Третьи грабли

Жить спокойно в рыночной реальности вообще трудно, а в России, склонной к политическим экспериментам и резким поворотам государственной политики, о спокойной жизни приходится только мечтать.

Большинство россиян помнят как минимум три сильнейших экономических кризиса, которые до основания потрясли всю экономику: дефолт 1998 г., мировой финансовый кризис 2008–2009 гг. и рецессия, которую мы все переживаем в настоящее время. Впрочем, как напоминает руководитель управления торговых стратегий в московском отделении швейцарского Dukascopy Bank SA Даниил Егоров, наряду с этими тремя кризисами, было еще три, теперь забытых чисто финансовых потрясения – кризис неплатежей на межбанковском рынке (кризис «кассового союза») в 1993 г., «черный вторник» октября 1995 г. и так называемый кризис банковского доверия 2004 г. То есть неприятные сюрпризы российская финансовая система генерирует с периодичностью раз в несколько лет, однако настоящий кризис случается тогда, когда к российским проблемам добавляются мировые. Именно через кризисы россияне почувствовали свою причастность к мировой экономике.

В тени пирамиды

У причин практически всех трех кризисов в значительной степени иностранное происхождение, а для нас любая турбулентность на мировом рынке имеет значение из-за снижения цен на нефть. «Падение нефтяных цен послужило ключевой проблемой для экономики России во всех трех кризисах, – поясняет директор отдела стратегического анализа и планирования CBRE Олеся Дзюба. – Спад цен на нефть марки Brent до $12,7 за баррель в 1998‑м, с $145 в июле 2008‑го до $37 в декабре 2008‑го, с $115 в июне 2014‑го до $47 в январе 2014‑го значительно уменьшил экспортные и бюджетные поступления».

И все же одной только нехваткой нефтяных доходов объяснить мощь обрушившихся на Россию финансовых смерчей нельзя. Всякий раз выявлялась серьезная ошибка, совершенная Россией в прошлом.

Дефолту 1998 г. предшествовал азиатский кризис 1997–1998 гг. – капитал перетекал в экономику азиатских «тигров» слишком быстро, что вызвало «пузыри» на рынках Юго-Восточной Азии. Россия, казалось бы, не имела к этому прямого отношения, но она заигралась с раздуванием своего государственного долга, причем в самой опасной, краткосрочной форме. Государственные краткосрочные облигации (ГКО) были важнейшим финансовым инструментом на финансовых рынках, они вытесняли частные долговые бумаги с биржи, в них инвестировали многие банки.

Между тем выплаты по ГКО рефинансировались выпуском их новых серий, а вся эта пирамида держалась на нефтяных доходах. Падение цен на нефть привело к тому, что правительство не смогло рассчитываться по своим обязательствам, а это спровоцировало цепочку разорений банков, вложившихся в ГКО. С рынка ушли ведущие банковские бренды – «Инкомбанк», «Онэксим», «Менатеп», «СБС-Агро». Рубль и без того был ослаблен сильной инфляцией, что усилило бегство от рубля и отток капитала. «Кризис 1998 г. был кризисом государственных финансов из-за дешевой нефти и слабо организованного финансирования, – констатирует генеральный директор группы компаний «Альт-инвест» Дмитрий Рябых. – Обанкротилось государство – и по цепочке обвалился весь частный бизнес».

Загадочный третий

В 2008 г. все было совершенно иначе. За предшествовавшие годы быстрого экономического роста и высоких нефтяных цен госдолг был погашен. Однако некоторая беспечность в наращивании внешнего долга за эти тучные годы стала свойственна уже не государственному, а корпоративному сектору – в особенности крупным государственным корпорациям. Это еще за несколько лет до кризиса стало беспокоить министра финансов Алексея Кудрина, который вопреки сильнейшему политическому давлению не только создавал при бюджете финансовый резерв, но и требовал ввести ограничение на наращивание внешнего корпоративного долга.

Когда мировой финансовый кризис сделал недоступным зарубежные финансовые рынки, это ударило по всем крупным компаниям и банкам, которые не смогли рефинансировать свои обязательства. Падение стоимости активов (в особенности недвижимости) в мировом масштабе привело к тому, что банковские кредиты разом оказались необеспеченными. За короткое время разорились или сменили собственника Связь-банк, холдинг «КИТ финанс», банк «Глобэкс», «ИжАвто», Mirax Group, «Евросеть».

Однако, хотя кризис был крайне тяжелый, его механизмы были понятны.

