«Сухие» поползновения
Фото: Svetlana Vozmilova / Global Look Press
Легендарные магазины «Красное&Белое» и менее легендарный «Бристоль» массово отступают из Вологодской области. Губернатор Георгий Филимонов не скрывает удовлетворения — именно такого эффекта он и добивался, продавив через региональный парламент закон о двухчасовом окне для продажи алкоголя в будние дни. «Страшная динамика появления алкомаркетов» обернулась их стремительным исходом из региона. Показательно, что инициатива Вологодской области возникла именно сейчас, когда федеральные власти активно продвигают демографическую повестку. Это может стать сигналом для других губернаторов, стремящихся продемонстрировать лояльность и активность в социально значимых вопросах. И что в итоге нас ждет — локальные инициативы деятельных губернаторов или новый сухой закон?
Два часа, чтобы напиться и забыться
«Если население вымирает как на войне, то кто придет на место ушедших и будет жить на нашей родной земле?» — этот, казалось бы, риторический вопрос губернатора Вологодской области Георгия Филимонова, регион которого занимает малопочетное 71-е место в федеральном рейтинге трезвости, запустил процессы совсем не риторические.
С 1 марта 2025 года в будние дни в области алкоголь теперь можно купить только с 12:00 до 14:00. Рестораны, бары и гостиницы ужесточения не настигли. Пока.
Специализированные ритейлеры не стали дожидаться, когда запрет официально вступит в силу, — сразу после звонкого антиалкогольного заявления губернатора они начали сворачивать бизнес. Уже в декабре 2024 года в Вологде и Череповце появилось 10 объявлений о сдаче в аренду площадей, занимаемых «Бристолем» и «Красным&Белым».
Подобный прецедент в регионах современной России пока первый — если не говорить о Чечне, где алкоголя тоже практически нет.
По закону гор
В Чеченской Республике формально сухого закона нет. Система регулирования алкогольного рынка в регионе основана не столько на юридических запретах, сколько на сочетании административных ограничений, религиозных и социальных норм. Критически ограниченное время продажи (всего несколько часов в день), минимальное количество лицензированных точек и мощное общественное давление, казалось бы, сделали свое дело.
Официальная статистика утверждает, что потребление алкоголя в регионе находится на рекордно низком уровне. Однако независимые аналитики отмечают, что часть потребления переместилась в теневой сектор и в соседние регионы, а подлинные масштабы снижения оценить трудно.
Но можно ли расценивать Чечню как позитивный кейс, пригодный для России? Маловероятно. Чеченская модель работает в столь специфических культурных, религиозных и административных условиях, что ее совершенно точно нельзя «масштабировать» на всю Россию по очень многим причинам.
В Чечне формально сухого закона нет, но взгляд стороннего наблюдателя никогда не найдет на праздничном столе бутылки с алкоголем. Фото: Анатолий Стребелев / РосконгрессТри волны сухого закона
Отношения России с алкоголем всегда были непростыми. В царской России водочный акциз составлял до 30 % доходов казны. Централизованная продажа спиртного через систему откупов, а затем государственную монополию была важнейшим источником пополнения бюджета.
В 1913 году доходы от винной монополии составили 26 % бюджета Российской империи (899 млн рублей). Спустя чуть более чем через 100 лет, в современной России, акцизы на крепкий алкоголь дают около 3 % федерального бюджета.
В 1914 году, с началом Первой мировой войны, в России был введен первый сухой закон, действовавший вплоть до революции. Советский период дал еще два подобных масштабных эксперимента. Второй — в 1919–1923 годах, когда большевики сначала продлили царский запрет, но потом были вынуждены отказаться от него из-за задачи латать бюджет любой ценой. Третий — знаменитая антиалкогольная кампания Горбачева 1985–1987 годов. Ее результаты до сих пор спорны. С одной стороны, официальное потребление алкоголя действительно снизилось примерно на треть, что привело к временному увеличению продолжительности жизни мужчин на 2–3 года. С другой — число отравлений суррогатами выросло на 44 %, производство самогона увеличилось в 6–7 раз, а бюджет недополучил около 15 % годовых доходов (порядка 37 млрд рублей).
Сокращение официальных продаж на 1 литр приводило к росту нелегального производства на 0,5 литра. А часть потребителей и вовсе перешла с водки на доступные технические жидкости.
В конечном итоге кампания провалилась не только экономически, но и политически, став одним из факторов народного недовольства в последние годы СССР.
