Русское имя для китайских покупателей
Торговый дом «Чурин» в Харбине. Фото: public domain
Только во второй половине XVI века в России появилось понимание, что где-то на окраине земли есть довольно большое и сильное государство, называемое «Китай». Само название объясняет, что за жителей этого большого государства первые русские в Сибири приняли вовсе не китайцев, а киданей — одно из монгольских племен, с которым им довелось столкнуться раньше, чем с собственно китайцами.
В 1689 году родился Нерчинский договор — как итог «албазинской войны». Права на контакты с Китаем и закрепление забайкальских территорий были куплены у воцарившейся к тому времени в Китае маньчжурской династии ценой потери (до 1860 года) уже освоенного было Россией Приамурья.
Это вовсе не означало, что желаемая Россией торговля с Китаем началась (хотя договор прямо предусматривал торговые сношения, правда, при наличии у торгующих каких-то смутных документов на право торговать). Торговые караваны, отправляемые еще с конца XVII века раз в три года аж из Москвы, были «казенными» — торговать своими товарами имели право только пристроившиеся в штат.
Меж тем освоение и заселение Сибири, Забайкалья и Приамурья продолжалось, Россия и Китай становились соседями, а с соседями стоит считаться, и, честно говоря, глупо было бы не налаживать торговый обмен. Тем не менее в освоении новых земель эти караваны свою роль сыграли — например, появилась Кяхта, ставшая главным торговым центром, а более всего расцвел благодаря купцам и купечеству главный город Сибири — Иркутск.
Иван Яковлеич Чурин. Фото: public domainЕсть расхожая легенда о том, что якобы иркутский купец второй гильдии Яков Чурин, помирая, оставил своего самого младшего, седьмого, сына Ивана без наследства. А еще говорят, что старшие братья у него это наследство отобрали. А еще — что в наследство ему достался только кот (да, как в сказке). Насчет кота не знаем, а вот насчет наследства известно: когда Яков Чурин умер в 1841 году, то было Ивану восемь лет. Какое уж тут наследство? Домашней мастерской, пашнями и магазином управляли старшие братья, а младшего — кормили, поили, учили. И не только в школу отдали, но и семейному ремеслу обучали — и как землю пахать, и как в лавке торговать. Словом, не обижали меньшего ни в чем. И наверняка получил бы Иван со временем долю в родовом деле, вот только судьба распорядилась иначе.
А помогло судьбе то, что братья были семейным бизнесом связаны по рукам и ногам, а Иван, пока долю свою не получил, человеком-то был вольным. Вот эта воля и привела его совсем еще юным в команду Муравьева-Амурского, который по высочайшему повелению затеял устраивать в Забайкалье и по Амуру казачьи поселения.
Видимо, в первую экспедицию проявил себя юный Чурин отлично, потому как во вторую уже напросился как проводник. А еще умудрился протащить с собой в поездку несколько мешков товара: зерно, мыло, гвозди, нитки, соль, даже лопаты и топоры — без черенков и топорищ, конечно. (Место надо было экономить, и так его офицеры костерили на чем свет стоит.) Иван ухитрился и службу исполнить, и добро наменять с выгодой — вернулся он в Иркутск с большим барышом.
Правда, выводы из этой поездки сделал: во-первых, с казенной оказией его совершенно точно никто больше в поездку не допустит. Во-вторых, товара надо было сильно больше, чем он прихватил в первый раз. В-третьих — и это главное, — он отлично понял, что именно ждут поселенцы в первую очередь.
Вот только, чтобы поездка окупилась, надо было найти денег сильно больше, чем было у него самого и у братьев, а во-вторых — места были небезопасные, надежнее было идти большой ватагой.