Между тем рецессия, в которой находится Россия сегодня, остается загадкой. Неясно даже, когда она началась, поскольку снижение темпов роста стало наблюдаться еще в 2013 г. Похоже, в российской экономике накопились системные проблемы. «Текущий кризис – это кризис доверия и предпринимательских ожиданий, – объясняет Дмитрий Рябых. – Он начался еще до Крыма и нарастает с каждым следующим политическим решением. Государственные деньги вытесняют частные инвестиции, а ухудшение международных связей сокращает рыночные возможности, и в результате инвесторы все меньше вкладывают в новые проекты, от частных денег финансирование переходит к менее эффективным государственным, а развитие бизнеса, который все же вкладывает средства в новые проекты, сдерживается санкциями и просто нехваткой интеграции в международный рынок. Это началось еще в 2012 г., но какое-то время у государства хватало нефтяных доходов, чтобы сглаживать проблемы, а сейчас и доходов стало меньше, и проблемы выросли».

Цены на нефть стали постепенно снижаться к 2014 г., в мире начал проявляться избыток топлива, вызванный прежде всего «сланцевой революцией». Однако все про это забыли перед лицом внешнеполитического кризиса, когда присоединение Крыма спровоцировало волну санкций и ответные «контрсанкции». Российские активы разом получили репутацию токсичных, а Крым потребовал дополнительных капитальных вложений. На бюджет наряду с падением нефтяных доходов стал давить рост военных затрат. Из громких банкротств запомнились крах «Трансаэро», СУ‑155, и НПО «Мостовик», долго на грани разорения была металлургическая корпорация «Мечел». Крупные банки оказались сравнительно защищены, но лицензии были отозваны у множества мелких. В результате, если в 2014 г. рост экономики был близок к нулю, то по итогам 2015 г. запланировано падение на 3–4%.

Секреты спасения

Как российские власти реагировали на кризисы? Труднее всего на этот вопрос ответить применительно к первому кризису 1998 г. Тогда в отставку было отправлено правительство, Сергея Кириенко на посту премьера сменил Евгений Примаков, который получил славу спасителя экономики от кризиса. Но что именно сделал Примаков, сегодня понять довольно трудно. Все самое главное сделалось «само собой». Заморозка выплат по ГКО и девальвация рубля освободили бюджет от неподъемных обязательств. Резкое, почти четырехкратное падение курса российской валюты создало уникальные условия для импортозамещения – покупать заграничное никто не мог себе позволить. К тому же у промышленных предприятий еще было довольно много незадействованных мощностей. И наконец, сразу же после кризиса, в 1999 г., началось резкое подорожание нефти. «Кто больше всего пострадал от кризиса 1998 г.? – вопрошает бывший глава Нацбанка Украины Сергей Арбузов. – Население, лишившееся из-за девальвации и банкротства банков своих сбережений, а также западные спекулянты, вложившиеся в пирамиду ГКО. В то же время кризис 1998 г. в минимальной степени затронул производство».

«Кризис 1998 г. не требовал кардинальных реформ, так как автоматически (как это бывает в рыночной экономике) были запущены механизмы решения стоящих перед страной проблем», – констатирует Олеся Дзюба.

Трудно было в таких условиях управлять плохо. Практически сразу же после кризиса, уже во II квартале 1999 г., в России началась новая эпоха – экономического роста и растущих нефтяных доходов.

Резервы как панацея

«Важно то, что из кризиса 1998 г. были сделаны правильные выводы, – говорит Сергей Арбузов. – В частности, в постдефолтные годы значительно повысилась бюджетная дисциплина». Именно поэтому проблем с госдолгом к кризису 2008 г. уже не было. Главной проблемой экономики стала нехватка зарубежных источников рефинансирования. Но были накоплены финансовые резервы, с помощью которых правительство замещало зарубежные источники фондирования. Миллиарды долларов были переданы в экономику через государственные субсидии, докапитализацию банков, кредиты ВЭБа, специальные кредиты санаторам разоряющихся банков. 

В начале 2010 г. было подсчитано, что расходы федерального бюджета на реализацию антикризисных мер правительства в 2009 г. составили 1,2 трлн руб., а общий объем средств, направленных на восстановление экономики из всех источников (включая ЦБ), оценивался на уровне 3 трлн руб. – порядка 12% ВВП страны.

Поскольку антикризисные действия кабинета по итогам прошлого кризиса были признаны успешными, во время нынешней рецессии власти попытались действовать точно так же. На рубеже 2014–2015 гг. было одобрено выделение нескольких сотен миллиардов рублей из Фонда национального благосостояния на докапитализацию госбанков и несколько инфраструктурных проектов.

