Не взлетим, так поплаваем

Сейчас мы строим четвертый прототип фотобиореактора. Надеюсь, что к концу года мы его успеем собрать. Цель этого прототипа — экспериментально проверить технические и экономические показатели культивации. Мы определим, сколько будет стоить килограмм биомассы хлореллы, выращенный в таком реакторе, какой объем реактора потребуется, чтобы производить необходимое для человека количество кислорода. Примерно мы, конечно, прикидывали, но сейчас пришло время проверить это экспериментально. Ждать осталось недолго, уже очень скоро мы будем отдавать себе отчет, кому и по какой цене сможем предложить результаты своей работы.

Большинство проектов «Роскосмоса» касаются в лучшем случае ближнего космоса, а в значительной степени — вполне земных проектов, например строительства Национального космического центра за 25 млрд рублей. Говорят, Дмитрий Рогозин остался доволен двухсотметровым зданием из стекла и бетона в форме трехгранной ракеты, устремленной в небо. Думаете, замкнутая СЖО заинтересует корпорацию?

Честно говоря, не думаю, у них другие приоритеты. Но есть же еще и частные космические компании, российские и зарубежные. Кстати, значимые программы, связанные с исследованиями других планет, в «Роскосмосе» существуют (у нас есть и пилотируемая лунная программа), но постоянно откладываются, видоизменяются, их бюджеты секвестируются. При этом сами бюджеты на порядок меньше тех же американских. Сегодня очевидно, что дальше эксплуатировать достижения СССР невозможно, ресурс почти исчерпан. Мы с 1972 года сидим на околоземной орбите и смотрим на Марс только в телескоп!

Несколько месяцев назад Дональд Трамп объявил о намерении направить в бюджет NASA дополнительно $1,6 млрд на программы освоения Луны и Марса. США, обеспокоенные китайской активностью в космосе, собираются в рамках программы Artemis вернуть астронавтов на Луну уже в 2024 году, на четыре года раньше, чем предполагалось. Что это означает для нас? Как известно, в России на 2024 год намечены очередные выборы президента, и, судя по всему, здесь продолжат латать дыры в асфальте?

Сейчас США действительно укрепили свои лидерские позиции в космосе и намерены продолжать в том же духе. Серьезно заявляют о себе Китай, Япония, Индия, даже Арабские Эмираты и Иран. Космос — поле конкуренции стран-лидеров, и это не фигура речи. Если говорить о «научной» космонавтике, то достойное место мы сохраняем пока только в производстве приборов. К сожалению, действительно прорывные проекты вроде «Радиоастрона» или «Спектра-РГ» реализуются очень редко. Я бы отметил здесь работу Института космических исследований Российской академии наук (ИКИ РАН), особенно лаборатории космической гамма-спектроскопии, которой руководит Игорь Митрофанов. Под его руководством были разработаны уникальные приборы, которые исследовали Марс, Меркурий, Луну — ХЕНД, ЛЕНД, ДАН, МГНС... Эти приборы открывали с орбиты воду, исследовали климат, грунт, радиационную обстановку … Классные проекты реализованы и в других институтах — в МФТИ, ФИАН, ГЕОХИ. Однако чаще всего все эти полезные и уникальные приборы летают на зарубежных аппаратах стран, для которых космические исследования в приоритете. А что касается проблемы «асфальт или космос», то лучше меня на эту тему блестяще высказался академик РАН Эрик Галимов в своей книге «Замыслы и просчеты. Фундаментальные космические исследования в России последнего двадцатилетия. Двадцать лет бесплодных усилий». Мне здесь добавить нечего. Если ничего не изменится, Россия в космосе будет предоставлять недорогие услуги ракет-носителей и приборы для чужих исследований и научных прорывов.

Думаю, все дело в организации и мотивации. Молодые специалисты, в принципе, готовы делать неинтересную работу за большие деньги или интересную — за вменяемые. Но рынок труда в космонавтике сегодня не может предложить ни того, ни другого. Вот и получается, что из 40 выпускников, к примеру, Бауманки, в космонавтике остается работать пять человек. Так было в мое время, то же самое и сейчас. Студенты ходят на практику и получают представление о том, как работают РКК «Энергия», ГКНПЦ им. М. В. Хруничева или другие наши космические гранды, какие там перспективы, и многие приходят к выводу, что это не для них. В результате дипломированные специалисты идут в банки, работают аналитиками, торгуют… Как показал наш проект «Маяк», имея тягу к исследованиям и мотивацию, при современном уровне развития технологий можно принять участие в реальном космическом проекте. Он вполне может оказаться и коммерческим. Некоторые частные космические компании основывались энтузиастами, а потом становились успешными коммерческими стартапами. Современный российский пример я здесь, пожалуй, не приведу (уверен, это дело времени). А американский Spire Global, думаю, — тот самый случай.

Некоммерческие организации в космической отрасли — российское ноу-хау? Научный андеграунд в условиях, когда «Роскосмос» является лидером по финансовым нарушениям, а частные инвесторы, российские и зарубежные, не испытывают желания вкладывать деньги в космические стартапы, выглядит хоть каким-то выходом.

Отнюдь нет. Мы оказались в тренде. Тенденция характерна для всего мира. Самый яркий пример — команда из Дании Copenhagen Suborbitals, основанная в 2008 году. Ребята уже построили и запустили несколько ракет. Они сделали ставку на разработку относительно недорогих форм суборбитальных пилотируемых полетов без участия государства и крупных корпораций. Разрабатывают небольшие ракеты для одного человека. Все очень серьезно, и это действительно полномасштабные космические ракеты с полным компьютерным контролем и управлением. Финансирование у них, как было и у нас с «Маяком», — это пожертвования частных лиц и спонсорство. У Copenhagen Suborbitals есть группа поддержки проекта, члены которой платят ежемесячно небольшие фиксированные взносы.