«Сжигать драгоценные нефть и газ скоро будет преступлением»
Когда Россия сможет отказаться от газа и нефти, перейдя на возобновляемые источники энергии (ВИЭ), в каких регионах самая зеленая генерация и почему Алексей Миллер не прав, заявляя о минусах ВИЭ. Об этом в интервью журналу «Компания» по итогам ВЭФ-2022 рассказал глава Ассоциации развития возобновляемой энергетики (АРВЭ) Алексей Жихарев.
— Глобально эти события повлияли не слишком сильно. А вот общий мировой энергетический кризис, который продолжается с прошлого года, повлиял очень серьезно. Мы видим, что в мире планы по вводу возобновляемой генерации удваиваются, а иногда и утраиваются. Целевые цифры, которых Европа должна достичь к 2030 году, существенно отличаются от тех, что ставились в 2018-м.
Что касается России — здесь, конечно, мы видим замедление, потому что все цепочки поставок были нарушены. Компаниям, которые занимаются реализацией проектов по возобновляемой энергетике, приходится тратить время и ресурсы, чтобы перенастроить поставки отдельных элементов оборудования, сырья и так далее. Это внесло определенный негатив. Поэтому правительство и предоставило проектам из данного сектора «нештрафуемую отсрочку» на два года.
Конкретно периодом в два года, может быть, не все воспользуются — многим нужно это время просто для инвестиционного комфорта. Но, полагаю, года будет достаточно, чтобы все бизнес-процессы настроить на новый уклад.
Ну а по части климатической повестки — пока никаких изменений. И бизнес, и власть, подтверждают свои ранее установленные планы. Стратегия низкоуглеродного развития остается в приоритете, целевые показатели, установленные правительством к 2035-му и 2050 году, тоже не менялись.
— Я думаю, Маск говорит больше с глобальной точки зрения. И он прав — в ближайшее десятилетие мир не сможет отказаться от нефти и газа, это очевидно. Сегодня доля энергии из возобновляемых источников — около 10% от глобального потребления. Это в мире, а в России — меньше 1%. Поэтому говорить, что мы за 10, 20 или даже 30 лет откажемся от традиционного топлива, невозможно. Но доводить до возможного максимума долю низкоуглеродной энергетики, безусловно, нужно. В XXI веке сжигать драгоценный ресурс — нефть и газ, который можно использовать в других секторах экономики, скоро будет преступлением. Ведь можно использовать более эффективные, дешевые и доступные технологии возобновляемой энергетики.
Но в пределах этого века, скорее, к его концу, я думаю, мы можем перейти к новой энергетической модели. Это реализуемо, особенно с учетом технологий водородной энергетики, которые во многом будут играть роль резервного источника. Плюс водород мы рассматриваем и как средство передачи и хранения энергии. Вкупе зеленая и водородная энергетика смогут приблизить человечество к минимальным значениям использования углеводородов для целей энергоснабжения.
— У нас зачастую регионы-лидеры те, у которых, помимо ВИЭ, просто нет никакой другой генерации или ее совсем мало. Один из таких примеров — Калмыкия. Там очень мало генерации энергии в принципе, поэтому, когда туда пришли проекты ДПМ (договор предоставления мощности — прим. ред.), мощность выросла в десятки раз. Сегодня Калмыкия у нас абсолютный лидер по зеленой энергетике. На Дальнем Востоке такой регион — это Камчатский край. Он тоже лидер по зеленой энергетике, поскольку там есть только две тепловые станции, которые работают на газе. Все остальное — это геотермальные станции, ветростанции, которые в балансе обеспечивают достаточно серьезную долю.
Другие регионы Дальнего Востока пока не могут похвастаться такими показателями. Но опять-таки на ВЭФ мы слышали про проекты на Сахалине с достаточно серьезными мощностями: говорят про электростанции на 200 и даже 300 мегаватт. Чукотский автономный округ также думает о реализации ряда проектов на основе ВИЭ. Но пока что в России все виды альтернативной генерации, за исключением крупных ГЭС, дают меньше процента — 0,7%, если быть точным.
