жертвуя мечетям собственность, которая затем передавалась бастардам «во владение». Соблюдение этой традиции контролировалось до 1813 года султанской администрацией, но после перехода Кавказа под власть России была нарушена. Мечети перестали получать крупные имущественные пожертвования от князей, а посвященные в духовный сан внебрачные отпрыски, лишившись средств к существованию, начали оспаривать светскую власть у законных наследников.
Религиозно-идеологической базой конфликта стал мюридизм – неканоническая трактовка догматов суфизма, который начали проповедовать муллы аулов горного Дагестана Джемалутдин Казикумухский и Мухаммед Ярагский. Идея нового учения сводилась к тому, что мусульманин может быть покорен только воле Божией и обязан следовать пути, явленному Аллахом в мистическом откровении. Главным противником для мусульманина-мюрида оказывались горские феодалы, а реальным претендентом на светскую власть становился имам – правоверный, которого направляет Аллах.
Новые лидеры
Мулла Ярагский в 1825 году провозгласил имамом своего ученика Кази-Мухаммеда и благословил его на священную войну против неверных. К 1830 году имам и состоявший при нем в качестве «военного министра» Шамиль сумели собрать по высокогорным селениям отряд из 8000 человек и атаковали столицу аварских ханов селение Хунзах. Аварцы, следуя укоренившейся традиции, призвали на помощь русские войска, которые помогли им выдержать осаду, и начали преследовать мюридов.
В 1832 году после гибели Кази-Мухаммеда в схватке с русскими войсками имамом себя провозгласил мулла Гамзат-бек. Он был побочным сыном одного из аварских ханов и высшей целью газавата видел свое воцарение в Хунзахе. Два года спустя во главе мюридского войска он приблизился к аварской столице и потребовал у правящей ханши Баху-бике выдать в качестве заложников ее сыновей. После того как законные претенденты на власть были уничтожены, Гамзат захватил ханский трон. Через несколько месяцев по праву кровной мести его убил родственник аварских князей Хаджи-Мурат, который вслед за этим поддержал Шамиля в его претензиях на титул имама и помог ему вывезти из Хунзаха ханскую казну.
Удивительно, что до 1837 года мюриды не рассматривали русскую администрацию на Кавказе в качестве политического противника и вступали в стычки с армией наместника лишь в тех случаях, когда она выступала в защиту того или иного местного феодала. В 1836 году Шамиль писал командующему дагестанским корпусом генералу фон Клюггенау: «Вы найдете во мне усердного и неспособного на измены слугу русского правительства. Прошу Вас лишь об одном: не мешайте нам драться между собою».
По одной из версий, это была лишь уловка со стороны имама, который надеялся воспользоваться нейтралитетом со стороны русских войск для укрепления своей власти и концентрации военных сил, которые позже помогут ему изгнать русских с Кавказа. Также существует мнение, что долгое время сосуществование мюридов и русской администрации было бесконфликтным.
Кавказский ренессанс
Ситуация изменилась в 1837 году, когда власть имама признали чеченские общины, которые надеялись, что мюриды помогут им уничтожить оборонительные линии, построенные Ермоловым. Объединение под властью Шамиля горных районов Чечни и Дагестана, а также восстание черкесских общин, взявших под контроль часть черноморского побережья, позволили горскому обществу восстановить экономическую систему, существовавшую до прихода русских. На ее основе был создано теократическое государство – имамат, численность населения которого в период расцвета достигала 1 млн человек. Шариатская монархия располагала 50-тысячным войском, сформированным из жителей высокогорных аулов, которое способно было прорвать ермоловскую осаду и проникнуть на равнину, заселенную мирными земледельцами. Захваченных при этом невольников продавали черкесам, которые контрабандой поставляли их в Турцию.
Ни о каком компромиссе между мюридским государством и Российской империей уже не могло идти речи. Генерал Ермолов еще в 1825 году был отстранен Николаем I от кавказского командования по подозрению в связях с декабристами. Теперь и его осадная стратегия была признана ошибочной. Новый «проконсул» Михаил Воронцов, в прошлом занимавший должность новороссийского губернатора, своей позиции по кавказскому вопросу не имел и проводил политику императора, которая сводилась к тому, чтобы сконцентрировать в регионе как можно больше военных сил и наносить массированные удары по аулам, в которых может находиться Шамиль.
Погоня за неуловимым имамом результатов не приносила, да и в случае военной победы его место занял бы новый имам. Единственным позитивным следствием изменений в русской политике покорения Кавказа стало бешеное развитие инфраструктуры, необходимой для обслуживания 250-тысячного контингента. Жизнь населения имамата была суровой, а русские офицеры и солдаты не знали, куда потратить свое жалованье.
Русский абрек
Князь Александр Барятинский начал службу на Кавказе в конце 1840-х годов, когда мюриды тысячами покидали горы, чтобы открыть бани, кафе или хотя бы лавку с минеральными водами в местах дислокации русских войск. Его проект покорения Кавказа, который из столицы выглядел как авантюра, в действительности позволял ударить в самое слабое место мюридского государства – нестабильное положение формирующейся в нем элиты – и предотвратить возникновение нового радикального исламского движения за счет создания экономических альтернатив работорговле.
