Комиссия по вечности

В советском государстве, как и в любой бюрократической системе управления с неразвитыми демократическими институтами, действовал принцип формального контроля за чиновником. Гражданин имел возможность отправить жалобу, но при этом, как правило, для разбирательства и подготовки ответа жалоба поступала либо к самому чиновнику, либо к его начальнику, который, будучи в соответствии с законами Паркинсона некомпетентен, отправлял ее обратно к чиновнику. Заявитель получал мотивированный ответ, почему он не прав, вышестоящее начальство принимало рапорт о том, что «по сигналу» подготовлен ответ или приняты меры (в смысле, что ответ подготовлен и отправлен), и статус-кво сохранялся. За исключением тех нечастых моментов, когда заявление использовалось для аппаратной борьбы либо для цитирования первыми лицами на съездах и партконференциях. Как и многое другое, этот принцип прекрасно чувствует себя и в новейшем российском периоде в сопоставимом с прежним состоянии демократических институтов. Именно по этому принципу военную реформу разрабатывает и проводит Министерство обороны, а министерства и ведомства сами готовят предложения по сокращению собственных управляющих и контрольных функций.

И вот новая богатая идея: бороться с коррупцией государственного аппарата будет специальная комиссия, состоящая из госчиновников. Да, с привлечением специалистов, но не они будут решать. И проблема вовсе не в персональном составе комиссии – это вопрос не персоналий, а подхода. При том что коррупция в России сегодня существует не как отдельное зло, а как вполне сформировавшаяся вертикально интегрированная система, когда каждая группа чиновников использует свое положение для решения собственных задач, но строго соблюдая иерархический принцип получения ренты. На одном уровне, это коньяк или тонкий конверт от клиента, больного или родителя, на другом – участие в собственности, на третьем – допуск к сладчайшему для современной России аромату углеводородов. Плюс к этому – все возрастающая взяткоемкость вновь принимаемых законов и ведомственных инструкций.

Предположить, что чиновник более высокого уровня начнет перекрывать кислород на более низком, полагая, что это не повредит систему, несколько наивно. Именно потому, что это взаимосвязанная система. Такое растение, у которого есть только подземные корни, снаружи не срубишь. Заметим попутно, что предложение, озвученное президентом, насчет того, что не надо бояться чиновника с рублем (в смысле того, что не надо стесняться поднимать благосостояние чиновника) теоретически разумно, но практически невыполнимо. Поскольку нет возможности платить такую сумму, которая перекрывала бы все служебные преференции, да и  что делать с вековой привычкой? Ведь был такой бесполезный опыт в России в ХIХ веке. Проблема конфликта интересов, которым также начнет заниматься комиссия, опять же предполагает, что чиновникам всех уровней категорически запрещено заниматься бизнесом, тем более входящим в сферу их управления и контроля. А это уже против, что называется, мейнстрима. Более того, уже в ближайшее время можно будет наблюдать определенный переток предприимчивых кадров из частного бизнеса в государственные чиновники. Риска меньше, доходы при толковой постановке дела вполне достаточные, никаких налоговых и пожарных проверок, да и рабочий день нормированный. Плюс выгодный сегодня,  в резко усилившейся бюрократической системе, социальный статус.

Но борьба с коррупцией полезна и хороша хотя бы тем, что это постоянно находящийся под рукой политический козырь. А на что его употреблять – для предвыборной риторики или для избавления от неугодных –  вопрос потребности момента.

Независимый суд, прозрачность функций и решений бюрократической системы, реальная многопартийность, гарантированная сменяемость власти, независимые СМИ – все эти многократно произносимые заклинания, превратившиеся сегодня в милые пустячки, тоже не смогут победить коррупцию. Потому что это невозможно, пока существует такой институт, как государство. Но без них даже и пробовать что-либо улучшить в этом вопросе не получится.