Прорыв в старину

В выставочном зале «Манеж» открылся второй по счету Салон изящных искусств Moscow World Fine Art Fair 2005. Событие это означает, что мировой антикварный рынок окончательно повернулся в сторону России. Благодаря организатору мероприятия – швейцарцу Иву Бувье – самые именитые европейские галеристы покажут свои товары россиянам.

Важность открывшегося в Манеже салона исключительна. «Мы не только увидим уникальные произведения искусства, достойные лучших музеев мира, но и сможем купить их, – не скрывает своей радости Евгения Метропольская, владелица антикварной галереи «Бабушкин сундук» и участница салона. – Раньше в стране продавалось лишь то, что осталось от царской России. В первый раз за долгие годы к нам привезли уникальные произведения. Для меня, равно как и для всех, кто увлекается антиквариатом, это мероприятие знаковое».

Привязанность к старине каждый человек объясняет по-своему. Так, Андрей Деллос, художник и ресторатор, владелец кафе «Пушкинъ» убежден, что антикварные вещи наделены магическим позитивом: «Я видел много предметов, порой рожденных в кровавые периоды истории. И среди них не было ни одного, от которого исходила бы отрицательная энергия. Во всех домах, обставленных антиквариатом, очень хорошая атмосфера. Их энергетика ни с чем не сравнима».

Рынок антиквариата специфичен в том плане, что цена любой вещи условна. Флорентийский резной сундук – произведение Ренессанса – может стоить в пять раз дешевле, чем комод двадцатых годов XX века в стиле ар деко. Достаточно посмотреть сводки Sothеby’s по продажам ар деко, чтобы убедиться в этом. Вещи двадцатого века сегодня стоят дороже, чем шестнадцатого, хотя это и противоречит здравому смыслу. «На стоимость влияет множество факторов: талант автора, вложенный труд, сюжет, эстетичность. Но определяющую роль играет утилитарность вещи, то есть возможность ее использования в интерьере. Например, французский рабочий стол восемнадцатого века может стоить от $500 000 до 5 млн. Высокая цена определяется тем, что многие богатые бизнесмены хотят сидеть в своем кабинете за антикварным столом. В данном случае стоимость определяет спрос, а не «артовая» составляющая», – объясняет Андрей Деллос.

Салон

Организатор салона Ив Бувье, владелец и руководитель компании Natural, список участников салона утверждал лично. Сделать выбор было просто, потому что со всеми первыми лицами профессии Ив знаком не один год. Российские галеристы составляют порядка 15% участников. Их Бувье отбирал по рекомендациям частных лиц.

Участие в салоне каждому галеристу обходится примерно в $100 000. Эта сумма включает в себя не только аренду места и оформление, но и доставку, страховку (поэтому российским участникам мероприятие обходится дешевле). Вложения самого Бувье могут превысить $10 млн. На что же рассчитывают организатор и участники салона Moscow World Fine Art Fair 2005? Известно, что каждое подобное мероприятие, проводимое в Маастрихте (этот голландский город считается «королем» салонов) в общей сложности приносит участникам около $100 млн. В эту сумму входят и продажи на месте, и «рикошет»: привлеченные антикварным салоном покупатели часто приобретают у галеристов понравившуюся вещь позже. Скорее всего, общий доход салона Бувье даже при удачной конъюнктуре (если будут куплены самые дорогие картины) не превысит $50 млн.

Осторожен в оценках и Андрей Деллос. «Я сомневаюсь, что посетители салона будут активно покупать. Европейские антиквары уже давно заметили, что русские – максималисты. У нас либо стопроцентное недоверие, либо слепая вера», – говорит ресторатор. В России больше доверяют аукционам. Считается, что покупка на известных торгах гарантирует от подделки. Потому российские клиенты усердно вкладываются в миллиардные обороты Christie’s и Sothеby’s. – «Европейского антиквара мы опасаемся. Подозреваем, что он, такой холеный, всучит нам втридорога что-нибудь некачественное», – продолжает Андрей Деллос.

Продавцы

Средний оборот преуспевающей европейской галереи составляет $12 – 15 млн в год. При этом одни зарабатывают много больше, другие едва сводят концы с концами. Самой достойной частью армии торговцев предметами искусства являются потомственные антиквары, которые росли среди уникальных вещей и продолжили дело родителей. Таковых становится все меньше. Рынок антиквариата превратился в серьезный бизнес: преуспевает не тот, кто соблюдает традиции, а тот, кто «шустрит».

Главное для продавца – чутье. Крупные мировые антиквары зарабатывают не с продажи, а с покупки. То есть профессионализм заключается не в том, чтобы «впарить» клиенту что-нибудь втридорога, а в том, чтобы дешево вещь купить. Главное – разглядеть то, что другие не заметили, и угадать, что будет модно завтра. Коммерческая составляющая – способность выстроить мизансцену в магазине, умение обработать клиента – для уважающего себя продавца менее важна.

