Розовые пони и цифровой тоталитаризм
Совсем недавно мы стали свидетелями, как всего за неделю можно пройти путь от образа прогрессивной «компании будущего» до массовых увольнений, 12‑часового рабочего дня, войны всех против всех и публичных попыток заклеймить ее руководителя как «мелкого расиста, страдающего манией величия, бесполезного миллиардера, величайшего паразита…» И мы говорим не о чем-нибудь, а о всеми признанном высокотехнологичном Twitter с 1,3 млрд зарегистрированных пользователей по всему миру. И о том самом Илоне Маске, бизнес-иконе западного мира, «гениальном менеджере», надежде всего прогрессивного человечества, который отправляет людей в космос, строит спутниковый интернет, создает самый успешный электрокар, а между делом одной шуткой в том самом Twitter взвинчивает и обрушивает котировки криптовалют.
В этой связи пытаться ответить на вопрос, какой должна быть «компания будущего» — она же «идеальная компания» в широком смысле, — сложно без определенной доли иронии и скептицизма.
Должен ли наш идеал базироваться на высоких технологиях «завтрашнего дня»? Она должна быть построена на принципиально новых организационных началах? Может, она должна быть заточена на «прорыв»? Должна она удовлетворять самые важные нужды человечества и спасать его от различных надвигающихся катастроф? Может, в ней должна царить атмосфера гармоничного раскрытия потенциала творческих индивидов?
Ну как, вы уже в полной мере ощутили слащавую атмосферу с плюшевыми розовыми пони?
Компания прошлого
Еще лет 500 назад, до промышленной революции, в эпоху доминирования сельского хозяйства и ремесленничества, идеальная модель компании (да и самая распространенная) была семейной. То есть по факту в большинстве случаев семья равнялась компании, а идеальным бизнесом был тот, что и сейчас известен как «семейный» и до сих пор представлен во всех аспектах нашей жизни. Из нее же и вытекала управленческая модель: глава семьи — это руководитель небольшой компании, его жена — правая рука, а подрастающие дети обеспечивали приток «молодых кадров», готовых сызмальства приобщаться к тонкостям профессии. Семейный бизнес, конечно, предполагал наем временных или постоянных помощников извне, будь то родственники или пришлые батраки, но его сути это не меняло. Эти модели до сих пор эффективно работают во всем мире и в России в области сельского хозяйства, ресторанном бизнесе и в отраслях, где востребован ручной труд. На языке российских чиновников и статистических ведомств — это микропредприятия и многочисленные ИП. Конечно, это модель из прошлого, но она вполне эффективно будет работать и в будущем, хоть и не будет определять его. Идеальная модель, которая тут же возникает у всех в головах при слове «семейный бизнес», — это итальянская пиццерия, где папа всем рулит, мама сидит на кассе, сын печет пиццу, а дочь ее разносит посетителям.
Более того, про многие великие компании мира можно сказать, что они выросли из семейного бизнеса — от семейной мастерской потомственных часовщиков Вашеронов (ныне самые престижные часы в мире Vacheron Constantin) до семейного гаража супругов Джефа и Маккензи Безосов, где они собирали товары для своего Amazon, ныне одной из самых дорогих компаний в мире. Ну а прибыль компании равнялась автоматом прибыли семьи.
Чуточку посложнее
Конечно, семьей процесс не ограничивался. Сложные и масштабные задачи требовали усложненной организационной формы. Союз семей, союзы профессионалов, артели, агрохозяйства латифундистов, в конце концов, община вполне эффективно справлялись с масштабными задачами. Более того, эффективные «компании будущего», нацеленные на познание нового, как раз и совершали прорывы в прошлом. Это и те самые пресловутые скандинавские воины-торговцы-путешественники под предводительством Рюрика, проложившие торговый путь из варяг в греки и выступившие катализатором создания Древнерусского государства. Это и союзы купцов, строящие свои торговые империи как, например, венецианцы в Средиземноморье, или Ганзейский союз из более чем 100 свободных городов побережья Балтики, выступавшие локомотивом развития экономики своих регионов.
