«Меня приглашали во все дворцы»
Максим Арцинович. Фото: РИА Новости
Владелец инвестиционного бутика MaximiliaN London Максим Арцинович заявляет, что его бренд оценен аудиторами Brand Finance в 200 млн долларов и у компании уже есть инвесторы, заинтересованные в покупке. Среди потенциальных покупателей — фонды, связанные с королевскими семьями Катара, Абу-Даби и Бахрейна. Что не удивительно, ведь бренд и создавался с прицелом на этот регион и его деньги. А начинал Арцинович работу в «люксе» с дистрибуции дорогих часов из Дубая, летая в самолете с прикованным к руке чемоданом наличности. Как бывшему офицеру, риелтору и челноку удалось заполучить в клиенты принцев крови, а также о собственном таланте «колотить понты» Максим Арцинович рассказал журналу «Компания».
Давайте начнем с начала. Как появилась ваша компания MaximiliaN London? Где вы взяли первоначальный капитал?
— До того, как появилась MaximiliaN London, я был офицером, торговал недвижимостью, парфюмерией, компьютерами, электроникой и спортивной одеждой оптом. В Санкт-Петербурге была компания «Интероксидентал» по продаже недвижимости, которую создал американец Дэн Коркоран. Он носил бабочку, ходил с охраной, ездил на американских лимузинах. Он был не такой, как все. Все питерские бизнесмены, и я том числе, учились у него в начале 90-х искусству продаж. Он сделал из нас армию по продаже недвижимости. Каждую сделку ты вел сам, а агентство давало «крышу»: юристов, эскроу-услуги, нотариусов, охрану. Мы расселяли коммунальные квартиры в центре Петербурга площадью 400–600 кв. м. Во многих коммуналках были изразцовые печи, спрятанная под штукатуркой лепнина и даже картины. Первые новые русские покупали эти большие квартиры, тогда элитное жилье было таким. Маржа была сумасшедшей, с каждой квартиры мы зарабатывали комиссионные по 50–100 тыс. долларов и делили их пополам с агентством. Тогда это был чистый кеш, ничего не надо было декларировать. Мы зарабатывали себе на квартиру 100 кв. м в центре Петербурга за полгода. В 1995 году я купил родителям квартиру около Летнего сада за 80 тыс. долларов, они всё потеряли во время войны в Сухуми, где служил мой отец. Тогда это были большие деньги, и в тот момент, если ты не был бандитом, то был риелтором.
Но вы уехали из Петербурга?
— Я просто хотел расти дальше, но не видел, как это делать там. В отличие от очень успешного девелопера Эдуарда Тиктинского (основатель компании RBI), например. Он был правой рукой Дэна Коркорана, у него, первого среди нас, в 25 лет появился мобильный телефон Nokia 1500 «Сити Мэн», весом в 5 кг. Коркоран же заработал десятки миллионов долларов и уехал в Америку, не желая связываться с криминалом. В этом бизнесе ежедневные стрелки с бандитами были нормой.
В 1997 году я переехал в Москву и стал директором по продажам во французской Thompson Electronics. Мы занимались поставками электроники (телевизоры и видео), за год заняли 14 % рынка, потеснив Sony, Panasonic, LG. Тогда я познакомился с Александром Светаковым и Евгением Бруном (группа «Абсолют»), Александром Минеевым (сеть магазинов бытовой и офисной техники «Партия», убит в 2014 году), Олегом Тиньковым* (он тогда тоже торговал электроникой в Санкт-Петербурге и Москве), Дмитрием Костыгиным (основатель «Юлмарта»), Вадимом Гуриновым (Cordiant) и др. С тех пор я знаю многих бизнесменов, которые вошли в рейтинг богатых людей Форбса. Одновременно у меня шли контейнеры из Азии со спортивной одеждой в Москву. А еще я получил лицензию финансового брокера и почти год проработал трейдером в «РИНАКО+» у Александра Перцовского и Владимира Скворцова, который сейчас возглавляет «АльфаСтрахование». Когда случился кризис 1998 года, нас всех уволили из «РИНАКО+», но со всеми, с кем я на деске торговал акциями, до сих пор дружу, и мы являемся соседями по Остоженке.