Первых своих компаньонов он нашел среди своих ровесников — в долю к нему вошли братья Бабинцевы, Николай и Василий. Неизвестно, сколько они внесли денег, но хватило на вполне большие закупки. Добравшись до Шилки, купцы построили плоты и отправились в путь. Местность Чурин знал хорошо, торговля шла отлично. Так, прямо с плотов, и торговали, а расторговавшись, переждали, пока на реках станет лед, по нему и вернулись. Рассказывают, что пользовались якобы собачьими упряжками — где в этой глухомани коней-то взять, а те, что есть, поселенцам самим в спасение.
Начальство толкового купца приметило, и в конце 1850-х Чурин получил подряд на доставку грузов из Читы в Софийск, что на Амуре, недалеко от устья. Губернатор сделал Софийск главной базой заселения Приамурья — там не только располагались склады, туда свозили казаков, штрафных солдат да преступников, которым и предстояло обживать эти земли.
От Читы до Софийска почти три тысячи верст, дело нелегкое, с перевозимыми людьми управляться куда как сложнее, чем с самым сложным грузом, но платили за работу неплохо, а Чурин за исполнением службы и о своем деле не забывал: устраивал по всему маршруту торговые фактории, приставлял к делу верных людей.
В планах у него было открыть факторию в Кяхте — единственном тогда месте, где была разрешена торговля с Китаем. Кяхта и в самом деле была местом удивительным. Еще в 1727 году серб на царской службе, Сава Владиславич, силами 60 солдат срубил там крепостицу, которая и стала со временем главными и единственными разрешенными воротами в маньчжурский Китай. Пока торговлей командовали приказные люди, дело шло ни шатко ни валко, но как только разрешена была частная торговля, то Кяхта мигом расцвела.
Чайный караван. Фото: С.Варгасов / public domainГлавным товаром, который везли из Китая, был, конечно же, чай, доля которого в русском импорте в какой-то момент превышала 95%. Чайные караваны из Кяхты в центр России шли почти год, тогда как знаменитые английские чайные клипера доставляли чай к берегам Англии примерно за месяц. И здесь происходил удивительный обмен: дорогой чай, доставлявшийся клиперами, — чай для богатых — Англия экспортировала по всему свету, в том числе немало привозилось и в Петербург. Кяхтинский же чай, попроще и подешевле, тоже экспортировался, в том числе и в Англию (знаменитый сорт английского чая Caravan, существующий и сейчас, — это в честь кяхтинских караванов). В начале 1850-х годов чуть ли не половина чая в Европе была из Кяхты, и перед началом Крымской войны Англия, опасаясь дефицита такого важного продукта, которого европейцев могла лишить война, начала разводить чайные плантации в Индии, где этот капризный кустарник в итоге прекрасно прижился. Впрочем, это уже, что называется, отдельная история.
Кяхта породила даже свой собственный язык (который филологи считают именно полноценным языком, а не жаргоном) на основе русской лексики и китайской грамматики (хотя, понятно, смешений и заимствований было очень много). «Моя твоя понимай нету» — вовсе не придумка юмористов и коверканье речи иностранцев, это популярная фраза на кяхтинском. Еще совсем недавно, в конце XX века, в Улан-Баторе отмечали носителей этого исчезнувшего сейчас языка.
На чайной торговле делались огромные состояния, не одна купеческая фамилия взошла на чае, вот и Чурин подумывал о том, чтобы приохотится к этому делу — небольшой, но вполне достойный капитал для этого у него уже был.
Но в 1860 году произошли события, которые, с одной стороны, станут началом смерти Кяхты как крупнейшего торгового центра, с другой — резко расширят возможности торговли с Китаем. Война Англии, Франции и США против Цинской империи, получившая название второй опиумной, привела к небывалой дипломатической победе России. Страна, не участвовавшая в этой войне, не пролив ни капли крови русских солдат, сумела убедить императора Цин Сяньфэна подписать в 1858 году Аргунский договор, по которому к России отходили обширные области Уссурийского края.
В 1860-м был основан Владивосток, который первоначально был исключительно военной крепостью — статским там было запрещено селиться. Впрочем, продержался запрет недолго: надо было как-то обживать город, снабжать его, оживлять, и гарнизон довольно быстро превратился в полноценный город.
