«Суд превращается в конвейер»
Российская деловая хроника все чаще напоминает хронику судебную, а то и криминальную. Все чаще известные деятели бизнеса оказываются за решеткой, все чаще бизнесменам приходиться прибегать к услугам адвокатов.
Хотя эффективность системы правосудия часто оставляет желать лучшего, скажем, взыскать деньги с должника удается далеко не всегда. Могут ли бизнесмены защитить свои интересы в суде, почему трудно исполнить решение суда по взысканию долга, имеют ли шансы жены олигархов получить бизнес-активы мужей и каковы шансы предпринимателя попасть за решетку, «Ко» рассказывает основатель и руководитель коллегии адвокатов «Линников и партнеры» Александр Линников.
– Бытует мнение, что в гражданских и арбитражных делах самое слабое место – исполнение судебных решений и что взыскать долг невозможно. Это действительно так?
– Проблема, безусловно, существует. Часто приходится видеть по телевидению репортажи, как приставы описывают имущество должников по потребительским кредитам и преследуют алиментщиков, а в реальной жизни, особенно когда дело касается крупных взысканий и работы с корпоративными должниками, вся система Федеральной службы судебных приставов оказывается бессильной. Именно поэтому широкое распространение получило коллекторство, по существу, стремящееся подменить цивилизованные механизмы взыскания долгов.
Сегодня любое исполнительное производство, даже на незначительную сумму, требует постоянного и последовательного контроля со стороны кредитора и при необходимости своевременного обжалования бездействия судебного пристава-исполнителя. Часто бывает, что представитель взыскателя в буквальном смысле стоит над душой у пристава, добиваясь исполнения им своих прямых обязанностей. В противном случае, материалы исполнительного производства могут годами пылиться в папках. Такая ситуация наводит на мысль, что «взыскание законного долга – дело рук самого кредитора».
– Говорят, что процент реального исполнения решений суда в отношении компаний-должников крайне низок...
– Проблема связана главным образом с тем, что стоимость активов должников часто оказывается существенно ниже суммы требований кредиторов. Особенно много ярких примеров можно наблюдать в строительной отрасли и в сфере торговли. Пока компания ведет деятельность, она генерирует денежный поток, позволяющий рассчитываться с контрагентами, а также нести иные затраты: выводить прибыль по затратным схемам для минимизации налогообложения, осуществлять коррупционные платежи, получать наличные денежные средства для оплаты работ и услуг, которые традиционно оплачиваются наличными, и т.п. Как правило, такие компании обременены крупными кредитами, взятыми для пополнения оборотных средств.
Неудивительно, что рано или поздно входящего денежного потока оказывается недостаточно для удовлетворения требований кредиторов, и компания скатывается в банкротство. Более того, часто так называемые операционные компании – даже работающие в рамках крупных строительных корпораций и торговых сетей – создаются для реализации единичных проектов. Использование проектных компаний позволяет бизнесу локализовать риски, связанные с проектом, но банкротство этих заведомо временных структур неминуемо. Задолженность растет как снежный ком и рано или поздно выходит из-под контроля. Поэтому на финальном этапе деятельности, предшествующем банкротству, отношения компании с кредиторами строятся по принципу «кто первый встал – того и тапки». Удовлетворяются требования только тех кредиторов, кому по каким-то причинам нужно заплатить в первую очередь, либо тех, кто своими активными действиями по взысканию долгов способствует наступлению банкротства компании раньше планового срока. В большинстве случаев после банкротства взыскивать уже нечего…
– Что же делать тогда кредитору?
– Как правило, дела о взыскании коммерческой задолженности весьма сложны и нелинейны – как с юридической, так и с психологической точки зрения. Приведу свежий пример. В одном из регионов России строился объект жилищно-коммунальной инфраструктуры – очистная станция. Иностранный поставщик установил и смонтировал там комплекс оборудования, а заказчик не оплатил полностью его стоимость. Многомесячные переговоры не дали никакого результата. Поставщик обратился в арбитражный суд, но в ходе процесса поступила информация, что компания-должник, вероятно, скоро прекратит свою деятельность, а поставщику с исполнительным листом останется только встать вместе с другими кредиторами в очередь за деньгами, которые он никогда не получит. К счастью, иностранный поставщик не завершил монтаж оборудования, и это привлекло внимание местной администрации и прокуратуры, которые стали требовать от компании-заказчика введения объекта в эксплуатацию. Для должника возник риск уголовного преследования. Одновременно выяснилось, что должник оттягивает банкротство, ожидая поступления заключительных платежей за работы, выполненные по другим контрактам. Воспользовавшись обстоятельствами, мы сумели склонить должника к заключению мирового соглашения и добиться выплаты большей части долга. К сожалению, далеко не все дела завершаются так благополучно. Чаще кредиторы не успевают добиться выплаты долга или обратить взыскание на имущество должника до наступления банкротства.
– Но если так, имеет ли вообще смысл бизнесмену идти в суд? Может ли он там добиться защиты своих интересов?
– Российская система арбитражных судов, без всякого сомнения, одна из самых современных, квалифицированных и оперативных в мире. А вот исполнение судебных решений – это уже, как говорится, совсем другая история…
– Если взглянуть на практику разводов предпринимателей, удается ли женам реально делить бизнес-активы?
