Социальная жена
Я просто трачу деньги на бедных, и я не имею права останавливаться, чтобы их пересчитывать... Эва Перон
До середины XX века аргентинские предприниматели и их коллеги из других развивающихся стран не знали, что такое социальные налоги и взносы. Больничные, отпускные, пенсионные и прочие соцстраховские выплаты осуществляли, как правило, профсоюзные кассы взаимопомощи. Автором первой в Латинской Америке системы социальной защиты, при которой государство законодательно обязывает работодателей выплачивать взносы в социальные фонды, стала легендарная аргентинская диктаторская чета – Хуан и Эвита Пероны.
Эва Перон, супруга президента Аргентины, занимавшая должность министра труда и носившая титулы «духовного лидера нации» и «первой самаритянки», учредила в 1945 году фонд социальной помощи имени самой себя, ставший впоследствии самым крупным и самым коррумпированным благотворительным учреждением в истории. В фонд перечислялось от 20% до 90% зарплаты, выплачиваемой аргентинским рабочим и служащим. Предприятия, которые были не в состоянии сделать это, немедленно национализировались. Функции, бюджеты и полномочия ряда государственных ведомств – таких, как министерство образования, труда и социального обеспечения – были с безоговорочного согласия правительства переданы фонду. Кроме того, фонду регулярно выделялись государственные субсидии, достигавшие $40 млн; он также получал колоссальные доходы от эксклюзивных прав на экспорт и импорт некоторых товаров. В частности, фонд и подчиненное ему государственное торговое агентство IAPI (Instituto Argentino de Promocion del Intercambio) монопольно экспортировали в голодную послевоенную Европу аргентинскую пшеницу, получая до $6 дохода с каждого бушеля. В 1950 году президент Хуан Доминго Перон без тени смущения обмолвился в кругу соратников: «У Эвиты теперь даже больше денег, чем у меня». Президент имел в виду, что ресурсы фонда имени Марии Эвы Дуарте де Перон превышают доходы казны. Кто-то из верных перонистов наверняка при этом усмехнулся: диктатор, державший всю страну в ежовых рукавицах, не скрывал, что находится под каблуком у предприимчивой супруги. Другие не на шутку перепугались, поскольку юридический статус аргентинского соцстраха был определен довольно расплывчато. С одной стороны, фонд был формально подотчетен правительству, с другой – парламент под давлением супругов Перон уже утвердил «заслуженное право председателя фонда распоряжаться всеми его активами исходя из собственных представлений о принципах социальной справедливости, в том числе передавать в дар, завещать и т.д.». Финансы фонда «первой самаритянки» и без того были абсолютно непрозрачными. Если в его доходной части возможно было определить хотя бы порядок сумм (до $500 млн в год) и проследить их легальные источники, то за расходами не мог уследить уже никто – да и вряд ли бы решился. Во всяком случае, официальная статистика гласит, что с 1946 по 1953 год, когда фондом управляла Эвита, золотой запас Аргентины сократился в семь раз, а внешний долг страны утроился.