Надо сказать, что Владивосток не только стал городом открытым, но и получил статус порто-франко — то есть ввоз и вывоз товаров был беспошлинным. В тот момент это было вполне оправдано: чуриных на всех не хватало, купечество было в зачаточном состоянии и обеспечить существование быстро растущего города не могло — вот и пришлось открывать торговлю для иностранцев, в первую очередь китайцев, приманивая их беспошлинной торговлей.
Для Чурина же важнейшим стала отмена в том же 1860 году кяхтинской монополии на торговлю с маньчжурским Китаем. Он и раньше уже выменивал на свои нехитрые товары невесть как попадавшие к поселенцам чай, фарфор и шелк (кто же помешает выживающим на бескрайних просторах людям заниматься контрабандой?), теперь же его фактории резко увеличили усилия.
Как мы уже говорили, главным импортным китайским товаром был чай, Россия же долго ничего толком не могла предложить Китаю в обмен — как, собственно, и все другие страны мира (что отчасти и стало причиной опиумных войн — дефицит торгового баланса европейцы пробовали восполнить опиумом, который привозили из Индии). И этот дисбаланс не означал, что товары европейцев не интересовали китайцев, просто существовавший запрет на обмен с варварами (лаоваями) не позволял наладить нормальный торговый обмен. Из России в Китай везли в основном меха, на которые в те годы спрос был довольно велик. И меха в какой-то момент занимали в русском экспорте в Китай те же 95%, что и шедший в обратную сторону чай.
Но в России вдруг нашелся нужный китайцам товар, и Чурин был один из первых, кто за это новое «русское золото» ухватился. Товаром этим был ситец, который по какому-то недосмотру китайских властей разрешения на его покупку не требовал.
Уже в конце 1860-х доля ситца в экспорте достигла половины, но настоящий бум ситцевой торговли случился после того, как в 1888 году была построена Транскаспийская железная дорога — буквально брошенная на песок рельсошпальная решетка дотянулась до Бухары и Самарканда, и дешевый хлопок хлынул в центральную Россию.
Очень вовремя, что называется, «оседлав волну», Чурин получил в свое распоряжение довольно большие деньги, только вот планы были еще более грандиозные, и Ивану Яковлевичу без компаньонов было никак не обойтись. Правда, от желающих вложиться в его начинания отбоя не было: в его делах участвовали и знаменитые Мамонтовы, и дворяне Писаревы, и иркутяне Левашов и Хаев — люди все достойные и богатые.
А кроме того, Чурин, может, и неожиданно для себя вырастил себе настоящего друга — из мальчика на побегушках, который поступил к нему на службу в 11 лет. Звали мальчугана Александр Касьянов, и чертенок оказался настолько сметлив и ловок, что уже к 20 годам стал полноправным компаньоном в фирме «Чурин и Ко». Позже Касьянов уедет в Москву, где займется организацией поставок товаров на Забайкалье и Дальний Восток — не только российских, но и немецких, английских, даже экзотических испанских.
Портрет Александра Касьянова работы В. СероваЧурин задался целью устройства торговой сети по всему Дальнему Востоку, причем его покупателями должны были стать не богачи — в ту пору с богачами в тех краях было как-то не очень, — а в первую очередь переселенцы, казаки, ремесленники. Товары он предлагал на удивление недорогие («Где он их берет-то по такой-то цене?» — обсуждали конкуренты), а обеспечивалась дешевизна за счет оптовых закупок в огромных размерах.
Своей «столицей» он сделал сначала Николаевск, после — Благовещенск, но магазины его открывались повсеместно. По сути, эти торговые точки были универмагами, хотя даже такого понятия в России в тот момент, когда Чурин стал открывать свои дома торговли, не существовало. У Чурина можно было купить решительно все, что только могла тогда предлагать торговля, — соль и сахар, муку и крупы, ситец и сукно, инструменты и скобяные товары.
