Признание
Она стесняется.
Она хватается как тонущая за телефонную трубку и выпаливает в нее кому-то служебному что-то неотложное, когда он проходит мимо ее стола. Они работают вместе в одном крупнонаселенном здании уже месяц. Он заприметил ее сразу же, но она до сих пор не знает его фамилии.
Они встречаются в обеденный перерыв в офисной столовой. Она пробирается вдоль клокочущей, как горная речка, очереди и ненароком касается рукой его талии, будто качнувшись на краю пропасти и схватившись за него, чтобы не сорваться. Оторвавшись от разговора со мной про Вагнера, Аршавина и Дугласа Коупленда, он ловит на лету ее вспорхнувший взгляд, но она уже далеко впереди, в спасительном кругу подруг, где на ее поднос шлепается тарелка – рис и рыба. Он запоминает, «хоть это труд и стыд напрасный»: она любит рис и рыбу. Он чувствует, как что-то горячее, как банки, которые ставили ему в детстве, впилось ему под лопатку. Легкий ожог, потом даже приятно.
Она – изящная миловидная шатенка. Утром он обнаруживает ее за рабочим столом в новом свитере цвета небесной лазури, и, проходя мимо к кому-то из своих, служебных, по делам, вдруг ставшими неотложными, он отмечает про себя, что новый свитер удивительно хорош. «Возле умиротворенно трещащего как сверчок камина должна сидеть девушка в уютном свитере (на ноги наброшен английский плед) и читать добрую книгу», – так обычно рассказывал он мне, перебрав в баре виски.
Возвращаясь, он огорчается, уже издали заметив, что ее стул пуст, и тщательно заготовленный комплимент про свитер, многосоставная шутка про плед и замок в Шотландии остаются нераспечатанными. Около ее стола он вдруг хлопает себя по карманам, будто проверяя, не забыл ли где пачку сигарет, и рассматривает записную книжку, отточенный карандаш в плебейской компании шариковых ручек, цветной томик Коупленда, распечатки e-mail’ов, прикнопленные к стене – старую рождественскую открытку, Сержа Гейнсбура с обвисшей сигаретой и фото неизвестного молодого мужчины, за спиной которого возвышается Нотр-Дам. Она возвращается, он вынимает из кармана пачку сигарет, и они встречаются, на ходу бросив друг другу по приятной улыбке, он что-то невнятно мямлит про свитер, забыв про плед и замок. Он идет курить, в спину его толкает радостная мысль о любимом Коупленде, а в груди все сжимается от большой, сильной мысли о фотографии молодого человека. Кто он?
Его он встречает в лифте два дня спустя и решает: «Мне не к лицу и не по летам… Пора, пора мне быть умней!» – «Отбей или плюнь», – советую я ему в курилке.
На следующий день он получает от нее e-mail, она спрашивает что-то по работе, что-то про региональных партнеров. Он, ругая себя, сознаваясь «в этой глупости несчастной», зовет ее подробно все рассказать за обедом где-нибудь в городе. Он помогает ей в гардеробе снять куртку. Поворачиваясь, она случайно, легонько задевает его бедром, нестерпимый ожог расползается по всему его телу. Она заказывает рис и рыбу. Он заказывает рис и рыбу. Они оба предпочитают мясу – рыбу. Они перебирают лучшие рыбные рестораны Москвы. Они, смеясь, сходятся на том, что в Волгограде региональный партнер – лох в нечищеных ботинках. Они перебирают романы Коупленда, как любимые четки. Они вспоминают песни Гейнсбура, которые ее научил любить брат – тот, чью фотографию он видел. Она говорит, что любит музыку Вагнера, а он – что ценит только его однофамильца, играющего за ЦСКА. Она в ответ смеется непонятно чему. Они встают из-за стола, и он – сквозь свитер, джинсы – вдруг видит до ужаса желанное ее голое тело: оно вдруг взрывается тысячами тонких щупалец, они обвивают его, не давая шелохнуться, с восторженным причмокиванием впиваются в него маленькими розовыми горячими присосками – к груди, ногам, заднице, голове, а ему почему-то совсем не страшно, даже напротив – приятно, и каждое щупальце будто означает что-то свое, родное, будто подписано тайным, и ему и ей известным именем.
Он рассказывает мне об этом почти месяц спустя. Говорит, что она оказалась чудовищно ревнивой и хочет знать о нем все. «Тогда она подслушала наш разговор в столовой и накупила дисков Вагнера только для того, чтобы разделить мой интерес. Она потом мне призналась», – жалуется он. Я не знаю, что ему посоветовать. Маша – хорошая девушка, Вадим – добрый мой приятель. Я говорю, что два человека всегда соединены друг с другом, как капельницами и что это естественный кровообмен, если только они хотят быть вместе. «А обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад».
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