Женщина из народа и мужчина в погонах Две мировые войны XX века, от участия в которых Аргентина разумно уклонилась, сделали ее одной из богатейших стран мира. Пока самая активная часть населения Старого Света сидела в окопах, в Аргентине быстро развивалось сельское хозяйство. Перед началом второй мировой войны Германия, Британия, Франция и другие страны наперебой предлагали Аргентине союз, а европейские газеты называли ее не иначе как «землей меда и молока». Сверхдоходы от экспорта продовольствия практически полностью оседали в estencia – имениях крупных землевладельцев. Вчерашние сельские помещики начали возводить дворцы, просаживать сотни тысяч в казино и отправлять детей в английские школы. В pueblo – крестьянских поселениях – в общем-то тоже не голодали, но разница в уровне жизни была колоссальной. Эва Дуарте родилась в 1919 году в нищем pueblo Лос-Толдос, расположенном в центре одного из сельскохозяйственных районов Аргентины. Она была внебрачным ребенком довольно обеспеченного рантье, но жила с матерью в удручающей нищете. С детства мечтала о роскоши, которую ежедневно видела в окрестных estencia. В 15 лет Эва сбежала из дома с заезжим исполнителем танго, который, добиваясь благосклонности девушки, пообещал ей работу на столичной радиостанции. В Буэнос-Айресе обнаружилось, что соблазнитель женат, и Эва осталась на столичных улицах без крыши над головой, без единого песо в кармане и без знакомых. Тем не менее она была твердо убеждена в том, что рано или поздно станет звездой аргентинской сцены и будет получать миллионные гонорары. Несколько лет Эва пыталась добиться крохотных ролей на аргентинских киностудиях и в театральных агентствах, но«покорительнице столицы», у которой напрочь отсутствовали актерские данные, отказывали, как правило, после первого же прослушивания. Наконец Хайме Янкелевич, владелец крупнейшей столичной радиостанции Belgrano, предложил актрисе вести по вечерам передачу на социальные темы «Пять минут для народа». Тематика программы оказалась слишком актуальной для Эвы, чтобы она провалилась и на этом поприще. Нужно было петь гимны честной нищете, ругать «жиреющую на народной крови» буржуазию и обличать социальную несправедливость. Настрадавшейся от нищеты Эве было что сказать на эти темы: она рыдала у микрофона и, срывая горло, кричала о тяготах жизни. И уже вскоре «Пять минут» стали самой популярной радиопрограммой в беднейших кварталах Буэнос-Айреса. Страстность ведущей заметили владельцы других радиостанций, и Эвита стала звездой эфира. Впрочем, по другой версии, ее карьера пошла вверх после того как Эва и ее сестра Элиза начали устраивать в своей маленькой квартире вечеринки для офицеров из казарм на Кампо де Майо. В этих казармах находилась штаб-квартира полуофициального объединения военных ГОУ (Grupo de Oficiales Unidos), которое стояло за всеми политическими переворотами последнего десятилетия. Членство в этой организации было обязательным «довеском» к погонам офицера, а в сейфе центрального комитета ГОУ хранились 36 тыс. заявлений об отставке с непроставленными датами, подписанные всеми без исключения высокопоставленными военными и гражданскими чинами. Ходили слухи, что ГОУ имеет очень тесные связи с нацистской Германией и режимом Муссолини. Внутри же страны ГОУ являлось чуть ли не единственной реальной политической силой, которая решала исход президентских выборов. Будущий муж Эвы – полковник Хуан Доминго Перон занимал не последнее место в этой таинственной организации. Впервые имя полковника Перона прозвучало в аргентинских СМИ в 1943 году после очередного путча, когда ГОУ сместило непопулярного и неуправляемого президента Кастильо. Главой временного правительства стал один из руководителей ГОУ – бывший военный министр Рамирес, а на должность председателя секретариата труда и социального обеспечения неожиданно был выдвинут неприметный Перон. Прежде полковник занимался совершенно бесперспективной, с точки зрения бравых генералов, работой: налаживал связи с профсоюзами, помогал им вести переговоры с работодателями насчет улучшений условий труда и пытался объединить слабые рабочие союзы в какую-то малопонятную Генеральную конференцию трудящихся. Однако всего за два года эта организация, где обсуждались такие скучные вопросы, как выплаты копеечных пенсий и больничных, приобрела большее влияние в стране, чем ГОУ. Она и сделала Хуана Перона хозяином президентского дворца Каса Росада. Эва, которая познакомилась с Пероном в 1944 году во время благотворительного концерта в помощь жертвам землетрясения, оказалась дальновиднее военных из ГОУ и сразу же стала его любовницей и соратницей. «Я встала рядом с ним, – писала она об этом волнующем событии в своей книге «Смысл жизни», – и заговорила со всей возможной убедительностью: «Если вы и вправду считаете, что дело народа – ваше дело, я до самой смерти буду с вами, каких бы жертв мне это ни стоило!» Он принял мою жертву. Это был самый счастливый день в моей жизни».