– Это сложный вопрос. Многие бизнес-активы принадлежат зарубежным холдинговым компаниям, в том числе зарегистрированным в офшорных юрисдикциях, которые, в свою очередь, управляются через фонды, трасты, номинальных держателей акций и номинальных директоров. Иногда, даже располагая достоверной информацией о фактической принадлежности актива, оказывается сложно доказать существование реальной правовой связи между ним и ответчиком.
– И как в таких случаях должен поступать адвокат жены?
– Искать активы ответчика в России и за рубежом. Организовывать работу с иностранными коллегами. Даже в некоторых офшорах существует возможность получения судебных приказов, раскрывающих личность бенефициаров компаний – собственников имущества.
Приведу недавний пример из практики. Мы располагали информацией, что компания, зарегистрированная на Британских Виргинских островах, является номинальным собственником яхты, которой пользовался ответчик. Мы добились раскрытия личности бенефициара компании, а также ареста долей компании и самого судна. Впоследствии яхта была продана – к великой радости истца. Но поиск зарубежного имущества ответчика – дело продолжительное и дорогостоящее и не всегда может увенчаться успехом. Например, чтобы найти и арестовать яхту, нам пришлось потратить больше полугода и несколько десятков тысяч долларов, зато в итоге реализационная стоимость имущества составила около $2 млн.
– Так удается ли женам воспользоваться всеми этими инструментами, чтобы вступить во владение бизнес-активами?
– Это скорее исключение, чем правило. В большинстве известных нам случаев жены не участвовали в ведении бизнеса. Даже если какие-то активы регистрируются на супругу, то она даже может об этом не знать, а уж к оперативному управлению бизнесом большинство жен имеют отношение, мягко говоря, опосредованное. Часто при возникновении риска утраты части актива деньги и имущество незамедлительно выводятся, а экс-супруга остается собственницей акций компании, которые сами по себе ценности не представляют.
– Вы сказали, что на должников пытаются воздействовать с помощью уголовного преследования. Вероятно, это удается только крупным компаниям и банкам?
– Не только. Использовать административный ресурс стремятся все, кто имеет к нему доступ. Это системное явление, которое получило особое распространение сейчас, в период кризиса, когда накопилось много проблемных долгов.
– От многих адвокатов можно услышать, что они чувствуют свое бессилие в уголовном судопроизводстве. У вас есть такое ощущение?
– В уголовном процессе мы сталкиваемся, конечно, с наибольшим количеством профессиональных и этических вызовов. Однако пессимизма коллег я не разделяю. По-моему, если чувствуешь бессилие и не готов к борьбе, бросай адвокатуру и ищи другую работу!
Наверняка вы слышали от моих коллег-адвокатов, что якобы в наши дни в России выносится меньше оправдательных приговоров, чем при Сталине. Не знаю, так ли это, не проверял. Но в моей практике за 15 лет действительно не было ни одного оправдательного приговора. И ни у кого из хорошо знакомых мне коллег я таких дел не помню. Но смягчение приговоров и изменение квалификации деяний на менее тяжкие было. Также было много случаев прекращения уголовного преследования по разным основаниям. Другими словами, было много дел, которые не закончились обвинительным приговором. И каждый из этих случаев – успех защитника. Каждое уголовное дело, не дошедшее до суда, – победа. Недаром восточная мудрость гласит: «Сама большая победа – это победа в битве, которой удалось избежать».
А вот оправдательных приговоров – ноль! И это поистине чудовищное явление, потому что суд превращается в конвейер, почти автоматически трансформирующий позицию обвинения в приговор. Если суд приступил к слушанию уголовного дела по существу, обвинительный приговор уже гарантирован.
– Но почему так?
– Вероятно, потому, что российское правосудие исторически имеет обвинительный уклон. Принцип состязательности в уголовном процессе у нас не имеет полноценного применения. Достаточно вспомнить, что значительная часть судей в России – выходцы из органов внутренних дел и прокуратуры. Полицейский следователь или прокурор судьей стать может, а профессиональный защитник – нет.
Конечно, суды общей юрисдикции слушают огромное количество дел. Судей не хватает. Они несут колоссальную нагрузку и работают не в самых лучших условиях. Слушая уголовные дела, судьи часто сталкиваются с такими чудовищными преступлениями, что лучше, не задумываясь, вынести обвинительный приговор, оградив общество от опасного преступника, чем взвешивать последствия маловероятной судебной ошибки. Работа суда в России тороплива и автоматична. Это не может не сказываться на практике рассмотрения особо сложных дел, требующих высокой концентрации, тщательного исследования и профессиональной оценки глубоко специальных доказательств и доводов.
– А насколько опасно в России быть бизнесменом? Можно ли жить по известному тосту: чтобы у нас все было и чтобы нам за это ничего не было? Можно разбогатеть и не попасть за решетку?
– Услышав ваш вопрос, можно подумать, что риск уголовной ответственности – это рядовой предпринимательский риск, сопутствующий любому бизнесу. Поверьте, это не так. Необоснованное уголовное преследование предпринимателей – это скорее исключение, чем правило. При этом риск уголовного преследования находится в прямой зависимости от вида и масштаба бизнеса, а также уровня рисков, которые люди готовы принять. Но отвечая за собственное дело, человек отчасти принимает на себя ответственность за благополучие своих сотрудников и партнеров и обязанность защищать свой бизнес от противоправных посягательств. Неся такой груз ответственности, предприниматель непременно должен знать об инструментах правовой защиты и уметь пользоваться помощью профессионалов для отстаивания своих законных интересов.