«Мои серверы МВД так и не вернуло»

В 2014 г. «Ко» писал об известном татарстанском бизнесмене, президенте крупнейшей в России микрофинансовой организации «Центр микрофинансирования» Павле Сигале. Тогда он уже почти год находился в СИЗО, и следствие инкриминировало ему незаконное обналичивание материнского капитала. Однако с тех пор уголовное дело развалилось, Сигал вместе со своими сотрудниками вышел на свободу и теперь пытается восстанавливать свой бизнес, а заодно защищать права предпринимателей. Об опыте столкновения с правоохранителями и о личных планах рассказывает первый вице-президент «Опоры России» Павел Сигал. 

– Как бы вы могли прокомментировать ваше уголовное дело: почему его возбудили и почему закрыли?

– Возбудило это уголовное дело Главное управление экономической безопасности и противодействия коррупции – бывшая контора генерала Сугробова (генерал-лейтенант полиции Денис Сугробов возглавлял ГУЭБиПК МВД РФ в 2011–2014 гг. – Прим. «Ко»). Мы являлись самой крупной микрофинансовой организацией России – у нас было 500 офисов в 320 городах – и занимались разными программами, в том числе поддержкой бизнеса и даже микробизнеса, выдачей займов физлицам. Ну и материнским капиталом – все легально. Если говорить про материнский капитал, там очень трудно что-то украсть. Процедура такая: по закону мать имеет право компенсировать средства, которые она взяла в банке в виде кредита или в виде займов в микрофинансовой организации. Кстати, сейчас МФО запретили заниматься работой с материнским капиталом. Почему-то кооперативам можно, банкам можно, а МФО нельзя. Поэтому сейчас мы материнским капиталом не занимаемся. А раньше было так: мать должна найти жилье, как правило, в этом ей помогает риелтор, дальше она обязана заключить договор купли-продажи с собственником жилья – это может быть дом, квартира, или часть дома, или часть квартиры. Потом она должна получить кредит или заем, оплатить этими деньгами недвижимость, недвижимость должна быть переоформлена в регистрационной палате в ее собственность. После этого весь пакет документов поступает в Пенсионный фонд России (ПФР), он проверяет и, если все нормально, возвращает матери сумму, которая соответствует размерам материнского капитала – сейчас это 465 000 руб. То есть если теоретически представить мошенническую схему, то в ней должны быть завязаны финансовые организации, риелторы, мать, регистрационная палата и Пенсионный фонд. Как вы понимаете, даже теоретически это очень сложно сделать. Мое дело тянулось до моего ареста почти два года. Но не в отношении меня – в некоторых городах они пытались возбуждать уголовные дела против сотрудников моей компании, местные суды это все закрывали. Тогда все эти документы забрали в московский главк Сугробова, объединили дело и предъявили мне и всему руководству компании обвинение, которое было широко освещено во всех СМИ, – о том, что я, по мнению следствия, украл 10,5 млрд руб. Эта сумма была больше годового оборота всего Центра микрофинансирования, хотя программа по работе с материнским капиталом составляла не более 15–20% от объема выдаваемых займов. То есть каждая шестая мать России должна была пострадать. Через два дня после того, как меня арестовали и поместили в СИЗО, в обвинении уже фигурировало 28 млн руб. Пенсионный фонд пострадавшим себя не признал, ни одна мать тоже не признала, сделки были белые и легальные. Через полгода обвинение переквалифицировали на неправомерное получение процентов по займам всего на 3 млн руб., еще через два месяца – на 1,5 млн руб., а еще через два месяца дело закрыли. И меня, и всех моих коллег отпустили. Потому что и генерал Сугробов, и еще два десятка генералов и полковников сами пошли под следствие, и мое дело стало одним из эпизодов – как пример сфабрикованных дел. (В 2014 г. после ареста 12 сотрудников ГУЭБиПК Денис Сугробов был отстранен от должности и арестован, в настоящее время он ожидает суда по обвинению в создании преступного сообщества. – Прим. «Ко».)

– В этой схеме работы с материнским капиталом откуда у матерей брались деньги для выплаты процентов МФО?

– Мать должна была эти деньги найти и заплатить. Но ведь срок там был очень короткий. Пенсионный фонд обычно рассматривал дело месяц или два максимум. И проценты начислялись в размере нескольких тысяч рублей; учитывая, что мать получала компенсацию в несколько сотен тысяч рублей, сумма эта была небольшая. Там был еще один смешной эпизод. Где-то дней через десять после ареста журналисты «России-24» провели собственное расследование. Они взяли из уголовного дела наугад один эпизод в Ивановской области и поехали – корреспондент, камеры, все как положено. И я уже в СИЗО видел эту передачу. Мать спрашивают: «Вы получили кредит по материнскому капиталу, и говорят, что вы эти деньги украли». Она отвечает: «Вот вы видите дом, который мы купили, денег хватило на такой дом, сейчас мы с мужем его доделываем». – «А почему вы взяли деньги в микрофинансовой организации?» – «Потому что банки не давали, а они дали, огромное им спасибо».  – «Так все-таки почему говорят, что деньги использовали неправильно?» – «Как неправильно, если вот дом стоит?»

