Неправильное отмывание
МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем» – он уже почти был принят, но его отправил на доработку Ельцин – наконец подошел к утверждению в Думе.
Этот закон нужен, и Россия сама и добровольно подписала Страсбургские конвенции в рамках европейского процесса по борьбе с отмыванием денег. Мы обязались этот закон принять и выполнять рекомендации и требования FATF. Требования причем совершенно справедливые: принять соответствующий закон и создать некий мощный уполномоченный орган, с которым могли бы сотрудничать международные организации. Однако все безобразия начались именно вокруг этого уполномоченного органа. Потому что закон сначала делали «эмвэдэшники», потом его переделывал глава налоговой полиции Солтаганов, а затем этот закон передали Минфину.
Борьба за уполномоченный орган понятна. (Надо сказать, что зародыш такого органа уже есть – это межведомственный центр по борьбе с легализацией незаконных доходов при МВД.) Чем шире полномочия, тем интереснее орган. Сразу возникает призрак всепроникающей финансовой полиции, которая у всех выворачивает карманы, считает деньги и проверяет счета. Кстати, в «минфиновском» проекте, который сейчас и представлен, явно видны все признаки именно такого понимания вопроса. (Особенно в части сбора информации о движении финансовых потоков. Признаки подозрительности, например, стоит проявлять при операциях с недвижимостью стоимостью $16 тыс. и выше. То есть предлагается исследовать весь экономический оборот кроме мелкой розничной торговли.)
Сейчас ведутся бурные дискуссии на тему о том, каким должен быть закон и как все должно сочетаться с существующим уголовным законодательством. В тени остается другой вопрос: а что, собственно, есть отмывание? Хорошо хоть ушли от определения – «борьба с отмыванием незаконных доходов». Сейчас четко сказано – «преступных».
В мировой практике ответственность за отмывание денег прямо ограничивается несколькими уголовными статьями. Речь идет о деньгах, прямо связанных с оргпреступностью: оружие, наркотики, проституция, грабежи, убийства и коррупция. И больше ничего. Мы же сами боремся за расширительное толкование, чтобы подпадать под расширительные санкции и портить себе имидж.
Все известные скандалы об отмывании денег, в которых фигурировали безумные суммы, сделаны совершенно на пустом месте, причем с нашей же помощью. Я не сомневаюсь: американцы хорошо понимают, что на самом деле подпадает под «отмывание». И все эти скандальные случаи – либо дешевая пропаганда, либо массовый психоз.
Когда речь действительно идет об отмывании, о преступных деньгах, то ажиотаж вокруг проблемы и интерес к ней резко идут на убыль. Остаются профессиональные вопросы сотрудничающих между собой правоохранительных институтов цивилизованных стран. Ведь у нас, например, по мнению специалистов, под закон об отмывании подпадает менее 1% теневого вывоза капитала.
Еще одно обстоятельство. Если все вышесказанное будет учтено, то закон потеряет свой фискальный характер. Тогда возникает вопрос: а при чем здесь Минфин? Если это не фискальный закон, то вы-то тут при чем? Именно поэтому Минфин нелепо и совершенно непрофессионально держится за расширительное толкование закона, нанося прямой ущерб национальным интересам России.
Следует отметить, что цивилизованная страна не имеет никаких оснований отказываться от международного сотрудничества в борьбе против оргпреступности и против отмывания ее доходов. Все остальное не является целью и компетенцией данного закона и не должно под него подпадать. Есть масса других проблем: незаконный вывоз капитала, уход от налогов. Причем интересно, что у нас именно специалисты МВД являются сторонниками того, чтобы налоговые преступления ни в коем случае не включались в этот закон. Потому что тогда они находятся в рамках своих профессиональных задач. Тем более что для страны, в которой целью является создание рыночной экономики, борьба с утечкой капитала – не полицейская проблема, а проблема экономической политики. И она решается другими способами. А закон об отмывании относится к вторичным преступлениям. То есть сперва должно быть совершено преступление, а уже потом – манипуляции с доходами, полученными в результате преступления. Налоговые преступления в этом смысле являются первичными, и в их основе лежат доходы от легального бизнеса.
Мы должны превратить борьбу с отмыванием «грязных денег» в инструмент российской внешней политики и защиты наших национальных интересов – в том числе защиты от наездов и необоснованной дискриминации. То есть как только возникнет тема отмывания, Россия должна с огромным интересом, имея соответствующий закон, который четко определяет предмет, заинтересоваться этим вопросом, финансовыми учреждениями и странами, потому что местом отмывания обычно является не Россия. ЦБ и Минфин должны выдавать рекомендации о прекращении операций со странами, против которых выдвинуты обоснованные обвинения в отмывании. Вот, например, Bank of New York. Рекомендовать россиянам прекратить операции с банком, против которого ведется судебное преследование по факту отмывания. Это, кстати, быстро отобьет охоту заниматься демагогией. Более того, должен быть прописан механизм возвращения этих денег в наш бюджет. Потому что в нынешних обстоятельствах получается так, что все отмытые деньги попадают почему-то в их бюджет. Нехорошо. Все это вполне может стать причиной для коррекции закона на стадии слушаний в Думе.