Теория «справедливизма»
17 июля 1946 года Перон принял президентскую присягу, и Эвита достигла предела своих мечтаний. Киностудии и радиостанции готовы были платить ей любые гонорары за выступления. Впрочем, довольно скоро самые крупные из них были либо куплены семьей Перонов, либо национализированы правительством. На «булавки» ей теперь хватало: из кассы агентства IAPI, которое возглавлял верный Эвите предприниматель Мигель Миранда, можно было брать сколько угодно. Кроме того, многочисленные родственники Эвы заняли ключевые должности во всех ведомствах и структурах, через которые проходили финансовые потоки. Эве достаточно было нацарапать записку брату (председателю госбанка) или отчиму (министру почт и телеграфов) – и на ее счета немедленно перечислялись необходимые суммы. Однако неукротимая Эва Перон все время искала, к чему бы еще приложить свою энергию. И в итоге нашла-таки цель всей своей жизни. По местной традиции жена президента становилась почетным председателем Общества благотворительниц – старейшей и самой крупной благотворительной организации в Аргентине, управляемой местными аристократками. Благотворительным леди очень не хотелось вводить в свой круг бывшую крестьянку с сомнительными моральными устоями и плебейскими манерами, поэтому они стали выдумывать разные благовидные предлоги для отказа. На вопрос Эвиты, почему дамы не торопятся предложить ей пост председательницы, Общество благотворительниц ответило, что по уставу во главе его должна стоять непременно зрелая женщина, а сеньора Дуарте де Перон – какая жалость! – пока еще не достигла преклонных лет. Эва, прекрасно понимая мотивы промедления, в шутку предложила избрать почетной председательницей свою мать. Аристократки открыто воспротивились, и первая леди развернула против чванливых патрицианок боевые действия: боевики перонистских профсоюзов били окна в здании Общества, возле его парадного входа «случайно» разгрузился грузовик с рыбой, а нескольких благотворительных сеньор полиция арестовала на улице и бросила в камеру, где содержались проститутки. Все перонистские СМИ доказывали, что «благотворительность и милосердие – лишь показные жесты богачей, унижающие униженных». В противовес благотворительности Эва изобрела новое слово – «хустисиализм» (производное от испанского hustisio – справедливость). Тезисы «справедливизма» были просты и понятны: богатые должны делиться с бедными; если рабочие в чем-то нуждаются, работодатели немедленно должны их этим обеспечить и т.д. Травля «благотворительниц» не только повысила популярность Перонов среди беднейших слоев, но и позволила им прибрать к рукам кассу Общества, в которой было около $2 млн. В конце 1946 года Общество благотворительниц решением президента было ликвидировано, а все его активы передали вновь созданному Фонду социальной помощи имени Марии Эвы Дуарте де Перон.