– Во время вашего ареста всплыла информация, что правоохранители вымогали у вас 1 млн евро. Как бы вы могли это прокомментировать?

– Это просто был факт. Я до последнего дня не верил, что меня арестуют, думал, если человек не виновен, то его это не коснется. Но за неделю до моего ареста исполнительному директору компании позвонили и сказали, что 18 числа будут аресты (меня действительно арестовали 18-го), и предложили за 1 млн евро решить вопрос.

– Но вы не пошли на это?

– Мы на это не пошли.

– Тяжело было в тюрьме?

– В тюрьме всегда тяжело. Там в первую очередь морально тяжело. Я сидел в Первом СИЗО, это тюрьма, которая подчиняется напрямую ФСИН. Отношение ко мне там было корректное, но давило осознание того, что, пока ты тут сидишь, твой бизнес разваливается. Сейчас это кажется уже просто. Я ведь просидел почти 11 месяцев, пока дело не закрыли и меня не выпустили. И не только меня – тогда ведь 20 моих сотрудников были арестованы. Потому компания развалилась и сейчас находится в состоянии банкротства. Я просто не успел ее спасти. Поэтому «Тяжело ли в тюрьме?» – вопрос риторический.

– За вас вступались Борис Титов и другие известные люди. Как вы думаете, могло ли это повлиять на ход следствия? Вообще, имеют ли подобные ходатайства значение для бизнесмена?

– Я думаю, что в моем случае это сыграло очень значительную роль, потому что за меня вступались и «Опора России», где я являюсь первым вице-президентом, и ее председатель попечительского совета Сергей Борисов, и Александр Бречалов (он теперь секретарь Общественной палаты), и Алексей Кудрин, и Борис Титов, и Александр Хинштейн – известный депутат. Десятки тысяч подписей были собраны по стране в мою защиту. Я думаю, что это не позволило следствию фальсифицировать данные дальше. И потом – вы понимаете, вся эта группировка действовала по стандартной схеме. Они рассчитывали, что сейчас меня арестуют, и при изъятии документов и компьютеров обнаружится все что угодно. А у нас была белая зарплата, у нас не было обналичивания, у нас были только белые схемы. У них на меня ничего не было. Это, наверное, было для них тяжелейшим ударом, потому что нечего было предъявить. В результате первые полгода в СИЗО ко мне никто не приходил. За это время сменились пять следователей. Но меня посещали адвокаты, и больше ничего не происходило. Я только из СМИ узнавал, что происходит вокруг дела. Акции в мою защиту здорово поддерживали, и все же в тюрьме это является небольшим утешением. Потому что, повторяю, самое тяжелое – осознавать, что дело, которому ты отдал 15 лет жизни, разваливается, и ничего невозможно сделать.

– Из этого опыта можно извлечь что-то полезное?

– Из этого опыта ничего полезного извлечь нельзя. Мой случай достаточно нетипичный – когда дело закрывается, при том что оно с таким грохотом и помпой было организовано. Когда я вышел, Борис Юрьевич Титов предложил мне стать одним из уполномоченных по защите прав предпринимателей – в банковской сфере и в банках, которые подвергаются санации. И вот теперь я уполномоченный. Я продолжаю быть первым вице-президентом «Опоры России», продолжаю преподавать. Мы в Общественной палате создали комиссию по взаимоотношениям с правоохранительными органами, которую возглавил мой товарищ по «Опоре России» Дмитрий Сазонов.

– Борис Титов уже несколько лет ведет кампанию за декриминализацию бизнеса и сокращение уголовного преследования предпринимателей. Как вы оцениваете успешность этой кампании?

– Усилий прилагается много. Результатов, конечно, хотелось бы, чтобы было больше. Но в последнее время удалось добиться введения ряда новаций, которые мне представляются важными и актуальными. Например, принято решение, что нотариусы имеют право приходить в следственный изолятор, когда они хотят, и совершать там нотариальные действия. У меня ведь доходило до того, что я в СИЗО вышел на пенсию, когда мне 60 лет исполнилось, и следователь не давал согласия на проведение нотариальных действий, чтобы мне оформили пенсию. Пенсию я смог оформить только после того, как вышел. А ведь это пенсия, которая положена по закону. И какое это отношение имеет к следствию? Я уже не говорю про какие-то действия, связанные с организацией бизнеса. Кроме того, ужесточены сроки работы с изъятыми имуществом, компьютерами и документацией. Либо следствие обосновывает, почему именно этот компьютер является незаменимой уликой, либо его обязаны вернуть. В моем случае этого не было. Более того, до сих пор мои серверы МВД так и не вернуло. Сейчас они уже не нужны, но тем не менее. Поэтому определенные подвижки есть, но не фундаментальные. Так было у меня и происходит со многими другими предпринимателями. Следователи упорно утверждали, что я не предприниматель и действия мои не предпринимательские. Ведь по закону, который сейчас действует, если меня подозревают в экономическом преступлении в сфере предпринимательства, то не имеют права держать под стражей. Поэтому следствие упорно не признавало меня предпринимателем. И прямо на суде говорили: он не предприниматель, и это все не предпринимательские действия. Когда смотришь на такие несуразности, они кажутся дикими, и кажется, что их не должно быть, но по факту они есть.