В 1997 году я впервые оказался в Дубае и увидел часы Breguet и Vacheron Constantin. Мне было 27 лет, я решил купить свой первый Breguet за 10 тыс. долларов. У меня было ощущение, будто на моей руке Rolls-Royce. Их увидели все мои друзья и стали мне давать заказы.
А кто из друзей?
— Дмитрий Костыгин, Вадим Гуринов, Вячеслав Балабаев (фонд недвижимости «Рюрик менеджмент» в Санкт-Петербурге), все мои друзья из администрации президента, банков, «Газпрома» и других госкорпораций. Так у меня появилась компания Luxart по дистрибуции швейцарских часов. Потом, в 1999 году, я оказался на Мальдивах в отеле Four Seasons. На пляже, где я был с красивой девушкой, ко мне подошел американский миллиардер Майкл Шулхов, ему тогда было около 70 лет. Он с первых дней был акционером японской корпорации Sony. И спросил меня, чем я занимаюсь. Я ответил, что дистрибуцией часов и ювелирных изделий из Дубая и что я до кризиса был брокером на фондовом рынке. В то время мы таскали десять часовых брендов и пять — ювелирных. Это были Chopard, Chaumet, Cartier и др. Дубай был и остается безналоговым, международным торговым хабом. Из Дубая возили телефоны, шмотки, электронику на Ил-86. Кто помнит, первый салон в нем был некурящим, второй — курящим. Во втором сидели люди по 25–30 лет, они летели из Москвы с сумками денег, по 500 тыс. — 1 млн долларов. Они эти сумки приковывали к себе, чтобы их не ограбили. Некоторые надевали под рубашки жилеты с деньгами.
Как в фильме Гая Ричи «Большой куш».
— Там пили виски «Джони Вокер Рэд Лейбл», потому что на «Блэк Лейбл» было жалко денег, курили «Мальборо», и там постоянно возникали стычки. Нужно было лететь пять часов, и когда они прилетали, многих выносили из самолета. Все жили в одном отеле «Чикаго Бич», на его месте сейчас знаменитый отель «Джумейра Бич». Это были элитные челноки, многие из них потом стали миллиардерами.
Вас ни разу не грабили в этих поездках?
— Все было. Грабили и в самолетах, и в аэропортах, грабили таможенники, менты, фсбэшники. У меня охранники тогда были с ксивами, они забирали меня прямо с самолета. Главным логистическим партнером всех челноков тогда была компания «Ист Лайн» Дмитрия Каменщика. Он на этих перевозках и заработал себе на аэропорт «Домодедово», который он купил и построил. «Ист Лайн» был самым крупным перевозчиком между Россией, Арабскими Эмиратами и Азией.
Давайте вернемся к Майклу Шулхову.
— После смерти основателя Sony, его близкого друга и партнера, совет директоров, состоящий из японцев, вынудил Шулхова продать свои акции. Он был единственным американцем-евреем, крупнейшим миноритарием. Майкл продал свою долю и стал миллиардером. У него на Манхэттене был собственный небоскреб, свой инвестиционный фонд, свои реактивные самолеты. Он сам управлял своим самолетом, когда прилетел на Мальдивы со своей женой. Гидом у него был главный редактор журнала National Geographic. Вот такой человек ко мне подошел на пляже на Мальдивах. Мне сложно ему было объяснить, как устроен бизнес в России, что такое «Лужники» и Черкизовский рынок, куда я возил оптом спортивную одежду. Его это не впечатлило. Он стал мне рассказывать про торговые центры в Америке и сказал, что нужно строить сетевые торговые центры с узнаваемым брендом и там продавать товары, а лучше — сдавать в аренду магазинам недвижимость. И это в 1999 году! Если б я его тогда услышал…
Что было потом?
