Русское вино: от «компота» к величию
Отечественное вино не только захватывает опустевшие из-за санкций ниши алкогольного масс-маркета, но и все более уверенно занимает место в меню лучших ресторанов. Что больше сыграет ему на руку: уход с российского рынка мировых грандов, демонстративный интерес виноманов‑патриотов или резко возросший интерес к собственным винодельням и шато запертых в России олигархов?
В 2010 году Борис Титов устроил в Абрау в узком кругу дегустацию новых вин своего хозяйства. Когда дело дошло до красного игристого, прикорнувший на диване Александр Починок — на тот момент сенатор от Краснодарского края — внезапно проснулся и воскликнул: «Борис, но это же компот!» Суждение при всей его категоричности не было лишено оснований — первые тиражи новых российских вин были, мягко сказать, далеки от идеала, а ключевая фраза вежливости на первых дегустациях была про «хороший потенциал и перспективы». Так обычно успокаивают себя люди, когда в моменте все совсем из рук вон плохо.
В сегодняшней ситуации, когда сырьевые компании лишаются традиционных рынков сбыта, машиностроительные отрасли испытывают дефицит импортных комплектующих, которые нечем заменить, а торговые сети страдают из-за ухода крупных вендоров и падения покупательной способности населения, в российской экономике есть отдельные сектора, для которых сложившаяся ситуация не только не критична, но и выгодна. И это не только предприятия гособоронзаказа.
Парадоксальным образом бенефициаром жесточайшего санкционного давления стало российское виноделие. Отрасль, которая еще 10 лет назад была уделом либо чудаков‑энтузиастов, либо мутных дельцов, изготавливавших сомнительного вида и качества напитки из сырья непонятного происхождения, переживает свой ренессанс.
В вино пошли «большие деньги»
Лет 15 назад в винных картах приличных ресторанов невозможно было представить себе российское вино. Само словосочетание «российское вино» казалось оксюмороном, а спрашивать о его наличии сомелье считалось неприличным. Да, портвейны «Массандры» выставляли разгульные питерские бары, но делали это, скорее, в качестве эпатажного жеста.
Это было закономерно — достойных вин отечественного производства просто не существовало. Советская индустрия была ориентирована на массовое производство портвейна «три семерки», а борьба с алкоголизмом в перестройку привела к вырубке виноградников, и о вине как таковом надолго можно было забыть. В современной России желающих инвестировать в качественное виноделие до последнего времени было немного. В период первоначального накопления капитала отрасль не представляла практического интереса — это длинные инвестиции, которые начинают отбиваться лишь спустя пять лет после запуска проекта. Никто не готов был ждать так долго. Особенно с учетом того, что на пиве, а особенно на водке можно было заработать несопоставимо больше и гораздо быстрее.
Первые винодельческие хозяйства, в которые вложились по-настоящему состоятельные люди и которые строились по европейским лекалам, появились лишь в середине 2000‑х — в начале так называемых тучных лет — «Абрау-Дюрсо», «Лефкадия», «Шато ле Гран Восток». Это не было трендом и, скорее, воспринималось как странноватая прихоть отдельных людей. И дело было даже не сомнительных бизнес-перспективах затеи. Были сомнения, что в России в принципе возможно сделать вино, хоть в какой-то мере сопоставимое даже с самыми простыми, базовыми винами стран Европы и Нового Света.
Сейчас уже сложно точно определить момент, когда виноделием в России заинтересовались по-настоящему богатые люди. Еще сложнее понять, каковы были их изначальные мотивы и стремления. Но так или иначе, появившиеся в начале 2010‑х первые проекты действительно влиятельных людей послужили началом большого тренда. Возможно, сработал «эффект горных лыж», когда моду на хобби формируют первые люди страны. А возможно, санкции 2014 года, закрывшие Бордо и Венето для приближенных к Кремлю олигархов заставили их моделировать теперь недоступные французские виноградники в теперь уже «их» Крыму.
Важно другое. После появления этих проектов вкладываться в российское виноделие поспешили многие люди, близкие к власти, и представители российского списка Forbes. И это заставило государство наконец-то обратить внимание на отрасль.
