Кушать подано!

Доверие граждан к бездне возможностей, что простирается перед нами во всей своей беспроглядной широте, – это печальный венец алхимической свадьбы Карлсона с фрекен Бок, сыгранной перед телевизором еще в прошлом веке. Карлсон, как вы помните, сильно удивлялся тому факту, что большой и еще живой дядя способен забраться в такой маленький ящик. А домомучительница фрекен Бок, которая хоть и слыла опытнейшей телезрительницей и смотрела по ящику все подряд, включая шведские сериалы, все равно успевала найти повод для личного телепотрясения. Один раз она даже повторила подвиг потрясенного до глубины оскорбленной души Ипполита, забравшись в ванну.

Мой домашний ящик может говорить на пяти языках и транслирует что-то около семидесяти каналов. Не смотрю я ни один, разве что принимаю иногда на ночь что-нибудь из снотворного репертуара. Особенно крепко спится после «Фактора страха».

Если вдруг мой телевизор расширит свой творческий диапазон до 15 языков и 150 каналов, то смотреть все равно будет нечего, кроме тех же программ, что я смотрю и сейчас. Это явно подложное увеличение выбора. Если бездна у ваших ног разверзнется еще более, то это нисколько не изменит сам выбор – сделать шаг вперед или назад. Можно, конечно, свалиться, отойдя за пару километров от истоптанной точки, но станет ли от этого ваша жизнь счастливее?

Глаз моих не хватает, чтобы увидеть, как далеко зашла бездна в своем рыночном предложении, но есть у меня скребущее чувство, что очень, очень далеко зашла. Включишь компьютер – баннеры предложат сотню свежих новостей, каждая из которых дублируется на сотне информационных сайтов, чуть-чуть меняясь в словах при транспортировке. Зайдешь в книжный магазин – там уже с тысячу британских романов, и все они написаны модными британскими писателями. И все побывали в лонг-листе Букера. Посмотришь в афишу – в ней количество новых фильмов, спектаклей, выставок и прочих вариантов как-то провести вечер давно перекрыло возможности самого верткого фигаро.

Или – такая математическая задачка. Рядом с офисом (центр Москвы, самый центр) расположено несчетное количество ресторанов, но каждый божий работный день впадаешь в ступор – куда ж, блин, пойти пообедать-то? Там невкусно, здесь невкусно, практически везде одинаково невкусно, а вкусно и дорого известно где – пересчитать такие заведения хватит обрубленной культи ветерана войны. Самые отчаянные мои коллеги теперь даже, бывает, забегают в «Макдоналдс» или в «Крошку-картошку». Это даже можно было бы счесть позицией, кабы здесь не проступало просто отчаяние.

Информационный ступор, то есть так называемое богатство выбора, ведет к какой-то совершеннейшей дичи: то как Карлсон запорхаешь, то заплачешь как Малыш. Хороший ланч оказывается способом подольше отсутствовать на работе, телевизор – средством для вечернего отключения мозгов, а новости, читанные в Интернете, – прекрасной возможностью быстро забыть, что вчера произошло в стране, семье и на лице. Чем больше выбор, тем больше засасывает желание его не делать, или делать изо дня в день одно и то же, в одних и тех же местах, зависнуть одной ногой там, другой бог знает где, чтобы вот так, в позе растопыренной цапли, провести жизнь: что рядом проплыло, то будет и мило. Видимо, именно эта успокаивающая безальтернативность заключается в поговорке про аппетит, который приходит только во время еды.