«Прямые потери российских предприятий от введения пограничного углеродного регулирования могут составить 1 млрд евро»

— Ни то ни другое. Вопрос изменения климата для нашей страны стоит довольно остро. Потепление в России происходит в 2,5 раза быстрее, чем в мире. Мы входим в первую пятерку стран по объемам выбросов за счет традиционно сильно развитой добывающей и перерабатывающей промышленности. Но, к счастью, одновременно у нас сосредоточены большие ресурсы для поглощения СО2 — леса и водные ресурсы. И это дает нам хорошие возможности для изменения негативного воздействия на окружающую среду.

— Для государства ESG в долгосрочной перспективе — это работа по обеспечению гармоничного развития общества в интересах не только нынешних, но и будущих поколений. В краткосрочной — инструмент реализации политики низкоуглеродного развития.

Взять, например, международные обязательства России по Парижскому соглашению. Без участия бизнеса выполнить их невозможно. Но бизнесу для «озеленения» нужны, во-первых, четкие и понятные критерии, что такое «зеленый» проект, и во-вторых — привлекательные финансовые инструменты. Для этого государство взяло на себя роль регулятора.

Первым делом мы разработали таксономию «зеленых» проектов, которая практически идентична европейской. Это было сделано намеренно, чтобы у иностранного инвестора не было проблем на родине, с его кредиторами, при инвестировании в российские проекты, верифицированные по российской таксономии. То есть мы создали универсальную систему ответственного финансирования, в том числе и для привлечения иностранного капитала в Россию.

Но мы не остановились на «зеленых» проектах и разработали таксономию адаптационных проектов. Это даст шанс традиционным сырьевым отраслям российской экономики значительно сократить свой углеродный след.

Через ESG-проекты мы даем возможность технологической трансформации целым отраслям промышленности. Появляются новые отрасли, например производство электромобилей, транспорта на водородном топливе. Это новые рабочие места, развитие НИОКР, загрузка производственных мощностей.

— ESG-трансформация для российского бизнеса — это вопрос сохранения конкурентоспособности на мировой арене и вопрос привлечения иностранных инвестиций. В мире уже происходят перемены в инвестиционных правилах, многие инвестиционные фонды отказываются вкладывать деньги в «грязные» производства. Есть угроза одностороннего введения различных трансграничных сборов со стороны наших партнеров.

— Чтобы компания могла выпустить «зеленые» облигации, она должна получить независимое подтверждение от верификатора, что финансовый инструмент соответствует критериям «зеленых» или адаптационных проектов.

Критерии «зеленых» проектов — строго счетные вещи. Проект либо «зеленый», либо нет. Доказать соответствие нужно будет как на этапе верификации при получении «зеленого» займа, так и во время реализации проекта — контроль со стороны верификатора будет неоднократный. В случае нарушений меры будут строгие, вплоть до отзыва финансирования.

— Промышленные компании, даже не ориентированные на экспортные рынки, так или иначе завязаны на общую цепочку производства. Если они не будут следовать за ESG-повесткой, то могут в какой-то момент оказаться в очень некомфортной для себя ситуации. ESG-трансформация — это новое конкурентное преимущество.

Крупные компании не только вынуждены проводить собственную ESG-трансформацию, но и должны подтягивать за собой своих контрагентов и поставщиков. Для них это может в какой-то момент стать важным, например, при заимствованиях на внешнем рынке. Многие банки, особенно на Западе, могут оценивать заемщика по трем уровням соответствия ESG — Scope-1, Scope-2 и Scope-3, — начиная от проверки самого проекта и заемщика и заканчивая проверкой приверженности ESG всех его контрагентов.

— В первую очередь это крупные компании-экспортеры и банки. Банки выступают основным источником финансирования «зеленого» перехода. Экспортеры продают свою продукцию за рубеж, пользуются иностранными заимствованиями, и там приверженность ESG — важное конкурентное преимущество. В России ESG пока не несет таких конкурентных преимуществ, как в развитых странах. Пока у нас несколько превалирует максимизация прибыли над социальной и экологической ответственностью.

— Начнем с того, что национальных целей устойчивого развития у России нет, впрочем, как и у других стран. Весь мир согласился с теми целями, что представили в ООН. Но как каждая страна будет этого добиваться — решает только она сама. В рамках совершенствования регулирования, создания стимулов, программ и других механизмов.