До этого государственное регулирование отечественного виноделия ничем не отличалось от производства водки. Представители Росалкогольрегулирования объясняли логику: «Там алкоголь, и здесь алкоголь. Почему кому-то мы должны давать какие-то преференции?» Но с тех пор подход стал меняться. Виноделов, которые производят вино из собственного винограда, признали сельхозпроизводителями, что позволило им претендовать на получение государственных субсидий и дотаций наравне с теми, кто выращивает картошку или яблоки. Для производителей со столь долгим инвестциклом — это важная помощь.
Но дотациями (виноделы получают компенсацию за высадку новых лоз, установку шпалер и имеют доступ к льготным кредитам с госсубсидированием процентной ставки) господдержка виноделов не ограничивается. Последние годы виноделие получает информационную поддержку со стороны государства — на гостелеканалах и в электронных медиа регулярно появляются материалы очевидного пиар-характера, смысл которых сводится к тому, что производство вина — это традиционная для России отрасль и сегодня новые хозяйства возрождают традиции дореволюционного российского виноделия. Учитывая, что население страны в целом не слишком лояльно настроено по отношению к отечественному вину, такие сюжеты играют важную роль в расширении аудитории продукта.
Активно разрабатываются планы по развитию винного туризма в южных регионах. Это направление курирует государственный Россельхозбанк. Во многих винодельческих странах туризм, когда доход хозяйству приносит не только продажа произведенного вина в магазины и рестораны, является ощутимым источником дополнительного дохода. Например, сервис для бронирования жилья Airbnb зафиксировал динамичный рост спроса на «отдых на виноградниках». Обычно имеется в виду мини-гостиница или гостевой дом, открытый при винодельне. В нынешнем законодательстве у виноделов есть проблемы со строительством подобных объектов туристической инфраструктуры из-за ограничений разрешенных видов деятельности на виноградопригодных землях. Но с большой вероятностью эта проблема будет решена.
Об отношении государства к российскому виноделию говорит и тот факт, что организацией отраслевого винодельческого форума теперь занимается Росконгресс, который обычно берет на себя проведение самых важных для государства мероприятий, типа Петербургского международного экономического форума, а курирует винодельческий форум целый вице-премьер правительства Виктория Абрамченко. Могут ли мечтать о таком производители колбасы или овощных консервов?
Что все это значит для виноделов и потребителей российского вина? Это означает, что производители будут смелее заходить в отрасль с долгим сроком окупаемости и многочисленными рисками, рассчитывая на поддержку государства. Ведь господдержка будет распространятся не на какие-то отдельные элитные хозяйства, а на всех причастных. А потребитель сможет рассчитывать на повышение доступности вин. В стране с невысокой покупательной способностью фактор цены — решающий, если говорить о рынке в целом, а не только о винотеках в пределах Садового кольца.
Ведь причина популярности водки — не в ее уникальном вкусе, который нравится российскому потребителю на генетическом уровне, а в том, что это самый дешевый алкогольный напиток в пересчете стоимости «градуса» на рубль. И если у потребителя будет выбор в виде вин более-менее нестыдного качества в ценовой категории в районе 300 рублей, то часть водочной аудитории вполне может изменить приоритеты. Но это коснется только массовых вин от очень крупных хозяйств, которые могут себе это позволить. То, что мы называем качественными российскими винами, дешевле не станет. Скорее — наоборот.
А чё так дорого?
Многие путешествовавшие по Европе часто возмущаются — в Испании можно купить приличное вино за 5–6 евро/бутылка, а наши сопоставимого качества стоят от тысячи рублей. Все верно. Это может возмущать или расстраивать, но так устроен рынок.
Если спрос на какой-то товар превышает предложение, то нет никаких объективных предпосылок для снижения цены. Наоборот, она будет расти. Помню, как-то я высказал недоумение в беседе с совладельцем винодельческой компании «Лефкадия» Михаилом Николаевым по поводу стоимости его вина «Коллекция холостяка» из верхней ценовой линейки. Эти вина он продавал в рознице где-то в районе 10 тысяч рублей за бутылку.