Однако многие антиквары влачат жалкое существование лишь потому, что лишены дара «убалтывать» покупателя. В проигрыше оказываются люди, читающие клиентам лекции вместо того, чтобы давать им коммерческую информацию о выгоде вложения в тот или иной предмет, перспективах развития рынка и пр. Успех в этом бизнесе, как и в торговле вообще, зависит от подачи.

Лучше всего идут дела у тех продавцов, которые умеют объяснить клиенту, что вещь была создана в доисторические времена и именно для него. Техника используется та же, что и при «впаривании» дорогого особняка или автомобиля Bentley. Знание предмета особой роли тут не играет. («Когда я впервые познакомился с западным рынком декоративного искусства, я был просто шокирован. Имея кое-какое образование в этой области, я был поражен слабыми теоретическими познаниями антикваров.) В сфере мебели, например, они сводится к информации о том, как производился монтаж в те или иные времена, как определить возраст дерева и какой кракелюр должен быть на поверхности. Иногда я даже выигрывал споры у неплохих антикваров, когда по вышеперечисленным признакам вещь была подлинной, а форма и прочие детали не соответствовали заявленному периоду. Перетрогав невероятное количество вещей, антиквары оттачивают чутье, но никак не знание», – рассказывает Андрей Деллос.

«Например, ценность французских антикваров заключается именно в том, что, не имея порой серьезной теоретической подготовки, но, перещупав сотни вещей эпохи Ренессанса или стиля барокко, они развивают невероятное чутье, с которым не сравнятся теоретические знания музейных работников», – соглашается Евгения Метропольская. Разумеется, в мире изящных искусств существуют «штучные» знатоки, держатели закрытых галерей. В такие галереи пускают только своих, и про эти места не пишут. «Продавцы антиквариата – фанатики. Они могут объехать полмира, чтобы взглянуть на какой-нибудь комод, убедиться, что это подделка и вернуться домой без всякого чувства досады за зря потраченное время и деньги. Но если уж вещь приобретена и оказалась в галерее, они будут доказывать всем, что она – самая-самая», – считает Андрей Деллос.

Страны и законы

В каждой стране свои антикварные законы. Например, во Франции участников аукционов порой ждут неприятные сюрпризы. «Радуешься удару молотка – вещь купил, а тут встает пожилой дядечка и говорит: заблокировано Французской республикой, – рассказывает Андрей Деллос. – По законам этой страны, приоритет отдан музейным работникам. Они тихо сидят и ждут окончательную цену, потому что не имеют права купить вещь дешевле, чем она может быть продана. Но после удара молотка могут взять любой предмет «для страны». Однажды на аукционе продавалась ренессансная вещица, но не особо ценная. Как только раздался стук молотка, встал директор музея Ренессанса Дижона. И забрал ее. Когда его спросили, зачем музею такая «не музейная» вещь, ответ всех потряс: «У нас годовой бюджет не выбран, и если я не потрачу все деньги, их просто спишут». Кстати, годовой бюджет среднего французского музея составляет не менее $500 000.

На принятие тех или иных законов порой влияют обстоятельства. Так, игроки мирового антикварного рынка надолго запомнили японку, которая за бесценок скупала французские замки. Детали внутренней отделки этих замков – деревянные панели и так далее – стоили в три раза дороже самой недвижимости. Предприимчивая дама извлекала из интерьера все, что только можно было извлечь, и взамен вставляла подделки. Таким образом, она вывезла ценностей на десятки миллионов долларов. Впоследствии во Франции были приняты соответствующие ограничительные законы.

Итальянские власти по части ограничений пошли еще дальше. Когда-то Италия кормила весь мир своим искусством, а теперь итальянский галерист, купивший произведение итальянского же Ренессанса даже где-нибудь в Америке, должен оформить временный ввоз, чтобы потом иметь возможность вывезти ценность из страны. Известны случаи, когда правительство запрещало вывоз даже временно ввезенных вещей, несмотря на то, что это нарушение закона. «В Италии хранится невероятное количество шедевров, принадлежащих иностранцам. У моего приятеля там есть скромненький дворец, где висит одна работа, на которую он приезжает любоваться. Остальное время шедевр стережет охрана. Другой мой знакомый четыре года не мог вывезти королевский кабинет, имевший статус временно введенного», – рассказал Андрей Деллос.

Именно поэтому на рынке постоянно появляются предложения типа «Продается Паллацо на Гранд Канале за $10 млн долларов», что для такого здания совсем недорого. Только одной мебели там на $25 – 100 млн. Но в таких домах все – ковры, утварь, мебель – пронумеровано и переписано. Среди этих вещей можно жить, показывать друзьям свои владения, но ровным счетом ничего нельзя ни продать, ни вывезти. И не только из Италии, но даже из самого Палаццо.