В начале 2015 г. правительством был обнародован антикризисный план на 2 трлн руб., хотя не вся эта сумма формировалась из живых денег: на 1 трлн руб. должны были быть выпущены облигации федерального займа для докапитализации банков и на 200 млрд руб. – госгарантии для различных компаний. Ценой антикризисной программы стало замораживание пенсионных накоплений.

Однако, в отличие от 2009 г., сейчас деньги выделялись крайне скупо. Осенью Счетная палата представила сенсационные цифры: из заложенных в федеральный бюджет на борьбу с кризисом 809,2 млрд руб. на 1 сентября было выделено только 163,6 млрд руб.

Правительство, кажется, просто перестало обращать внимание на стагнирующую экономику, занявшись более важными делами. Эксперт Центра научной политической мысли и идеологии (Центр Сулакшина) Андрей Дегтев в этой связи отмечает: «В 2008–2009 гг. в руках правительства был сильный козырь в виде резервной «подушки безопасности». Как результат, бюджетные расходы были увеличены. В 2014–2015 гг., напротив, последовал секвестр, что противоречит общемировой практике борьбы с экономическим кризисом, так как большинство стран стараются нарастить государственные расходы в период рецессии. Если в ходе пересмотра бюджета на 2009 г. был сделан упор на стимулирование национальной экономики, то в 2015 г. сделали выбор в пользу увеличения финансирования статьи «Социальная политика». Если в 2008–2009 гг. золотовалютные резервы использовались для сохранения курса рубля, то в 2014–2015 гг. рубль был отпущен в свободное плавание».

По мнению Андрея Дегтева, разница в антикризисных подходах обусловлена тем, что правительство понимает затяжной характер депрессии. Если в 1998‑м или 2008 г. проблемы носили временный характер и для запуска восстановительного роста требовалось всего лишь совершить начальный рывок, то на данный момент потенциал существующей экономической модели себя исчерпал. В 1998‑м и 2008 г. присутствовало ожидание скорого роста цен на нефть, которое в конечном счете оправдалось. Теперь же, судя по всему, нефть останется дешевой надолго.

Наблюдая доллар

Объектом особого внимания во время кризисов становится валютный курс. Для многих сам кризис сводится к росту доллара – а это обычно происходит ближе к концу года, осенью.

Хотя в каждый кризис рост курса был неодинаковым. Так, в 1998 г., на рубеже августа и сентября, доллара почти мгновенно взлетел с 7 до 20 руб. Во время кризиса 2008 г. его рост был куда более плавный – с сентября до конца года он вырос примерно на 20% – с 25 до 30 руб., а затем, к марту 2009 года, еще на 20%, до 36 руб., после чего начал снижаться.

Во время третьего кризиса, в 2014 г., курс американской валюты рос постоянно в течение всего года, однако к концу года рост ускорился, и к концу ноября достиг уже непривычных темпов – примерно за месяц рубль подешевел в полтора раза, доллар вырос с 47 до 67 руб., после чего начались его непредсказуемые колебания.

Валютная политика властей в каждый из кризисов была разной. Как отмечает заместитель главного редактора портала «Банки.ру» Семен Новопрудский, в 1998 г. курс рубля был практически фиксированным, и государство само девальвировало рубль в ручном режиме. В 2008–2009 гг. с легкой руки тогдашнего министра финансов Алексея Кудрина появился термин «ползучая девальвация» – монетарные власти регулировали курс с помощью валютного коридора, задавая границы, в рамках которых может колебаться курс, и проводя валютные интервенции, если рубль выходил за границы этого коридора. В кризис 2014–2015 гг. ЦБ переходил и в итоге с ноября 2014 г. перешел на принципиально новый для России свободный валютный курс. Теперь Банк России открыто заявляет, что не может повлиять на волатильность курса и не проводит официальные валютные интервенции.

По мнению Олеси Дзюбы, ошибкой, совершенной в 1998 г., была попытка поддерживать неизменный курс рубля, когда цены на нефть рухнули. В конце концов это привело к гораздо большей девальвации, чем было необходимо вначале. Этот урок был усвоен и привел к более гибкой курсовой политике. Даниил Егоров считает, что сейчас единственной задачей ЦБ стала защита дефицитного бюджета.

