Story vs история
В сентябре 2006 года Андрей Козлов, первый зампред Центрального банка РФ, был убит в результате вооруженного нападения. Это, пожалуй, первый случай, когда широкая общественность одарила ЦБ своим вниманием. Ненадолго: время было такое — стреляли. Граждане по-прежнему слабо представляют себе, что такое Центральный банк и для чего он нужен.
С этой точки зрения вышедшая книга Евгении Письменной «По большому счету. История Центрального банка России» (издательство «Манн, Иванов и Фербер») намечает перед читателем важные вопросы: за что в России отвечает Центральный банк и как он справляется со своей работой? «В России» — ключевое уточнение. Кстати, история убийства Козлова в книге упоминается как один из первых эпизодов противостояния ЦБ и банкиров-обнальщиков.
Записанная история Банка России начинается в 1990 году, когда российский Центральный банк впервые получил функционал, сходный с обязанностями центральных банков стран с рыночной экономикой. Все, что происходило с ЦБ после этого, — вопрос дискуссионный. Девяностые годы в принципе остаются плохо понятны читателю, так как участники тех событий не помнят, как все было на самом деле. Каждый из них стремится представить свои поступки логичными и обоснованными, а радикальность перемен лишает исследователя хоть какого-то мерила для оценки разных версий происходящего. Современный, после 2000 года, этап в этом смысле ничуть не проще, а даже сложнее тем, что любая оценка может искажаться по чисто конъюнктурным мотивам (особо актуально при описании событий 2014 года, которыми завершается повествование). Проблемными, таким образом, оказываются и предмет, и хронология.
Формат этой истории — единое повествование, созданное автором на основании мнений участников важных событий деятельности Банка России. Это позволило собрать разрозненные факты в относительно согласованную событийную канву, однако в результате мы потеряли ту самую неоднозначность, которая характерна для современной истории. Из главы в главу мы слышим только голоса председателей ЦБ. Самые важные темы при этом оказываются затронуты по касательной: например, проигнорирован вопрос, как относиться к тому, что в условиях крайне низкой товарной обеспеченности рубля (с. 36) Банк России ни в 1990-м, ни позднее не мог отказать правительству в эмиссии, разгонявшей инфляцию еще сильнее. Без должной интерпретации кажется удивительной и история о том, что банковский надзор попадает в фокус внимания ЦБ только с 2002 года (с. 207), а триггером к его усилению стал эпизод дорожного хулиганства (пусть и с участием банкира Урина), произошедший в 2010-м (с. 273).
Интересующийся читатель здесь возразит: так ведь все это происходило по политическим мотивам! И будет во многом прав. Но такая трактовка автоматически поднимает еще более глубокий пласт проблем. А насколько Банк России отличается от своего предшественника — Госбанка СССР? Обе организации по сути являлись «кассой власти», а надзор за участниками финансового рынка — явление хоть и новое, но подозрительно похожее на старое. Центральный банк никогда не борется с правительством (в широком смысле), но всегда готов в очередной раз проредить частников по мотивам как проведения ими сомнительных операций, так и за недостаточную финансовую устойчивость.
Эмиссия приводила к обесценению сбережений населения и разорению предприятий, а чистки — к закономерному огосударствлению финансового сектора, за которым не следовало никакого качественного или количественного развития. Не следует здесь забывать и о проблеме мегарегулятора: имея уникальную возможность самому устанавливать требования и самому же надзирать за их исполнением, он продолжает наращивать свои полномочия — а развития все нет и нет.
Конечно, столь крупные вопросы не осветить в рамках одной работы. Очевидно, что кульминация этого исторического этапа еще впереди. В сухом остатке перед нами книга, которую лучше всего читать между строк. Самые выбивающиеся из общей картины факты и есть самые важные, а их скромное положение в тексте отражает неявный характер ключевых вопросов исторической роли Центрального банка. Книга Евгении Письменной вызывает ощущение недосказанности. Хочется искать затекстовые сноски и проводить собственные мини-расследования. В любом случае начало положено. И если «По большому счету…» еще не история ЦБ, то, несомненно, исторический материал.