«Сжигать драгоценные нефть и газ скоро будет преступлением»

13.09.202216:22

Когда Россия сможет отказаться от газа и нефти, перейдя на возобновляемые источники энергии (ВИЭ), в каких регионах самая зеленая генерация и почему Алексей Миллер не прав, заявляя о минусах ВИЭ. Об этом в интервью журналу «Компания» по итогам ВЭФ-2022 рассказал глава Ассоциации развития возобновляемой энергетики (АРВЭ) Алексей Жихарев.

Насколько события весны поколебали тренд перехода на возобновляемые источники в качестве главного вектора энергетической трансформации? Видите ли вы снижение интереса к этой теме?

— Глобально эти события повлияли не слишком сильно. А вот общий мировой энергетический кризис, который продолжается с прошлого года, повлиял очень серьезно. Мы видим, что в мире планы по вводу возобновляемой генерации удваиваются, а иногда и утраиваются. Целевые цифры, которых Европа должна достичь к 2030 году, существенно отличаются от тех, что ставились в 2018-м.

Что касается России — здесь, конечно, мы видим замедление, потому что все цепочки поставок были нарушены. Компаниям, которые занимаются реализацией проектов по возобновляемой энергетике, приходится тратить время и ресурсы, чтобы перенастроить поставки отдельных элементов оборудования, сырья и так далее. Это внесло определенный негатив. Поэтому правительство и предоставило проектам из данного сектора «нештрафуемую отсрочку» на два года.

Конкретно периодом в два года, может быть, не все воспользуются — многим нужно это время просто для инвестиционного комфорта. Но, полагаю, года будет достаточно, чтобы все бизнес-процессы настроить на новый уклад.

Ну а по части климатической повестки — пока никаких изменений. И бизнес, и власть, подтверждают свои ранее установленные планы. Стратегия низкоуглеродного развития остается в приоритете, целевые показатели, установленные правительством к 2035-му и 2050 году, тоже не менялись.

Илон Маск считает, что переход к возобновляемым источникам энергии займет десятилетия. Он отмечает, что в ближайшей перспективе человечеству придется использовать нефть и газ, иначе «цивилизация рухнет». Насколько это мнение справедливо?

— Я думаю, Маск говорит больше с глобальной точки зрения. И он прав — в ближайшее десятилетие мир не сможет отказаться от нефти и газа, это очевидно. Сегодня доля энергии из возобновляемых источников — около 10% от глобального потребления. Это в мире, а в России — меньше 1%. Поэтому говорить, что мы за 10, 20 или даже 30 лет откажемся от традиционного топлива, невозможно. Но доводить до возможного максимума долю низкоуглеродной энергетики, безусловно, нужно. В XXI веке сжигать драгоценный ресурс — нефть и газ, который можно использовать в других секторах экономики, скоро будет преступлением. Ведь можно использовать более эффективные, дешевые и доступные технологии возобновляемой энергетики.

Но в пределах этого века, скорее, к его концу, я думаю, мы можем перейти к новой энергетической модели. Это реализуемо, особенно с учетом технологий водородной энергетики, которые во многом будут играть роль резервного источника. Плюс водород мы рассматриваем и как средство передачи и хранения энергии. Вкупе зеленая и водородная энергетика смогут приблизить человечество к минимальным значениям использования углеводородов для целей энергоснабжения.

Какая в России ситуация с ВИЭ сегодня? Какие регионы находятся на передовой процесса?

— У нас зачастую регионы-лидеры те, у которых, помимо ВИЭ, просто нет никакой другой генерации или ее совсем мало. Один из таких примеров — Калмыкия. Там очень мало генерации энергии в принципе, поэтому, когда туда пришли проекты ДПМ (договор предоставления мощности — прим. ред.), мощность выросла в десятки раз. Сегодня Калмыкия у нас абсолютный лидер по зеленой энергетике. На Дальнем Востоке такой регион — это Камчатский край. Он тоже лидер по зеленой энергетике, поскольку там есть только две тепловые станции, которые работают на газе. Все остальное — это геотермальные станции, ветростанции, которые в балансе обеспечивают достаточно серьезную долю.

Другие регионы Дальнего Востока пока не могут похвастаться такими показателями. Но опять-таки на ВЭФ мы слышали про проекты на Сахалине с достаточно серьезными мощностями: говорят про электростанции на 200 и даже 300 мегаватт. Чукотский автономный округ также думает о реализации ряда проектов на основе ВИЭ. Но пока что в России все виды альтернативной генерации, за исключением крупных ГЭС, дают меньше процента — 0,7%, если быть точным.