В России в 2020 году Минэкономразвития совместно с ВЭБ.РФ подготовили пакет основополагающих документов, таких как критерии отбора проектов (таксономия), требования к системе верификации и другие. Эти документы были утверждены правительством 21 сентября 2021 года. Можно считать, что с этого времени в нашей стране заработала система «зеленого» финансирования.

Сейчас мы ведем работу по подготовке критериев социальных проектов —таксономия уже прошла два обсуждения в рамках межведомственной рабочей группы при Минэкономразвития. В наших планах сделать самую детальную таксономию в мире — в нее вошли критерии инвестиционных проектов в здравоохранении, образовании, предпринимательстве, доступном жилищном строительстве, спорте и культуре, продовольственной безопасности, поддержке занятости и в других сферах.

Мы видим у соцпроектов большой потенциал. Их запуск вместе с инфраструктурными проектами ДОМ.РФ и с проектами ВЭБа может дать такой же объем рынка социальных облигаций, как и «зеленых».

— Есть стратегия низкоуглеродного развития России до 2050 года, которая предусматривает значительное сокращение эмиссии парниковых газов, а к 2060 году мы должны выйти на углеродную нейтральность экономики. Но мы не могли просто переложить на бизнес расходы на технологическую модернизацию под угрозами штрафов. «Зеленое» финансирование — и это подтверждает международный опыт — реальный инструмент финансирования этих расходов и привлечения более широкого круга инвесторов.

«Зеленое» финансирование не увязано с субсидиями или налоговыми льготами. Это саморегулируемая на рыночных принципах система, где наличие лейбла «зеленого» проекта говорит об устойчивости этого проекта к среднесрочным и долгосрочным рискам, в том числе к климатическим, рискам энергоперехода и так далее. Поэтому бизнесу и инвесторам интересен этот инструмент, спрос на него есть.

Сейчас мы обсуждаем совместно с ЦБ возможные меры поддержки. ЦБ готов начать оценку устойчивости «зеленых» облигаций, проводить стресс-тестирование, чтобы в дальнейшем понять возможность снижения риск-весов по «зеленым» облигациям. По результатам этого исследования будут приниматься решения.

Также мы провели совместную работу с Минпромторгом, синхронизировали таксономию «зеленых» и адаптационных проектов со справочниками НДТ, и Минпромторг со следующего года готов выдавать субсидии на купонные выплаты и возмещение части уплаченных процентов по «зеленым» кредитам, которые соответствуют таксономии «зеленых» и адаптационных проектов.

Жизнь покажет, являются ли созданные нами условия достаточными. Мы со своей стороны готовы эту систему вместе с бизнесом постоянно донастраивать.

— У нас есть две большие рабочие группы. Первая — по финансированию устойчивых, в том числе «зеленых», проектов, вторая — Экспертный совет по устойчивому развитию при Минэкономразвития России. В обеих группах много представителей бизнеса, например Газпромбанк, «Сбер», Икеа, Unilever Russia, Росбанк, «Металлоинвест», «Интер РАО», «Сахалин Энерджи», а также НИУ ВШЭ и МШУ «Сколково». Сейчас мы готовы рассматривать заявки на вступление в рабочие группы от новых членов. Мы работаем в постоянном взаимодействии, обсуждаем предложения бизнеса, вносим корректировки в регуляторные документы.

— Правительство РФ утвердило стратегию в конце октября. Главная задача Стратегии — обеспечить рост экономики в условиях глобального энергоперехода. Здесь было два сценария.

Инерционный сценарий показывал, что будет с экономикой, если мы не будем идти по пути низкоуглеродного развития, не предпримем специальных мер по адаптации экономики к энергопереходу. В результате происходит ускоренное сокращение энергетического экспорта вслед за снижением мирового спроса. Параллельно замедляются темпы неэнергетического экспорта из-за высокого углеродного следа (мы становимся «замыкающим поставщиком» в ряде отраслей). Снижаются инвестиции и темпы экономического роста. Снижение темпов роста ВВП, а также рентабельности энергетического экспорта сокращают доходы бюджета и возможности проводить активную социальную политику — это приводит и к низким темпам роста доходов населения.

Интенсивный сценарий, который будет реализовываться, подразумевает активные меры по декарбонизации с целью сохранить темпы экономического роста на уровне не ниже 3 %. За счет интенсивных мер по декарбонизации, реализации в стране климатических проектов углеродоемкость снижается большими темпами. Повышается конкурентоспособность экспорта, а значит — доходы бюджетной системы на долгосрочном периоде. Остаются возможности вести активную социальную политику, сохраняется рост реальных доходов населения на уровне не ниже 2,3 % в год.