— Шулхов стал для меня ментором. Он говорит: если ты хочешь сделать ювелирный бизнес, сделай свой ювелирный бренд. И если ты его разовьешь до уровня Chopard, Cartier и прочих за 15–20 лет, ты сможешь продать его стратегическому инвестору. Если ты будешь продавать Chopard, Cartier, Graff и другие бренды, ты от силы заработаешь 15–20 %, они уже всю маржу заработали. Представляете, мне 28 лет — и мне рассказывают о возможности создать компанию стоимостью в несколько сотен миллионов долларов… И эта тусовка для меня была более интересной, чем бандитский Петербург. Это к вопросу — почему я уехал.
И мы решили создавать ювелирные изделия под своим брендом и назвать его в честь последнего римского императора Максимилиана. К 2000 году мы перестали продавать спортивную одежду.
А в «Лужу» и на Черкизон вы возили подделки или настоящие Nike и Reebok?
Только настоящие. Я делал контрафакт один раз в своей жизни. В 9-10-м классе, наша семья жила в Хабаровске, и я организовал подпольное производство спортивных шапочек. С детства я занимался боксом и до сих пор занимаюсь в «Академии бокса» в «Лужниках». Это была сильная школа воспитания. И все спортсмены ходили в вязаных шапочках-петушках — Ski Sport (синяя с красным и белым — на ней были лыжники, ее делали в Финляндии — и белая или синяя с красным логотипом «Найк» — она делалась в США). Я купил в «Березке» за валюту две эти шапки, японскую вязальную машину. У меня была соседка, которая работала вязальщицей на прядильной фабрике. Я взял ее в преступный сговор. Мы аккуратно распороли эти шапки, посмотрели, как они сделаны. Самое сложное было — сделать эту внутреннюю этикетку, где написано Made in Finland и состав пряжи. В итоге она этикетку напечатала у себя на фабрике. Мы сделали такого высокого уровня хендмейд — лучше оригинала, — что весь Хабаровск ходил в моих шапках. Мы продавали их за 25 руб. В 9-10-м классе родители у меня занимали деньги. Когда в 1987 году я поступал в Ленинграде в военное училище, я увез с собой денег на автомобиль «Жигули». Это и был мой первый серьезный капитал. Все, что я поставлял в Москву, было только — оригиналом. Мы возили одежду со Шри-Ланки, там 400 фабрик за колючей проволокой делают все мировые бренды.
Вот вы придумали бренд MaximiliaN London, а как у вас появились в клиентах королевские семьи из ОАЭ, Катара, Бахрейна?
— Когда мы с Майклом Шулховым в 1999 году придумали бренд MaximiliaN, Майкл сказал мне, что у бренда должен быть порт приписки. У Cartier, Chaumet, Van Cleef & Arpels — Париж, Вандомская площадь, у Harry Winston, Tiffany — Нью-Йорк, у Chopard, Vacheron Constantin — Женева, Bvlgari — Рим. И мы выбрали Лондон.
Почему Лондон?
С начала 2000-х я часто летал в Эмираты. Как только появился бренд MaximiliaN, я стал постоянно участвовать в местных ювелирных выставках. Там были все мировые бренды. И ты такой стоишь рядом с Graff, такое маленькое, неизвестное ювелирное ателье, которое все делает под заказ. И в первый день на выставку приходят только королевские семьи, публику не пускают. У них такая восточная ментальность — надо проявить гостеприимство. Денег много, себестоимость нефти 1–3 доллара за баррель, продажная цена 60–100 долларов. И они покупают украшения у всех участников выставки. Хотя бы какую-то мелочь за 10–20 тыс. долларов. Так происходило на выставках в Бахрейне, ОАЭ, Кувейте, Катаре, Саудовской Аравии, Омане.
Но, чтобы у вас каждый раз покупали члены королевских семей, нужно предлагать что-то, что вас отличает от гигантов индустрии.