еще по теме:
Этика углеродной нейтральности
Для глобального перехода к экономике с нулевыми выбросами недостаточно триллионов долларов и усилий на уровне государств — необходимо перестроить весь кодекс ведения бизнеса
Александр Рязанов
Какие сейчас основные препятствия на пути активного внедрения и использования возобновляемых источников энергии?

— Вопреки всеобщему мнению, что эта энергетика более дорогая, основное препятствие — это все-таки не цена, потому что по цене возобновляемая энергетика уже сравнялась и даже зачастую дешевле традиционной генерации. А препятствием в России является модель рынка — она не позволяет разным видам генерации конкурировать по объективным параметрам. Любые виды генерации участвуют в своих секторальных программах поддержки. В тепловой энергетике — свой договор предоставления мощности. То же самое у нас с атомными станциями, с крупными проектами ГЭС, возобновляемой энергетикой. Чтобы сравнивать их в одной какой-то цепочке, необходим технологически нейтральный аукцион, где все технологии будут конкурировать по объективному показателю цены. Тогда можно будет говорить, какая энергетика более эффективна, на какой базировать стратегию долгосрочного развития.

Глава «Газпрома» Алексей Миллер говорил, что возобновляемые источники энергии вызывают не меньше вопросов, чем традиционные. Речь идет об углеродном следе, проблемах утилизации батарей, пластика. Плюс отмечается, что ВИЭ не могут существовать без избыточных резервных мощностей, которые берутся из традиционных энергоносителей. Что вы об этом думаете?

— Это даже не заблуждение, а попытка ввести в заблуждение остальных коллег. На экспертном уровне все понимают, что ни одна энергосистема не работает без текущих, уже имеющихся резервов. В России в разных ценовых зонах они отличаются, но, например, в Сибири этот резерв может составлять 27%, в первой ценовой зоне — чуть меньше, но все равно больше 15%. Поэтому, когда мы говорим, что необходимо создавать новые резервы, это не так. Резервов, которые присутствуют в энергосистеме, их достаточно для того, чтобы отработать возможные изменения нагрузки ВИЭ, связанные с изменением погоды и так далее.

Во-вторых, мы все-таки должны понимать, что какие-то технологические изменения нужны только там, где доля возобновляемой генерации составляет более 20%. Это ветер и солнце, поскольку с этими источниками сложно с точностью прогнозировать, сколько мегаватт-час будет произведено в конкретный промежуток времени. А если доля ВИЭ в балансе составляет до 20%, то никаких дополнительных мероприятий с точки зрения диспетчеризации проводить не надо.

Что касается негатива по части утилизации — здесь у меня обычно один комментарий. Какие-то особые требования к утилизации генерации на основе ВИЭ должны быть, а все остальные проблемы решены? У нас что — все утилизируется, кроме каких-нибудь лопастей ВЭС и солнечных панелей? Очевидно, что в России точно нет: мы еще и с бытовым то мусором не разобрались. Хотя на самом деле занимаемся этим уже давно, но, как у нас любят говорить, воз и ныне там. Пока у нас нет даже закона, который предусматривает ответственность для населения за несортировку отходов. Хотя в других странах это очень жестко контролируется.

А то, что все надо утилизировать с умом, это факт. Нужно ли правильно утилизировать батарею электротранспорта, потому что она с точки зрения химии активна и ее нельзя просто выбрасывать? Да, безусловно, нужно. И любой разумный человек, бизнесмен, который будет вкладываться, заинтересован в том, чтобы это делать.

Нужно ли утилизировать солнечные панели, которые отработали 25 лет? Конечно, нужно. И эти технологии уже есть. В странах, где генерация уже достигла этого возраста, есть заводы по утилизации солнечных панелей. Тоже самое и с лопастями ветрогенераторов. Есть нашумевшие фото, где трактор закапывает под землю композитные лопасти. Но, во-первых, сейчас уже так не делают. Уже и лопасти есть, которые легко утилизируются. Во-вторых, когда люди говорят «о, ужас, композитную лопасть закопали под землю», они должны также кричать «о, ужас, нефтеотходы выливают в речку». От того, что композитная лопасть закопана в землю, ничего не происходит: композит не выделяет вредных веществ. Хотя это, безусловно, нерационально, ведь композитные материалы — тоже ресурс, и их нужно перерабатывать, сейчас этим занимаются, есть проект завода по утилизации и переработке лопастей.

Но это актуально будет где-нибудь в середине 30-х годов. Пока у нас просто нет такого рынка, нет объема для того, чтобы что-то утилизировать. Ради одной лопасти в год строить завод, наверное, нерационально.