Работа дураков любит

Разумеется, всякий экономический кризис в любой стране приводит к росту безработицы. Однако в России эта проблема остро не стоит. Начиная с 1999 г., когда безработица затронула, согласно официальной статистике, 13% взрослого населения, она начала снижаться, и это снижение продолжается вплоть до наших дней. Наибольшее влияние на рынок труда оказал кризис 2008–2009 гг., когда доля потерявших работу выросла сразу на 2 пп. – с 6,4 до 8,4%. Однако на фоне общего процесса улучшения рынка труда это выглядит лишь незначительным колебанием. Рецессия 2014–2015 гг. на рынке труда практически не отразилась: всплеск нынешнего года составил половину процентного пункта. Специалисты объясняют это тем, что во время Всемирного финансового кризиса 2008 г. российский бизнес был напуган и бросился увольнять персонал, после чего обнаружил, что переборщил с оптимизацией, поскольку из-за отсутствия кадров перестали работать важнейшие бизнес-процессы. Пришлось набирать персонал заново. Наученные горьким опытом руководители в нынешний кризис уже не спешили с увольнениями. К тому же, с прошлого раза персонал компаний и так «оптимизировали», и увольнять было просто некого. И хотя многие предприятия столкнулись с падением выручки, другие поняли, что ждать окончания рецессии бесполезно, и начали запускать новые проекты. Из-за этого в 2015 г. наблюдалась парадоксальная ситуация, когда сокращения сотрудников в одних подразделениях одной и той же компании сочетались с набором новых специалистов в других подразделениях.

Как отмечает руководитель группы подбора персонала кадрового агентства «Юнити» Георгий Самойлович, в России всегда была «очень своеобразная картина безработицы». Большая часть безработных просто не числится таковыми, к тому же, в России в среднем меньше процент трудоспособного населения и молодежи по сравнению с большинством развивающихся стран. Регионы с традиционно высокой безработицей (Северный Кавказ, Поволжье) чередуются с территориями, где, наоборот, есть выраженный дефицит рабочей силы – это ряд регионов Сибири, Дальнего Востока и т. д. «Немаловажно и то, – констатирует эксперт, – что очень большой процент занятости в России приходится на государственную службу и бюджетные предприятия, которые могут и не быть сильно затронуты экономическим кризисом».

В тоннеле ничего не видно

Самое ужасное в нынешней ситуации, что страна встречает Новый год без понимания, когда выйдет из рецессии, и без понятной антикризисной политики правительства. Должностные лица предполагают, что все самое худшее позади. «Мы исходим из того, что следующий год уже будем расти», – заявил премьер-министр Дмитрий Медведев.

Однако очевидно то, что развиваться только за счет девальвации национальной валюты производство не хочет. Алексей Балашов, старший экономист банка «Глобэкс», объясняет это тем, что после кризиса 1998 г. за счет свободных мощностей Россия смогла очень быстро нарастить производство, в последующем этот ресурс уже был исчерпан, и для реализации конкурентного преимущества, вытекающего из обесценения рубля, и после 2008 г., и сейчас уже требуются серьезные вложения.

А инвестиции взять неоткуда. Зато есть снижение спроса: по мнению Семена Новопрудского, нынешний кризис, в отличие двух прежних, может оказаться тяжелым для ритейлеров, поскольку имеют место рекордное за последние 16 лет проседание доходов населения и падение потребительского спроса

При этом, добавляет Олеся Дзюба, у России в этот раз нет денег на меры, которые предпринимались в прошлый кризис, исключение составляет только докапитализация банковского сектора. Расходы бюджета сократили в 2015 г. и сократят еще в 2016‑м, денег на увеличение расходов, в частности, на существенную индексацию социальных выплат и повышение зарплат бюджетникам, просто нет. На начало 2009 г. объем Резервного фонда составлял около 12,5% ВВП России. За два года в ходе выполнения антикризисных программ он уменьшился до 1,5% ВВП. На начало 2015 г. объем Резервного фонда составлял 6,4% ВВП. Его исчерпания ждут к концу следующего года.

Есть ли те, кто выиграет от кризиса? «В ходе большинства кризисов (за исключением текущего) заповедниками стали производители и трейдеры драгоценных металлов и, как ни странно, представители пищевой промышленности, – рассуждает Даниил Егоров. – Сейчас же, учитывая самый большой спад в потреблении за последние 10 лет и ярко выраженный локальный характер текущего кризиса, эти отрасли перестали выигрывать от экономических неурядиц. Всегда в выигрыше будут только компании, занимающиеся валютными торгами, и лишь те из них, которые владеют определенным инсайдом. А это либо трейдеры, близкие к крупным игрокам на финансовом рынке, либо иностранные агенты».