Отдельно надо сказать о том, как Чурин работал с приказчиками. Требования к ним были жестокими — безжалостно увольняли за всякий проступок, но и готовили их тщательно. Обычным делом было пройти стажировку в Париже. А уж продавец дамского платья французским должен был владеть безукоризненно. Прослужившим беспорочно пять лет фирма выдавала беспроцентный кредит на 10 лет — на обзаведение домом и семьей, учебу детей.
При жизни самого Чурина в его компании работали несколько тысяч человек, и все они боготворили своего хозяина. Попасть на службу к Чурину было очень сложно, зато — престижно, и работа эта сулила обеспеченную жизнь.
Довольно долго Чурин был чуть ли не монополистом на всем бескрайнем Дальнем Востоке, однако рано или поздно должны были появиться и серьезные конкуренты — и они, конечно же, появились. Два немецких предпринимателя, два Густава — Кунст и Альберс, — вообще-то планировали открыть свое дело в Шанхае, но там к моменту их приезда конкуренция была слишком уж велика. И они облюбовали себе Владивосток — льготный режим порто-франко плюс быстро растущий город сулили неплохие перспективы. В 1864 году в городе появился их первый склад и магазин.
Торговый дом «Чурин и Ко» во Владивостоке, на перекрестке Светланской и Алеутской улиц (сейчас в этом здании — Музей Арсеньева). Фото: портал «Старый Владивосток»Сделав ставку на доставку товаров по морю, что сильно снижало расходы на логистику и позволяло продавать товары по вполне умеренным ценам, немецкие купцы быстро развивали свое дело. В 1884 году ими был открыт первый в истории России универмаг — настоящий дворец, в котором покупателей и зевак поражало буквально все: и изобилие товаров, и цены. Кстати, это был первый в российской истории опыт, когда торговаться было нельзя — на каждый товар был прикреплен ценник. Фиксированные цены, надо сказать, поначалу жутко раздражали привыкших торговаться хозяек, среди которых способность выбить минимальную цену почиталась как особое умение, которым друг перед другом хвастались. Но для универмага, где ставка делалась на максимально быстрое обслуживание и высокую пропускную способность, обсуждение цены — роскошь, которую торговля не могла себе позволить. Впрочем, к хорошему быстро привыкаешь, и покупатели приняли ценники очень быстро.
До конца своей жизни Чурин будет пробовать превзойти обороты Кунста и Альберса, но ни ему, ни его последователям так и не удастся этого сделать.
В 1890-м Чурин открывает во Владивостоке свой дворец торговли (который и до сих пор является украшением города), но и дворец его поскромнее, чем у немцев, да и публика покупательская — тоже. Впрочем, Чурин сделает для торговли и для улучшения качества жизни на Дальнем Востоке так много, что имя его надолго станет эталоном, знаком качества и надолго переживет своего зачинателя.
Умер Иван Яковлевич в 1895-м, так и не дождавшись открытия Транссибирской железной дороги, с которой он связывал столько надежд и планов. Детей у него не было, и после его смерти дело перешло к его компаньонам, а возглавил компанию уже знакомый нам Александр Касьянов, который для этого переехал из Москвы в Благовещенск.
Компания отныне стала называться «Торгово-промышленное Товарищество на паях — преемники И. Я. Чурина А. В. Касьянов и К. И. Писарев». Длинновато, конечно, поэтому для всех она осталась просто — «Чурин».
Железная дорога, соединившая центр страны с ее восточными окраинами, сильно поменяла возможности для торговли. Касьянов видит хорошие перспективы на введенной в эксплуатацию Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) и решительно вкладывается в строительство торговых домов по всей линии. Главный из его универмагов украшает Харбин, строятся шикарные магазины в Мукдене, Гирине, Порт-Артуре.
Увы, восстание ихэтуаней и Русско-японская война не позволяют на этом заработать так существенно, как это выглядит в расчетах, тем не менее даже с учетом форс-мажорных обстоятельств торговый дом Чурина, можно сказать, находится в зените.