Новая кавказская аристократия (наибы) в государстве Шамиля была сформирована из самых воинственных, но не самых знатных горцев Чечни и Дагестана. При малейшем подозрении в нелояльности со стороны наиба к нему направлялся муртазек – сотрудник «органов шариатской безопасности», который имел право на ликвидацию неблагонадежного. Традиционная для Кавказа гарантия личной безопасности знати (кровная месть) в имамате была ликвидирована.
В середине 1840-х годов Шамиль потребовал, чтобы наибы признали переход титула имама после его смерти к сыну Гази-Мухаммеду. Все недовольные новым порядком наследования власти были ликвидированы, за исключением бывших туземных ханов Хаджи-Мурата, Ташова-Хаджи, Кибита-Магома и Даниеля Елисуйского, которые привели в мюридское государство собственные народы и обладали самостоятельным политическим значением. Впрочем, они поняли посыл Шамиля: следующие в очереди на ликвидацию – они.
В 1852 году корпус Барятинского выбил мюридов из нескольких чеченских аулов, после чего князь «в рамках эксперимента» учредил в них так называемое военно-народное управление. Уздени – старейшины чеченских общин – были приглашены в созданные Барятинским органы судопроизводства, чтобы вершить суд по традиционному исламскому закону – адату. Вакансии кадиев – судей, которые рассматривают спор с позиций шариата, – оставались свободными недолго. Первому чеченскому кадию, бывшему мюридскому наибу Боте, князь Барятинский купил дом в станице Грозной, после чего поток желающих изменить Шамилю пришлось строго ограничивать.
Удар по темечку
Духовная знать имамата бежала к русским в надежде легализовать свое привилегированное положение, рядовые жители мюридского государства стремились заработать на потребительских запросах русского контингента. Оставалась только одна категория сепаратистов, которая поддерживала власть Шамиля, – абреки из высокогорных аулов, которые умели только брать в плен жителей равнинных поселений и продавать их в рабство.
Для их «утилизации» князь Барятинский учредил горскую милицию и нерегулярные части горной кавалерии. Собственно, грандиозные и неконтролируемые расходы казны, запрошенные князем для завершения кавказской кампании, предназначались для подкупа мюридской знати и содержания нерегулярных военных сил в течение 10 – 15 лет после завершения активных боевых действий русской армии на Кавказе.
«После нашей окончательной победы, – писал князь Барятинский своему венценосному другу и патрону, – туземные авторитеты должны заместить чуждых населению представителей русской администрации. Это не уничтожит неистребимую грязь азиатского управления, но русские властелины при этом окажутся вне взяточничества и других отвратительных игр в установлении структуры местного управления».
Захват последнего укрепления Шамиля, что в представлении столичной бюрократии было равнозначно победе в войне, развязывал руки кавказскому наместнику для использования невоенных методов покорения Кавказа. «Мы должны учитывать, – утверждал Барятинский в своих посланиях императору, – что некоторая часть населения Кавказа в силу исторически сложившихся причин совершенно неспособна к мирному сосуществованию с нами. Надеюсь, что спустя лет 10 – 15 нынешние агрессивные чеченцы и дагестанцы придумают для себя новый способ поиска средств к существованию. Пока же они могут жить лишь в качестве профессиональных военных, нанятых русским императором».
Торжество пацифизма
К 1864 году Барятинский стараниями Горчакова и его пацифистской партии превратился в глазах двора в опасного заговорщика и союзника Шамиля. Якобы под их совместным контролем происходило объединение осколков имамата: горной милиции, «военно-народных судов» и других институтов, созданных для «утилизации» мюридской знати. В столице зрела уверенность, что облеченный высокой властью наместник сам сыграет в сепаратизм. Барятинский был сослан в селение Марьино Курской губернии, а Шамилю император Александр II предоставил ренту, размер которой был определен очень необычным способом. Император дал задание военному ведомству рассчитать сумму доходов имама по количеству его набегов на русские поселения. Полученная цифра была близка к 15 000 руб., император распорядился тратить на ежегодное содержание «кавказского пленника» еще на 1000 руб. больше.
Развязка произошла в 1865 году, когда генерал Ростислав Фадеев подсчитал, что кавказское наместничество ежегодно расходует 44,6 млн руб. При этом в казну официально «возвращается» 17,3 млн, а в действительности – не более 8 млн руб. Таким образом, кавказские органы военного и гражданского управления работают с ежегодным дефицитом более чем в 27 млн руб., которые расходуются непонятно на что. Из них, например, 1,7 млн руб. тратятся на содержание местных военно-административных органов. Для сравнения: русская администрация в Польше ежегодно обходилась казне в 420 000 руб.
Управление Кавказом перешло в руки бывшего друга и подчиненного Барятинского – начальника штаба кавказкой армии Дмитрия Милютина. Последний тоже сыграл важную роль в пленении Шамиля, но охотно согласился с необходимостью сократить кавказские расходы. Практически же проблема «утилизации» воинственных горцев Милютиным была решена лишь в конце 1870-х годов, когда разразилась война на Балканах и бывшие мюриды, получив должности в императорской армии, были направлены сражаться с турками.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