— Вопреки всеобщему мнению, что эта энергетика более дорогая, основное препятствие — это все-таки не цена, потому что по цене возобновляемая энергетика уже сравнялась и даже зачастую дешевле традиционной генерации. А препятствием в России является модель рынка — она не позволяет разным видам генерации конкурировать по объективным параметрам. Любые виды генерации участвуют в своих секторальных программах поддержки. В тепловой энергетике — свой договор предоставления мощности. То же самое у нас с атомными станциями, с крупными проектами ГЭС, возобновляемой энергетикой. Чтобы сравнивать их в одной какой-то цепочке, необходим технологически нейтральный аукцион, где все технологии будут конкурировать по объективному показателю цены. Тогда можно будет говорить, какая энергетика более эффективна, на какой базировать стратегию долгосрочного развития.
— Это даже не заблуждение, а попытка ввести в заблуждение остальных коллег. На экспертном уровне все понимают, что ни одна энергосистема не работает без текущих, уже имеющихся резервов. В России в разных ценовых зонах они отличаются, но, например, в Сибири этот резерв может составлять 27%, в первой ценовой зоне — чуть меньше, но все равно больше 15%. Поэтому, когда мы говорим, что необходимо создавать новые резервы, это не так. Резервов, которые присутствуют в энергосистеме, их достаточно для того, чтобы отработать возможные изменения нагрузки ВИЭ, связанные с изменением погоды и так далее.
Во-вторых, мы все-таки должны понимать, что какие-то технологические изменения нужны только там, где доля возобновляемой генерации составляет более 20%. Это ветер и солнце, поскольку с этими источниками сложно с точностью прогнозировать, сколько мегаватт-час будет произведено в конкретный промежуток времени. А если доля ВИЭ в балансе составляет до 20%, то никаких дополнительных мероприятий с точки зрения диспетчеризации проводить не надо.
Что касается негатива по части утилизации — здесь у меня обычно один комментарий. Какие-то особые требования к утилизации генерации на основе ВИЭ должны быть, а все остальные проблемы решены? У нас что — все утилизируется, кроме каких-нибудь лопастей ВЭС и солнечных панелей? Очевидно, что в России точно нет: мы еще и с бытовым то мусором не разобрались. Хотя на самом деле занимаемся этим уже давно, но, как у нас любят говорить, воз и ныне там. Пока у нас нет даже закона, который предусматривает ответственность для населения за несортировку отходов. Хотя в других странах это очень жестко контролируется.
А то, что все надо утилизировать с умом, это факт. Нужно ли правильно утилизировать батарею электротранспорта, потому что она с точки зрения химии активна и ее нельзя просто выбрасывать? Да, безусловно, нужно. И любой разумный человек, бизнесмен, который будет вкладываться, заинтересован в том, чтобы это делать.
Нужно ли утилизировать солнечные панели, которые отработали 25 лет? Конечно, нужно. И эти технологии уже есть. В странах, где генерация уже достигла этого возраста, есть заводы по утилизации солнечных панелей. Тоже самое и с лопастями ветрогенераторов. Есть нашумевшие фото, где трактор закапывает под землю композитные лопасти. Но, во-первых, сейчас уже так не делают. Уже и лопасти есть, которые легко утилизируются. Во-вторых, когда люди говорят «о, ужас, композитную лопасть закопали под землю», они должны также кричать «о, ужас, нефтеотходы выливают в речку». От того, что композитная лопасть закопана в землю, ничего не происходит: композит не выделяет вредных веществ. Хотя это, безусловно, нерационально, ведь композитные материалы — тоже ресурс, и их нужно перерабатывать, сейчас этим занимаются, есть проект завода по утилизации и переработке лопастей.
Но это актуально будет где-нибудь в середине 30-х годов. Пока у нас просто нет такого рынка, нет объема для того, чтобы что-то утилизировать. Ради одной лопасти в год строить завод, наверное, нерационально.