Мировые вариации сухого закона
ОАЭ: цифровой контроль
Объединенные Арабские Эмираты развили уникальную модель регулирования алкогольного рынка. В Дубае и Абу-Даби создана система персональных лицензий для немусульман, тогда как в большинстве эмиратов продажа спиртного мусульманам запрещена.
Первые лицензии на продажу алкоголя в отелях Дубая появились еще в 1970-х, вскоре после образования ОАЭ. Современная система индивидуальных лицензий развилась в начале 2000-х, когда Дубай взял курс на становление глобальным центром бизнеса и туризма. Это решение увеличило туристический поток примерно на 30 % в течение пяти лет после либерализации, с заметным ростом туризма из Европы и России. По данным McKinsey, либерализация алкогольной политики принесла экономике Дубая дополнительно около $1,2 млрд ежегодно к 2015 году.
Для экспатов, составляющих 85 % населения ОАЭ, легальный доступ к алкоголю стал важным фактором качества жизни. Совпадение, но после введения системы лицензий Дубай поднялся с 12-го на 3-е место в мировом рейтинге привлекательности для иностранных специалистов. И сами экспаты говорят, что возможность сохранения «западного образа жизни» играет важную роль при выборе Дубая.
Цифровой контроль прост и прозрачен — каждый немусульманин может получить лицензию через специальный портал с месячным лимитом в 5000 дирхам (около $1350), что предотвращает чрезмерное потребление и перепродажу. Несмотря на либерализацию, ОАЭ сохраняют один из самых низких уровней потребления алкоголя в мире — около 3,8 литра чистого спирта на взрослого в год против среднемирового показателя в 6,4 литра.
США: запретить нельзя разрешить
Соединенные Штаты, пережившие суровый опыт сухого закона в 1920–1933 годах, сегодня представляют собой сложный пазл совершенно разных регулирований. В Миссисипи существуют «сухие» округа с полным запретом на продажу алкоголя. В Юте с сильными позициями мормонов крепкие напитки доступны только в госмагазинах, а пиво ограничено содержанием не более 5 % алкоголя. Результаты по статистике очевидно радужны: в «сухих» округах Миссисипи на 20 % меньше нетрезвых водителей и аварий, а в Юте смертность от цирроза вдвое ниже среднего по стране. Однако общеизвестный факт, что жители штатов просто ездят за выпивкой в соседние штаты. И особо примечательно, что при низком уровне алкоголизма Юта лидирует по злоупотреблению опиоидами и антидепрессантами.
Еще из интересного: Нью-Гэмпшир с либеральным режимом продажи и госмонополией показывает лучшие результаты по смертности от алкогольных отравлений, чем более строгий Мэн, — в первую очередь благодаря контролю качества и отсутствию подпольного рынка. А Массачусетс не увидел никакого роста числа ДТП с нетрезвыми водителями.
Скандинавская госмонополия
Швеция, Финляндия, Исландия и Норвегия десятилетиями применяют модель государственной монополии на розничную продажу алкоголя. Скандинавская система основана на трех принципах: ограниченная доступность, высокие цены и отсутствие коммерческого интереса продавца. Государственные магазины Systembolaget в Швеции или Vinmonopolet в Норвегии работают в ограниченные часы, не проводят акций и скидок, но обеспечивают широкий ассортимент.
Десятилетия такой политики дали устойчивые плоды — при относительно высоком потреблении алкоголя уровень алкоголизма в этих странах значительно ниже, чем в Восточной Европе, а культура умеренного потребления прочно укоренилась в обществе — до тех пор, пока скандинавы не выезжают в соседние страны и не уходят «в отрыв».
Сильно пьющая Корея
Южная Корея представляет собой интересный пример страны с очень высоким уровнем потребления алкоголя (9,7 литра чистого спирта на человека в год) и одновременно практически полным отсутствием алкогольных эксцессов.
Корейская модель основана не на запретах, а на жестких социальных ритуалах. Совместное употребление алкоголя — важная часть поддержки деловых и личных связей, но оно происходит в четких поведенческих рамках и в специально отведенных местах. А вот публичное пьянство или агрессивное поведение в состоянии алкогольного опьянения грозит потерей лица, и пьяный дебош на улице — большая редкость.