А были и поистине прорывные стартапы, которые разом переворачивали мир. Например, известный итальянский «стартапер» XV века Христофор Колумб, носившийся с «бредовой» для того времени идеей круглой Земли и альтернативного пути в Индию. Как обычно бывает с революционными стартапами, наш герой не имел финансирования, а в родном отечестве, в Генуе, ему отказали. Его стартап четыре (!) года изучал, говоря современным языком, «аккредитованный акселератор» по отбору стартапов, называвшийся тогда Королевская комиссия из богословов, космографов, юристов и монахов. И был отклонен главными бизнес-ангелами того времени: аристократией Генуи, королевскими дворами Португалии и Англии.
Но все-таки нашелся «бизнес-ангел», поверивший в этот венчурный проект, — королева Испании Изабелла Кастильская, заложившая под сомнительное начинание свои фамильные драгоценности. И как и положено в случае успеха стартапа, «бизнес-ангел» в лице испанской короны снял все сливки — получил себе латиноязычный континент и десятки тон золота и серебра в придачу. А «стартапер» Христофор Колумб получил почетную должность вице-короля Индий, а также благодарность (да и проклятия) потомков. Обычное дело для состоявшихся революционных проектов.
Без сердца. Только пламенный мотор
Однако в идиллию компаний, живущих в интересах одной семьи или общины, перемежаемых редкими прорывными стартапами инициативных личностей, вмешался «его величество механизм». Пытливый человеческий ум приводил к прогрессу, усложнению, механизации и повышению пресловутой «производительности труда». Ну а изобретение парового двигателя и промышленная революция предъявили новый образ компании будущего. Надо сказать, он получался мрачноватым как в реальности, так и в антиутопиях. Все сводилось к человеку — придатку двигателя. А там, где появляется механистический труд по обслуживанию станков на фабрике, исчезает представление об идиллической семейной компании. Человек становится частью большого конгломерата, а идеальная компания в его представлении — это та, где рабочий день меньше 12 часов в сутки, где не заставляют работать в воскресенье и дают денег так, чтобы хватило на что-то большее, чем хлеб и похлебка в бараке. С обратной же стороны — идеальная компания в глазах владельца такой фабрики — это эффективный город-завод, выдающий миллионы единиц продукции при вкалывающих в три смены и не особо бунтующих рабочих.
Конечно, вряд ли основоположник политэкономии Адам Смит, сидя у себя Шотландии 300 лет назад в напудренном парике, описывая гусиным пером принципы эффективной экономики и впервые вводя в оборот понятие «производительность труда», думал, что эта фраза его свяжет с потомками, айтишниками-удаленщиками, пьющими смузи в кафе, или со стучащим кулаком по столу директором завода, пеняющим подчиненным, что они «все полимеры проср...ли». В гонке за производительностью труда идеал компании стал понятным и сводился к набору простых без‑ жалостных формул, где не было места человеку, а прекрасное будущее сводилось к норме прибыли на вложенный доллар или рубль.
Рабы конвейера
Но в начале XX века, казалось, люди получили идеальную компанию будущего. Прогрессивную, полную инноваций, с 8‑часовым рабочим днем, немыслимой доселе 5‑дневной рабочей неделей и самой высокой почасовой оплатой. Компанию, где владелец был главным изобретателем, компанию, совершившую прорыв в машиностроении, доведя до воплощенного совершенства идею конвейера. Компания, в которой бюрократия не приветствовалась как класс. Основанная Генри Фордом компания совершила переворот в автомобилизации населения всего мира и существует и сейчас. Имя ее — Ford Motor Company.
Казалось бы, Генри Форд и сейчас идеал владельца и руководителя — изобретатель конструкции всех своих машин, человек, который извел управленческий аппарат на корню, отправив их в заводские цеха, человек, задавший недостижимый стандарт рабочего процесса и его оплаты.