Эвита и «Му-му» В первые годы работы фонда Эве некогда было заниматься ни благотворительностью, ни хустисиализмом – она создавала сверхконцерн, который бы управлял всей социальной сферой: от выплаты пенсий и пособий до строительства объектов инфраструктуры. Напротив Каса Росада строилось десятиэтажное здание фонда. Эва составляла проекты внебюджетного социального налогообложения. Вела переговоры с Генеральной конференцией трудящихся о перечислении в фонд профсоюзных взносов. Получала новые монополии для IAPI, которое перешло в ведение Эвиты. Через IAPI фонд контролировал импорт и реализацию лекарственных препаратов, химических удобрений, сельскохозяйственной техники и предметов роскоши. До 70% поступлений от экспорта говядины, масла и пшеницы на европейские рынки также поступало в фонд. Поскольку фонд Эвиты объявил о приеме частных пожертвований, некоторые предприниматели усмотрели в этом возможность заручиться поддержкой могущественной Эвиты. Так, владельцы одной из крупнейших кондитерских фабрик Аргентины «Му-му» предложили фонду 100 тыс. пакетиков конфет по себестоимости. Эва поблагодарила их за жест доброй воли и поинтересовалась, не хотят ли сеньоры кондитеры передать конфеты фонду бесплатно. Хозяева «Му-му» ответили, что тогда им нечем будет платить зарплату рабочим. На следующий день на фабрику явился правительственный санитарный инспектор, который обнаружил в карамельном сиропе крысиную шерсть. Фабрику закрыли, после нескольких месяцев простоя ее хозяева разорились, и фонд выкупил «Му-му» по бросовой цене. Перепуганные аргентинские промышленники и землевладельцы поняли, что Эва оставит их в покое лишь в том случае, если они будут делать взносы в форме чеков с непроставленными суммами. Так фонд Эвиты превратился в огромную «черную дыру», которая всасывала сотни миллионов долларов. Социальная помощь исчерпывалась тем, что Эва каждый вечер принимала нескольких бедняков, которых полиция доставляла с улиц Буэнос-Айреса. Послушав две-три минуты их жалобы на жизнь, еле живая от усталости Эва доставала из кошелька несколько банкнот по 100 песо и отправляла нищих на радио давать интервью.
Не плачь по мне, Аргентина! Диссидент Эрнесто Саммаратино – бывший союзник Перонов, которого Эва вынудила бежать из страны – писал в книге «Правда о положении в Аргентине» о складах фонда, забитых товарами, о миллиардных счетах в швейцарских и английских банках, куда Эва складывала на черный день средства фонда. Этим черным днем, по мнению Саммаратино, стали президентские выборы 1952 года. Перон смог бы участвовать в них, лишь отменив действие конституции. Страна находилась на грани экономической катастрофы: повсеместно шли манифестации рабочих, которые отказывались подчиняться профсоюзам, на «земле меда и молока» впервые начался голод, промышленность задыхалась под гнетом торговых монополий фонда... Получив путем шантажа общенародное согласие на изменение конституции, Пероны немного приоткрыли закрома. Грабительские акции по сбору взносов в фонд были заменены единым социальным налогом. Выступления же рабочих были погашены следующим образом: Эва встречалась с директорами бастующих предприятий и выслушивала их жалобы на то, что рабочие требуют повышения зарплаты на 25% и что это может привести заводы или фабрики к банкротству. «Дайте мальчикам 50%!» – распоряжалась Эвита и раздавала оторопевшим директорам поручения в Госбанк с требованием полностью возместить расходы на повышение зарплат. В стране стали строиться больницы, детские сады и школы, хотя, по мнению некоторых исследователей, эти проекты решали задачи не социальные, а рекламно-политические. В книге Мэри Мейн – англичанки, жившей в Аргентине, – например, утверждается, что в пероновских детских садах вся мебель была антикварной, а куклы коллекционными, и детей туда водили только на экскурсии, строго следя за тем, чтобы они ни к чему не прикасались. Так же она описывает и огромный, стерильный и совершенно пустой медицинский центр. По версии Мейн, Эвита, которая к тому времени уже страдала психическим расстройством на фоне прогрессирующего рака, компенсировала строительством фешенебельных детских садов, больниц и домов призрения свою нищую юность, когда она, питаясь одним хлебом, мечтала о безграничной роскоши. В 1952 году, сразу же после очередной инаугурации Хуана Перона, Эва скончалась. Фонд ее имени просуществовал еще три года и был ликвидирован после свержения Перона. Следователи, которые вели дело о нецелевом расходовании средств, обнаружили в здании фонда тысячи дорогих платьев и целые комнаты, забитые косметикой и украшениями. Однако ни денег, ни драгоценностей найти не удалось – практически все средства фонда Пероны потратили на политическую рекламу и на усмирение рабочих перед выборами.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