Любители искусства

Во всем мире главные покупатели предметов искусства вовсе не коллекционеры, а разбогатевшие люди, которые поняли, что скупать антиквариат престижно и выгодно. Они косвенно диктуют и ценовую политику, и вкусы. Вещь, которую видно с расстояния в сто метров и та, которую надо разглядывать с лупой, стоят по-разному. Первая – дороже, потому что ее неминуемо купит какой-нибудь нувориш и поставит в своем доме, чтобы показывать знакомым и рассказывать, как дорого он за нее заплатил. Таких покупателей порядка 50%. Второй тип – туристы, которые хотят чем-нибудь необычным украсить свое жилище (порядка 30%). Третья категория – коллекционеры и ценители. На их долю приходится не более 15%. Четвертый тип – музеи. Они составляют порядка 5%.

До недавнего времени основными скупщиками антиквариата и предметов современного искусства в мире были американцы и арабы. Однако войны в Афганистане, а затем в Ираке нанесли серьезный ущерб американской экономике и дестабилизировали ситуацию в арабском мире. В результате представители и тех и других стран сократили расходы на излишества. Нынешние природные катаклизмы также едва ли поспособствуют вовлечению американцев в антикварные игры.

Представители российской элиты, вместо того чтобы воспользоваться благоприятной конъюнктурой, предпочитают вкладывать в современные товары класса люкс: дорогие автомобили, часы, итальянскую мебель и прочие сиюминутные радости. Однако платежеспособные клиенты упускают из виду тот факт, что подобные приобретения уже в момент покупки обесцениваются как минимум на 50%. В отличие от представителей западных элит, российские богатые забывают, что покупка антикварных вещей – хорошее капиталовложение. По расчетам экспертов, стоимость проверенного временем антиквариата растет как минимум на 10% в год.

Впрочем, российский рынок антиквариата пока находится в зачаточной стадии и составляет всего лишь 0,3 – 0,6% от мирового, который оценивается в $27 млрд. Самым популярным видом антиквариата у нас являются книги, раритетные автомобили и интерьерные гарнитуры, выдержанные в стилистике определенной эпохи. В этом мы, как всегда, катастрофически отстаем от мировой моды, поскольку на Западе уже давно популярно сочетание в интерьере вещей, относящихся к разным стилям и эпохам. В нашей стране активно работают не более пяти тысяч частных дилеров, порядка 400 антикварных магазинов (большая часть которых торгует полной ерундой) и всего один аукцион. Причем на территории России в основном имеют хождение вещи, которые относятся к XVIII и XIX векам. В стране нет ни сформированной школы экспертов-оценщиков, ни института официальной, всеми признаваемой экспертизы, ни базы данных похищенных произведений искусства.

Те отечественные коллекционеры, которые уже поверили в непреходящую ценность настоящего искусства, вынуждены обращаться за консультациями к профессионалам. Кончается это обычно тем, что они заводят своего личного эксперта и тут же становятся его заложником. По факту оказывается, что задача советника не просто находить клиенту подлинные вещи, а договориться с обеими сторонами, чтобы получить свой навар. «Я был свидетелем эпизода, когда эксперту показывали кабинет, отделанный черепахой, а он сказал: «Не думал, что в семнадцатом веке умели делать такую качественную пластмассу, – рассказал Андрей Константинович. – А ведь это был музейный работник, который точно знал, что вещь подлинная». Задачи «личного» эксперта сводятся к тому, чтобы вынудить клиента покупать вещи у «своих». Для них главное – устроить все так, чтобы олигарх заплатил как можно дороже. Известны случаи, когда к антикварам приходили специалисты и договаривались, что приведут клиента при условии, что цена будет завышена на 30%.

Личного консультанта легко вычислить по тому, как он кружит вокруг «своего» олигарха и никого к нему не подпускает. Сам ведет переговоры с продавцом и не дает клиенту даже слово вставить. «Да, такие эпизоды мне приходилось наблюдать, – говорит Андрей Деллос. – Однажды на салоне я даже не выдержал и вмешался в разговор (состоятельный господин был моим хорошим приятелем). Пришлось уличить его консультанта в искажении действительности. Какую же ненависть я прочел в глазах эксперта! Но в 90% случаев олигарх все равно верит «избраннику». Это своего рода убежденность в том, что «свой» эксперт, возможно, и небезупречен, но другие могут оказаться еще хуже».

За консультациями лучше всего обращаться к французским специалистам. К их услугам прибегают любители антиквариата со всего мира. Кстати, иностранный эксперт избавит и от коммуникативных проблем, которые возникают при контакте русских покупателей с западными продавцами. Мы выглядим как европейцы, а торгуемся как восточные люди. То есть изначально исходим из того, что на торг продавец заложил порядка 70% стоимости. Но даже в самой «южной» стране, Италии, на торговлю антиквариатом закладывают 50%, а французы – максимум 20%. И когда наши клиенты предлагают французу сбросить 40%, он, оправившись от шока, произносит сакраментальное: «С этими людьми невозможно работать!» Может быть, и невозможно, но мероприятие в Манеже наглядно доказывает, что очень хочется. Недаром ведь вся антикварная мировая элита собралась в Москве.