Вино как часть еды
Франция и Италия — вот жизнеутверждающие примеры стран, где можно пить много и все будет хорошо. Там вино — неотъемлемая часть жизни, пьют даже несовершеннолетние, но это не становится причиной национальной катастрофы. Среднегодовое потребление чистого алкоголя во Франции составляет около 11,5 литра на человека — это больше, чем в России (около 10,5 литра).
При этом уровень алкогольной смертности во Франции значительно ниже российского. Более того, Прованс, известный своими винодельческими традициями, входит в мировые «голубые зоны» с наибольшей продолжительностью жизни.
Все дело в том, что средиземноморская модель основана на восприятии вина как части еды, а не средства опьянения. Его пьют долго и понемногу, а детям с детства прививается отношение к вину как части гастрономической культуры. Общественное порицание вызывает не вино, а потеря самоконтроля — так же, как и в Корее.
Учитывая важную роль алкоголя как в жизни россиян, так и в экономике (промышленность, налоги, рабочие места), руководство страны, возможно, пойдет по американской модели регулирования — своеобразному «алкогольному федерализму», где каждый регион определяет собственные правила игры. Фото: Kremlin Pool / Global Look PressЦена сухого закона
Экономические последствия жестких ограничений предсказуемы и масштабны. По данным Министерства финансов РФ, федеральный и региональные бюджеты России получают ежегодно около 850 млрд рублей акцизов и налогов от легального алкогольного рынка. В случае введения жестких ограничений бóльшая часть этих средств окажется под угрозой.
Но алкогольный рынок — это не только бюджетные поступления, но и сотни тысяч рабочих мест. От производства до розничной торговли в этой сфере занято около 1,5 млн человек.
Все потенциальные выгоды от ограничений лежат строго в социальной и демографической плоскостях. По данным ВОЗ, в России около 9 % всех смертей связаны с алкоголем — это примерно 139 тысяч преждевременных смертей ежегодно. Исследования показывают, что снижение потребления алкоголя на 1 литр чистого спирта в год на душу населения может привести к сокращению общей смертности на 2,7–2,8 %, особенно среди мужчин трудоспособного возраста.
Но приведут ли запретительные меры к реальному снижению потребления или просто вытеснят его в теневой сектор? Ведь главная проблема любых запретительных мер в том, что они не решают базовую проблему — формирование культуры потребления алкоголя. В странах, где низкий уровень алкоголизма, ключевую роль играет не законодательство, а общественные нормы и воспитание.
Ползучий сухой закон или алкогольный федерализм?
Так что будет, если практика Чечни и Вологодской области распространится на всю Россию? Для разных российских регионов последствия будут разными. Для одних, как Краснодарский край или Крым, где виноделие становится важной частью экономики, это будет серьезным ударом. Для других, как республики Северного Кавказа, где религиозные нормы делают ограничения естественными и общественно одобряемыми, это может пройти почти незамеченным.
Возможно, это приведет Россию к американской модели регулирования — своеобразному «алкогольному федерализму», где каждый регион определяет собственные правила игры. В этом сценарии федеральный центр, учитывая печальный опыт горбачевской кампании, воздержится от радикальных общенациональных мер, но не будет препятствовать региональным инициативам.
Мы, вероятно, увидим формирование нескольких кластеров алкогольной политики: кавказские республики и отдельные северные регионы могут выбрать путь жестких ограничений; исторические винодельческие регионы, такие как Краснодарский край и Крым, сохранят либеральный подход; крупные мегаполисы и туристические центры выберут баланс между экономическими выгодами и социальной ответственностью.
Не обойдется и без перекосов — опыт США показывает, что региональные различия создают свои проблемы. «Алкогольный туризм» между штатами — лишь самая очевидная из них. Возникает проблема пограничной экономики — магазины алкоголя концентрируются вдоль границ юрисдикций, создавая «зоны повышенного доступа» и социальной напряженности. Региональные различия также усложняют логистику и увеличивают издержки для производителей и дистрибьюторов, вынужденных адаптироваться к разным законодательным режимам даже в пределах одного штата. Это сказывается на ценообразовании и доступности продукции.
И наконец, неравномерное распределение налоговых поступлений становится источником межрегиональной напряженности — «сухие» регионы теряют существенную часть налоговой базы, которая перемещается в соседние, более либеральные территории.
В любом случае весь опыт сухих законов — строгих и не очень — говорит нам, что эффективная алкогольная политика не может строиться исключительно на запретах. Пить надо учиться. Но как сделать это в холодной стране, где в исторической памяти лучшее решение в любой непонятной ситуации — «накатить»?
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