Здание торгового дома «Чурин» — пусть и реконструированное — до сих пор является украшением исторического центра китайского Харбина. Фото: соцсетиВ Харбине строится не только универмаг, там появляются свои собственные предприятия, производящие массу продуктов, в том числе — сосиски и колбасы. В 1909 году Касьянов открыл фабрику «Чурин», пригласив работать мастеров из Литвы — так в Харбине появилась колбаса «хунчан», или «лидофусы» («литовская»). Она настолько «зашла» местным жителям, что сегодня считается важной частью кухни провинции Хэйлунцзян — фактически стала местным национальным блюдом.
Вообще дела в Китае у фирмы «Чурин» идут очень хорошо, именно здесь компания делает свой основной оборот и здесь зарабатывает самые большие деньги. Впрочем, Касьянов оказывается человеком предприимчивым: в 1914-м он организует российско-монгольскую торговую экспедицию — поставляет в Монголию продукты в обмен на шерсть, и дело идет прекрасно, вот только начинается Первая мировая война. Понятно, что торговля во время войны сильно сдает — разве что рынок Китая продолжает радовать.
Касьянов решает использовать войну с Германией для расправы с конкурентами: он пишет доносы, обвиняя Кунста и Альберса в шпионаже, нанимает писаку, который ежедневно в разных газетах и под разными псевдонимами рассказывает о кознях наживающихся на дальневосточниках немцев, и в какой-то момент прокуратура дает делу ход. Впрочем, признаков шпионажа не обнаружено, но вот только предприятия Кунста и Альберса то закрывают, то открывают, счета то арестовывают, то открывают вновь, поставки нарушены, ритм работы потерян. Но закроет немцев все-таки не жандармерия, а революция в начале 20-х годов. Однако эта «победа» над непобедимым конкурентом не дала в итоге фирме Касьянова ровно ничего.
Касьянов революцию встречает в Москве. Только в начале 20-х он каким-то чудом сумел выхлопотать себе право вернуться в Харбин, куда в тот момент была перенесена штаб-квартира компании.
В 1925 году умирает Александр Касьянов, и фирму возглавляет его сын, тоже Александр, который пробует обосноваться в Китае как следует: строятся новые универмаги и склады, открываются новые производства. Вот только политическая ситуация развернуться не позволяет — время поменялось, китайцев не интересует больше иностранный капитал, тем более без постоянной финансовой подпитки из-за рубежа, постоянного притока новых инвестиций, и в 1937 году фирма «Чурин» переходит под контроль Банка Гонконга и Шанхая. Называя вещи своими именами, бизнес отобран у его владельцев и передан китайцам. У которых его, в свою очередь, — тоже силой — забирают в 1941 году японцы.
После войны Советский Союз мается с фирмой «Чурин» до 1953 года, когда наконец, что называется, в одном пакете с КВЖД все созданное русскими предпринимателями будет передано правительству Мао Цзедуна.
В годы «культурной революции» название поменяют: предприятие станет называться «Красный Восток». А первоначальное название фирме будет возвращено в 1984 году — как Qiulin Group. По-китайски «Чурин» звучит как «Цюлинь», и именно такие вывески можно встретить в Харбине и сегодня. Среди продуктов, производимых этой фирмой, наверное, наибольшей популярностью пользуются уже упомянутые колбасы, которые, как считается, продолжают производить по рецептуре 1909 года, а также хлеб и квас.
Продукция Churin food до сих пор занимает видное место на прилавках Харбина. Фото: соцсетиВнутри современного китайского «Цюлиня» не все совершенно гладко, компания сегодня разделилась на две, но что нам, россиянам, до внутрикитайских бизнес-разборок?
А вот то, что имя нашего соотечественника пережило века и сейчас, через полтора столетия, по-прежнему греет душу покупателю (пусть и китайскому) и является своего рода знаком качества — согласитесь, отрадно.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