— Наибольшее снижение потребления энергоресурсов за счет технологического обновления наблюдалось в обрабатывающей промышленности (на 6,7 млн т. у.т. в год). При этом в секторах теплоснабжения и добывающей промышленности энергопотребление, наоборот, выросло (на 2,5 млн и 4,4 млн т. у.т. соответственно).

Реализация региональных программ энергосбережения, которые утверждены в 79 субъектах, позволила им сэкономить в 2019 году 41,5 млрд рублей. При этом финансирование энергосберегающих мероприятий в рамках этих программ увеличилось в 2019-м к предыдущему году в 1,6 раза, до 136,3 млрд рублей, с учетом бюджетных и внебюджетных источников.

Новая цель, обозначенная Минэкономразвития в обновленном плане повышения энергоэффективности, представленном летом прошлого года, — снижение энергоемкости ВВП к 2030 году на 30–35 % от уровня 2017-го.

Для этого Минэкономразвития предлагает комплекс мер, который включает внедрение в стране «белых» сертификатов (предприятия, добившиеся энергоэффективности, смогут торговать квотами на тонны условного топлива), запрет на применение ламп накаливания, введение стандартов экономичности для электростанций, стимулирование развития рынка электротранспорта, ужесточение требований к использованию энергоресурсов в общественных местах многоквартирных домов.

«Зеленое» финансирование также можно привлекать для поддержки проектов по энергоэффективности и энергосбережению. Соответствующие проекты есть в таксономии.

За счет активной госполитики в области повышения энергоэффективности с 2021 по 2030 год совокупное потребление ТЭР в России, по оценкам Минэкономразвития, должно снизиться на 466 млн т. у.т. (несмотря на запланированный рост ВВП), а выбросы парниковых газов — сократиться примерно на 900 млн тонн СО2-эквивалента, то есть почти вдвое с нынешних 2 млрд тонн.

— В мире рынок «зеленого» финансирования начал развиваться несколько раньше, чем в России. Нам пришлось догонять. Однако всего за 9 месяцев мы сумели разработать и утвердить национальную таксономию «зеленых» и адаптационных проектов, опираясь на международный опыт. В итоге наш национальный рынок развивается более быстрыми темпами, чем мировой. Объем зеленых финансов в России, если сравнивать с объемом всех корпоративных облигаций пока не большой, но темпы его прироста значительные.

На начало 2021 года на Мосбирже обращались всего 24 млрд рублей «зеленых» облигаций (без учета 100 млрд РЖД), что составляло 0,15 % от общего объема корпоративных облигаций на Мосбирже. В этом году успешно разместились пять эмитентов — правительство Москвы (70 млрд), «Атомэнергопром» (10 млрд), ГК «Синара» (10 млрд), «Сбер» (25 млрд) и «КамАЗ» (2 млрд). Сейчас объем составляет уже 135 млрд рублей.

— Под действие пограничного корректирующего углеродного механизма может попасть наш экспорт на сумму $7,6 млрд. Это черная металлургия, удобрения, алюминий, цемент и электроэнергия.

По нашим оценкам, прямые потери наших предприятий могут составить порядка €1 млрд. Эта цифра может корректироваться в зависимости от углеродоемкости производимой нами продукции.

Однако основной ущерб будет определяться возможным в средней и долгосрочной перспективе вытеснением нашей углеродоемкой продукции ее «зелеными» аналогами из других стран.

Мы ведем разработку соответствующих пакетов нормативных актов, нацеленных на постепенный переход России на низкоуглеродную траекторию развития.

В частности, в июле был принят закон об ограничении выбросов парниковых газов, устанавливающий обязательную отчетность для крупных эмитентов, а также дающий возможность реализовывать климатические проекты. «Зеленое» финансирование также призвано дать бизнесу возможность привлечения более широкого круга инвесторов на инвестиции в технологическую модернизацию.

Односторонние меры со стороны ЕС не могут быть эффективными. Решить вопрос изменения климата можно только совместными и согласованными всеми странами действиями. Мы находимся в постоянном диалоге с партнерами из ЕС и призываем все стороны к диалогу по выработке многосторонних решений для борьбы с изменением климата.