— Да, у меня не было безумных бюджетов, как у Cartier, Graff, Chopard и др. Я не мог строить такие огромные павильоны, как они. Но я — гений маркетинга, у нас были уникальные украшения, сделанные в единственном экземпляре в мире — pieace unice. Когда к нам подходили члены королевских семей, мы говорили, мы не для тех, кто хочет Graff, мы не для тех, у кого уже есть Cartier и Harry Winston, и т.д. Браслет Love есть у каждого. Браслет Гвоздь тоже есть у каждого. Мы для тех, кто хочет быть different, кто хочет отличаться. Это очень цепляло, но этого было недостаточно. И тогда мы заказывали под выставки коробки с отличными сигарами на фабрике, производящей Davidoff, в Доминиканской Республике. А арабы очень любят сигары. Я и сам их любил, пока не стал бегать марафоны по 42 км. И на этих коробках было написано MaximiliaN London, и мы их дарили в огромных пакетах всем членам королевских семей и их свите. А для женщин — парфюм и ароматические свечи под нашим брендом. И на этих пакетах золотом, жирно, как арабы любят, было выбито MaximiliaN London. И огромный золотой герб сверху, напоминающий герб королевской семьи Виндзоров из Великобритании. Но только там не лошади, а единорог и лев, различные английские масонские символы. И на латыни: «Фортуна сопутствует смелым». И когда ты берешь в руки наш пакет, у тебя нет никаких сомнений, что этой компании 200 лет и она из Лондона. А арабы очень любят Лондон, они все там учились, там у них дворцы, лошади, роллс-ройсы и ламборгини. Арабы рыдали от счастья, так им нравились наши сигары. И они хватали наши пакеты — и уже на следующий день к тебе подходит глава службы протокола королевской семьи, занимающийся закупками.
И ты всем, включая их охранников, вручаешь эти пакеты. И здороваешься, благодаришь по-арабски. Я знаю несколько языков, но по-арабски несколько фраз. И вот ты стоишь, и к тебе идет живой король Бахрейна, за ним свита человек 50. И он подходит, и ты: «Мархаба» (здравствуйте), спрашиваешь: «Шах барак» (как дела). Он отвечает: «Кейфак, Хамдуалла» (все в руках Аллаха). И всё. И он тебе дает руку (ну, надо гордость засунуть в ...), и ты ее целуешь, потому что он — король. Что тут самое важное? Не MaximiliaN, а Лондон. Меня приглашали во все дворцы. Я обедал и ужинал со всеми правителями. Так, в 2005–2008 годах у нас появились семья Аль Мактум из Дубая, семья Аль Нахайян из Абу-Даби, семья Аль Халифа из Бахрейна, семья Аль Тани из Катара, Аль Сабах из Кувейта.
А на следующий день, когда открывалась выставка для всех, мы давали наши пакеты только для ВИП-клиентов с сумками Chanel и Hermès, отсекая нищебродов. Нищеброды ходят с сумками Louis Vuitton, Prada, Gucci и т.д. Они не могут позволить себе наши изделия.
Не могут позволить изделия владельцы сумок за несколько тысяч долларов?
— Да, потому что наши изделия в среднем тогда стоили по 100 тыс. долларов. Они были ручной работы и были лучше Graff и Cartier.
Лучше Graff и Cartier?
— Да. Мы — ателье, создающее украшения в единственном экземпляре, на заказ, tailor made product. Когда мы производим в год 200 изделий ручной работы и 3000 — фабричным способом, мы — не массовый продукт. Cartier браслеты Love штампует из золотых полосок, я видел это сам.
А еще я очень четко цепляю тренды, что модно, что немодно, собираю лучших дизайнеров.
С 2015 года, когда случился финансовый кризис, когда упала нефть до 35 долларов за баррель, рынок роскоши и по сей день — в стагнации. Начиная с 2015 года я отказался от производства украшений стоимостью от100 тыс. долларов до нескольких миллионов (они такие дорогие, потому что мы используем только редкие инвестиционные драгоценные камни — розовые, голубые бриллианты). И мы стали делать массовый продукт, от 3 тыс. долларов, в сегменте fashion jewelry. Это Messika, Tiffany, David Yurman и т.д., доступные для среднего класса. Но королевские семьи не перестанут быть нашими клиентами никогда.
А камни вы где берете?