– Как же в итоге ваш бизнес пережил ваше тюремное заключение?

– Никак, он развалился полностью.

– Холдинг Sigal сейчас не существует?

– Мой бизнес сейчас в состоянии банкротства, и я по кусочкам пытаюсь восстановить его. С большим трудом удалось сохранить Автоградбанк, и я немного занимаюсь микрофинансированием (по данным портала Banki.ru, Автоградбанк занимает в рэнкинге российских банков 298-е место с активами 6 млрд руб. на начало сентября. – Прим. «Ко»). По сути дела, эти полтора года я и моя команда в банке занимались его восстановлением. Ведь самым страшным был даже не сам факт уголовного дела, а то, что меня без решения суда и даже без завершения следствия сразу объявили мошенником всероссийского масштаба. На мой взгляд, такие публичные заявления без решения суда, вступившего в законную силу, совершенно недопустимы, но такое происходит очень часто со многими предпринимателями.

– Банк сейчас на чем зарабатывает? Какова его ниша?

– Это региональный татарстанский банк, но он потихоньку расширяется, у нас есть офисы в Москве, Рязани, Волгограде, Астрахани, Ижевске и т.д. Это один из немногих банков, который продолжает кредитовать малый и средний бизнес. Например, за восемь месяцев 2016 г. мы выдали кредитов почти на 9 млрд руб. Банкиры поймут – для среднего банка это очень неплохо.

– И какие ваши планы как бизнесмена?

– Я продолжаю заниматься финансовым сектором. Пытаюсь создать небольшую микрофинансовую компанию. Есть небольшие проекты и в строительстве, и в производственной сфере. Мы рассматриваем проект производства сельхозпродукции, есть один бизнес, связанный с производством запчастей для «КамАЗов». Вообще, моя сфера бизнес-интересов была всегда достаточно широкая, просто раньше масштабы были другие, а теперь они стали гораздо меньше.

– А что это было за сообщение о создании Объединенной микрофинансовой компании?

– Когда я вышел, три микрофинансовые компании, в том числе и моя, договорились о создании объединенной компании, но, к сожалению, не получилось. Одна компания разорилась, вторая отказалась – в итоге из проекта ничего не вышло.

– И в этот проект вы планировали привлечь Романа Путина?

– Он первоначально участвовал в этом проекте, но потом, поскольку не стало получаться, от него отошел.

– В прошлом вы возглавляли региональную организацию СПС. Сейчас у вас есть политические взгляды? Вы сторонник какой-либо партии?

– Нет, сейчас я беспартийный, а политические взгляды у меня остались прежними. Я убежденный сторонник рыночной экономики и всех принципов, которые продекларированы в нашей Конституции. Я вхожу в генсовет Партии роста, но это общественная нагрузка, я не являюсь членом партии.

– Думу, какую ни на есть, избрали, и ей чем-то надо заниматься. Какие, на ваш взгляд, нужны неотложные реформы, особенно в сфере бизнеса? 

– Сейчас экономисты разделились на два принципиальных концептуальных направления. Одно направление, которое отстаивает экономический блок действующего правительства, и Кудрин в том числе, – это защита частной собственности, развитие реального сектора, жесткий контроль инфляции, широкая международная кооперация и т.д. И второе направление, которое представляет советник президента Сергей Глазьев, – это, в общем, политика смягчения финансово-денежной политики, широкая эмиссия денежных средств для поддержания предприятий и развития экономики. Второе направление кажется очень привлекательным, и действительно, многие бизнес-проекты в России задыхаются от нехватки финансовых ресурсов. Проблема заключается только в их эффективном использовании. Тут простой вопрос: как сделать так, чтобы средства, которые будут введены в экономику, не пошли на покупку долларов? Мы же помним: все эти вбросы денег уходили на биржу, и в конечном итоге обваливали рубль. На этот вопрос ответа нет. Поэтому я все-таки больше сторонник нынешнего макроэкономического блока. При всех вопросах к правительству, при всех оговорках все-таки низкая инфляция и защита частной собственности являются краеугольным камнем развития экономики – без этого никаких инвестиций, в том числе внешних, не будет, даже когда санкции уйдут в прошлое.