«Но это же грабеж! — возмущался я. — За такие деньги я могу купить в Москве очень приличную красную „Бургундию“ от известного исторического хозяйства. Это неадекватная цена!» «Я не стану спорить по поводу того, что лучше — мое вино или упомянутая „Бургундия“. Это здесь вообще ни при чем, — парировал Михаил. — Важно то, что я знаю, что смогу продать весь выпущенный тираж своего вина по этой цене. Зачем мне продавать его дешевле?» В этом конкретном случае речь шла о небольшой лимитированной партии лучшего вина известного хозяйства с хорошей репутацией на рынке. Однако если экстраполировать его на положение дел на всем розничном рынке вина в России, ситуация выглядит во многом схожим образом.
До вступления в силу отраслевого федерального закона «О вине» в середине 2020 года ситуация на розничном рынке выглядела так: на треть вина были импортными, треть — отечественными, а еще треть — сделанные на российских винзаводах, но из иностранного виноматериала. С принятием закона ситуация стала меняться. В первую очередь его положения коснулись последней винной категории — закон запретил называть «вином» продукцию, сделанную из импортного сырья. Само это решение — небесспорное, подобная практика существует во всем мире и никому особенно не мешает. Но речь не об этом — фактически с рынка ушла продукция, составлявшая порядка 30 %, и этот объем требовалось заместить. В идеале его должно было заменить российское вино, сделанное из российского винограда. Однако это было нереально физически. Если бы речь шла о водке — то увеличить производство в два раза при необходимости можно было бы в самые короткие сроки — это вопрос наличия незадействованных производственных мощностей (а они есть). В случае с вином — это так не работает. В России просто нет необходимого для такого рывка количества винограда. А чтобы его вырастить с нуля, требуются годы. Поэтому замещать пришлось в основном импортом, но и спрос на российские вина естественным образом вырос.
Если раньше в портфелях крупных виноторговых компаний российское вино просто отсутствовало или было представлено единичными позициями, то теперь за возможность торговать продукцией российских хозяйств развернулась настоящая борьба среди самых мощных игроков рынка — Simple, AST, МБГ, «Лудинг», «Форт», «Алианта» — каждая из этих компаний теперь имеет свой ассортимент отечественного вина. А лидер водочного рынка Beluga Group и вовсе запустила свой собственный винный проект «Поместье Голубицкое».
Вначале под крупных виноторговцев ушли самые статусные проекты. К концу 2022 года контракты готовы заключать даже с небольшими негоциантскими компаниями, едва только засветившимися на рынке. А все потому, что российских вин не хватает, а спрос растет.
И эта тенденция только усилится в связи с известными всем проблемами с импортом. Хотя пока речь о тотальном запрете экспорта вина в Россию не идет. Да, есть страны, которые объявили об этом, — США, Австралия и Новая Зеландия, и есть очень крупные компании, которые прекратили отгрузки по собственной инициативе во избежание репутационных рисков. Однако в большинстве своем виноделы из Франции, Италии, Испании и других стран не хотят терять российский рынок. Если речь идет не о транснациональной компании, чьи акции торгуются на бирже, а о небольшом семейном фермерском предприятии, то такие производители мало подвержены политической конъюнктуре. И поставки из Европы идут, правда, цена на полке растет с каждой новой партией из-за трудной и дорогой логистики.
Что можно прогнозировать уже сейчас? В ближайшие годы мы увидим стремительный рост новых хозяйств в России. Неудовлетворенный спрос неминуемо скажется на росте предложения. Появятся новые винные регионы, чей потенциал в настоящее время почти не используется, — например, республики Северного Кавказа. И хотя насчет Чечни есть большие сомнения, стоит вспомнить, что во времена СССР производственное «Чеченингушвино» производило довольно приличные объемы. Но то, что Дагестан — один из лидеров в России по производству винограда — вполне мог бы стать местом для производства огромного объема бюджетных вин, вряд ли кто-то возьмется оспаривать.
Со временем цены на русский винный массмаркет и винный люкс сильно разойдутся. И весьма возможно, что в угоду патриотично настроенным потребителям появятся русские «Петрюсы» и «Шато Латуры» — речь, конечно, идет не о качестве великих французских вин, а о сопоставимом статусе и цене.
Что же касается «русских шато», которые прячутся сейчас за высокими заборами… Кто знает, быть может, через 100 или 200 лет экскурсия на «винодельческие замки Крыма» станет хитом не только внутреннего, но и мирового туристического рынка.