— Изумруд — в Колумбии, у нас лицензия на разработку, у меня там бизнес-партнер, англичанин. Местные крестьяне открытым способом долбят породу, приносят в ведрах в палатку, накрытую листьями. И наши люди контролируют, чтобы они не глотали или другим способом не крали наши изумруды. Это малый бизнес. По соседству картели занимаются своими делами.
Еще мы закупаем бриллианты, сапфиры и рубины по всему миру. Бриллианты — в основном в Дубае, где никогда не было драгоценных камней. Дубай стал мировым лидером, потому что создал безналоговую зону «Алмаз Тауэр», обогнав Россию, где одна «Алроса» производит сырых алмазов почти на 4 млрд долларов в год. В России физлица не могут продавать драгоценные камни, за это могут посадить, а в Дубае — могут торговать. И мы сегодня уже фактически стали инвестиционным бутиком, продавая нашим клиентам инвестиционные драгоценные камни. И большую часть оборота мы делаем совместно с фэмили-офисами богатых клиентов на Западе или инвестиционными подразделениями банков. Мы не работаем в России, но работаем с русскими клиентами.
В какие камни сейчас выгодно вкладываться?
— За два месяца пандемии коронавируса цены на розовые и голубые бриллианты выросли на 15 %. Когда фондовый рынок и нефть летят вниз, а у людей в офисах стоит кеш на палетах, тоннами, они в панике, не знают, как сохранить капитал. Мы предлагаем инвестиции в камни на срок 10–15 лет. Это частный пенсионный фонд. Эти камни хранятся в банковских ячейках на Западе.
А вы продолжали продавать другие ювелирные бренды?
— Как только мы начали работать как MaximiliaN London, Майкл Шулхов мне сказал: забудь про все бренды, они все тебя кинут. И так и случилось в 2008–2010 годах. Многие часовые и ювелирные бренды отдали дистрибуцию ЦУМу и «Меркури». Часовая компания Franc Vila украла у меня 5,5 млн швейцарских франков, и мы до сих пор с ними судимся. Шулхов меня учил: «Ты сам будешь контролировать дистрибуцию, устанавливать наценку, ни от кого не будешь зависеть. И с годами у тебя вырастет капитализация компании». И я сейчас сам читаю лекции по маркетингу и рассказываю об этом. И сейчас мы работаем не только в Лондоне, но и Дубае, Женеве, Москве, Гонконге, США.
Сейчас наш бренд оценен аудиторами Brand Finance (ведет такие бренды, как Coca-Cola, Amazon, Facebook и др.) в 200 млн долларов. У нас есть инвесторы, заинтересованные в покупке бренда. Мы сейчас ведем переговоры с инвестиционными фондами, представляющими интересы королевских семей Катара, Абу-Даби, Бахрейна. Я не могу раскрыть фонды из-за NDA.
А что потом?
— У меня есть проект Diamco, это криптовалюта, обеспеченная бриллиантами — Diamondcoin. Несколько государств заинтересовались этим проектом. Я бы продолжал писать книги по искусству и коллекционировать его, вести лекции и тренинги по маркетингу, путешествовать.
Максим Арцинович«В люксе большая часть работы — колотить понты»
Максим Арцинович родился в 1970 году, в Грозном. Отец Анатолий Арцинович — военный летчик, мать Наталья Кузнецова — преподаватель английского языка. Свои первые деньги Максим заработал в шесть лет на рынке в Грозном, разгружая арбузы, и купил велосипед «Кама» за 120 руб. В 1992 году закончил военно-морское инженерное училище им. Ф. Э. Дзержинского в Ленинграде, получил диплом инженера-конструктора атомных подводных лодок. В 1999 году создал бренд MaximiliaN London. Занимается боксом и бегает марафоны (42 км), спасает бездомных животных. Максим — член попечительских советов пяти музеев. В 2011 году подарил свою коллекцию камнерезного искусства Эрмитажу.
У Арциновича есть прозвище Бугатти Мэн, оно появилось после того, как он взял Bugatti Veyron напрокат у одного русского олигарха в Лондоне для презентации Franc Vila на Базельской выставке. «В люксе большая часть работы — колотить понты», — говорит предприниматель.
* признан в России иноагентом.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