Однако той самой компанией будущего она побывала недолгое время. Сотрудники изволили при всем этом бастовать и создавать профсоюзы. А сам параноидальный Генри Форд содержал гигантский штат экс-боксеров, экс-полицейских и просто силовиков, которые, выражаясь современным языком, «кошмарили» сотрудников. Конвейер привел к тому, что работа сотрудника и его действия были расписаны по секундам. Сами же рабочие могли быть уволены, если позволяли себе пить алкоголь дома по вечерам и изменять своим женам.
При всем при этом секвестирование бюрократов на заводе (в том числе и маркетологов) как класса привело к тому, что Форд проглядел изменение предпочтений автомобилистов и уступил первенство конкурентам. Идеальная компания будущего оказалась совсем не идеальна.
Но смотря с чем сравнить — в СССР в то же самое время на заводах-городах за опоздание на работу могли не уволить, а посадить, ну а о самой высокой в мире почасовой оплате труда и речи быть не могло.
Рабы нейросети
Однако с переносом рабских условий труда и грязных технологий на мировую фабрику в Китай, подальше от «золотого миллиарда», нынешнее «прогрессивное» человечество, живущее в информационный век, не перестает думать о чертах той самой идеальной «компании будущего». Человек в ней эффективен, потому что реализует себя, защищен достойным соцпакетом, работает все меньше и меньше, так как ему помогает искусственный интеллект, и на работе озабочен вторичной переработкой бумажного стаканчика из-под кофе и незаконным использованием детского труда в странах третьего мира.
Конечно же, никто не забывает об эффективности и производительности труда. Но в нынешний век господства новой этики такие стародавние понятия из эпох Адама Смита и Карла Маркса весьма далеки от миссии добра и радости, которые прописаны в послании каждой компании своим сотрудникам, акционерам и потребителям. И кажется, что прибыль — это уже не главное, важнее всего мир во всем мире и счастье человечества.
Но что-то все равно идет не так. Выясняется, что социально ответственная компания будущего, в которой работает современный западный человек, пользуется производством фабрик в Мексике и Индонезии, где едет все та же конвейерная лента с 12‑часовым рабочим днем, а работяги живут в человейниках вчетвером на шести квадратных метрах и ездят на работу через черный смог от заводских выбросов. Сама же наша идеальная западная компания следит за личными аккаунтами своих сотрудников и высказываниями в соцсетях и одним днем увольняет и отменяет своих сотрудников, отдавших ей лучшие годы жизни. В помощь компании идет искусственный интеллект, а сотрудникам — антидепрессанты, на которых сидят как уборщики, так и начальники, — это главный регулятор счастья в нынешней компании будущего.
Цифровой тоталитаризм на Западе подкрался незаметно, а конвейер с рабским трудом в странах третьего мира никуда не делся. Спасти ситуацию не помогает ни пресловутое ESG, ни нейросети, которые должны бы были помогать нам, а на самом деле управляют уже нашим выбором, что покупать и что читать.
Разнообразие видов
И вот тут на сцену выходят самые простейшие бизнесединицы. Как на фоне гигантских динозавров существовали млекопитающие-землеройки (наши предки), так и сейчас существуют семейный бизнес, взявший на вооружение технический прогресс, небольшие стартапы из 3–10 человек, берущие на аутсорс у гигантов «надомную работу», фрилансеры-одиночки, ситуативно объединяющиеся в проектные группы и разбегающиеся в разные стороны после выполнения заказов… Возможно, идеальная «компания будущего» так и останется утопией. А в жизни речь должна идти о гармоничном сосуществовании одновременно многих видов и подвидов, единых принципах, на которых они взаимо‑ действуют, и о возможности развиваться и перетекать из одного состояния в другое.
И место здесь найдется и самоорганизованной общине хипстеров, которые с помощью деревянных мотыг возделывают и продают экологически чистые кабачки, и компании с капитализацией в триллион долларов с офисами и производствами по всему миру, выпускающей ежегодные отчеты по ESG для требовательных акционеров.
И тогда динозаврам, возможно, и не придется вымирать.