Уродливый цирковой номер
Казалось бы, частный бизнес запрещается напрямую только коммунистической идеологией, а страны, приверженные «самому прогрессивному учению» в мире, можно на карте пересчитать по пальцам. Тем не менее вряд ли не правы идеологи либерализма, утверждающие, что развитие предпринимательства невозможно в условиях несвободы и жесткого политического режима. По данным Всемирной торговой организации, среди 50 крупнейших стран-экспортеров присутствуют только три государства с жесткой, практически тоталитарной идеологической системой - Китай, Иран и Саудовская Аравия (страны, абсолютно не похожие друг на друга). Между тем напрямую частный бизнес в этих странах отнюдь не запрещен. Его просто недолюбливают: нормальный гражданин должен строить коммунизм, укреплять ислам, любить короля, а не заниматься стяжательством.
Странно, но любая жесткость в отношении образа мыслей подданных так или иначе приводит к деградации бизнеса. Один из специалистов консалтинговой компании Ernst&Young объяснил это так: «На бизнес нельзя не обращать внимания. Его надо растить. А если государство ставит себе задачу построить рай на земле, то бизнесмены только путаются под ногами. Или их просто не видят, или на них смотрят как на крыс в магазине. Травить их бывает недосуг - много они съедят... Но и плодить их никому не хочется».
Иллюзия свободы
Между тем допущение бизнеса в странах с нерыночной идеологией еще не означает, что он может развиваться там по тем же законам, что и при «настоящем» капитализме. Естественно, что те или иные элементы нерыночных ограничений так или иначе присутствуют в экономиках многих стран, которые и заподозрить-то нельзя в противостоянии идеям свободной конкуренции. Кстати, это в огромной мере относится и к России: по мнению многих западных экономистов, в настоящее время наша страна может служить одним из самых ярких примеров максимально либерального отношения государства к бизнесу.
У экономик всех «нерыночных» стран есть общие черты, которыми они отличаются от открытых экономик. Один из наших коллег-журналистов, некоторое время назад работавший в экономическом журнале в среднеазиатской республике, составил список таких отличий, которые, с его точки зрения, характерны для бизнес-среды этого государства, которому впору превращаться в султанат:
По нашей просьбе этот список отличий прокомментировали представители ряда компаний - как западных, так и российских. Все согласились с тем, что такие черты, пожалуй, характерны для всех закрытых экономик. Все они как один нашли массу российских аналогий этим явлениям. И все как один говорят, что переход государства от попустительства таким явлениям к их сознательной поддержке будет означать если не крах бизнеса их компаний, то уж точно - скорую деградацию.
Тем не менее если вы читаете эти строки, то это значит, что в России может существовать негосударственная пресса. А журнал, в котором в свое время работал наш коллега, через год после его отъезда в Москву был переименован. Из «Менеджера» в «Руководителя» - почувствуйте разницу.
Прибыль мышей от драки слонов
Для каждого государства с нерыночной идеологией, какова бы она ни была, очень и очень характерна клановость. Практически все привлекательные ниши на рынке контролируются той или иной группой бизнесменов или чиновников, по какой-либо причине имеющих возможность ограничивать любые попытки потенциальных конкурентов «попросить потесниться». Самый красивый пример в этом роде - это экономическое устройство Индонезии, где правящая семья президента Сухарто до недавнего времени контролировала все значимые отрасли экономики, кроме разве что сельского хозяйства. Тем не менее в подобной ситуации, если судить по индонезийскому опыту, есть масса возможностей для независимого бизнеса.
Так, например, выходом из клетки может стать игра на противоречиях интересов внутри отдельно взятого клана. Несмотря на экспортную монополию Petronas в сбыте нефти, добыча черного золота в стране ведется отнюдь не только ею. По данным местной прессы, 20 - 25% нефти в Индонезии добывается независимыми компаниями, из них около половины не являются аффилированными с Petronas. Достигается это очень простым способом: кредитование этих компаний осуществляется банковским сектором, находящимся под контролем части клана Сухарто, имеющим трения с другой частью клана, которой принадлежит Petronas. Говорят, что банкиры в силу негласной семейной договоренности просто не могут лезть в нефтяную отрасль и скупать нефтяные компании. Выходом является сотрудничество с «мелочью», которая весьма довольна этим договором.
Еще один момент - работа с сырьевыми ресурсами. Во многих странах с нерыночной идеологией давно подмечен перекос в развитии в пользу некоторых сырьевых отраслей. Например, в Марокко такими отраслями являются сельское хозяйство и добыча фосфоритов. Тем не менее в этом государстве работают несколько некрупных химических и фармацевтических компаний, которые, пользуясь баснословно дешевым сырьем, перерабатывают отходы основного производства и экспортируют субстанцию для производства лекарств во Францию. Это небольшой бизнес, однако государство на него не покушается: ему гораздо интереснее работать по крупным проектам.
Еще один возможный вариант существования частной компании в клановой системе - это, как ни странно, обращение к законности. Сталинская конституция, признанная самой прогрессивной в истории человечества, не единственная в своем роде. Подобные либеральные мотивы, которые никто не спешит исполнять, по различным причинам есть и в экономических кодексах многих тоталитарных государств. Если каким-то образом привлечь внимание врагов твоего конкурента, то вполне можно добиться в виде исключения исполнения этих законов. Так, в Китае в свое время несколько инвестиционных компаний из Гонконга добились предусмотренного законом ограниченного доступа на фондовый рынок страны при поддержке крупнейшего гонконгского финансового оператора HSBC. Самой компании этот доступ в таком объеме был не нужен, однако мелкие инвесткомпании стали в какой-то политической игре HSBC с китайским правительством козырной картой, побившей чужого туза.
Однако игра с клановой системой в справедливость - вещь крайне опасная. Как только ты становишься не нужен большим игрокам, тебя уже некому защитить.
Умный еврей при губернаторе
Бизнес по принципу «муха на спине у слона» - это бизнес ограниченных размеров. А государства с нерыночной экономикой, почти всегда одержимые великой идеей (на которую нужны большие деньги), всегда оставляют себе самые прибыльные куски. Возможно ли каким-либо образом влезть в структуру этой монополии, не потеряв при этом независимости? Вполне.
В 70-х годах в Польше действовал весьма странный экономический режим. Включенная в систему СЭВ, эта страна семимильными шагами двигалась к социализму. Однако практика показывала, что строительство самого справедливого строя на селе для Польши - задача невыполнимая, и частный сектор в аграрном бизнесе не без оговорок, но оставили в покое. Тем временем аграрные компании достаточно быстро исчерпали ограниченные государством возможности для роста. Некоторые из них, входящие в систему потребкооперации - PolKoop, - решили заняться бизнесом, совершенно несовместимым с госмонополией в области ТЭК, а именно: торговать углем. Судя по всему, главным аргументом бизнесменов стало заявление о том, что... внедрение бизнеса в стройную и неповоротливую структуру ТЭК повысит эффективность госмонополии. Этим аргументам вняли в правительстве, оставив за государством контроль над ценами. Контроль поддерживался не слишком рьяно, и это позволило компаниям зарабатывать порядочные деньги. Говорят, что именно из этого источника впоследствии финансировалось создание сети супермаркетов Koop, о которой «Ко» писал в N46 за 1998 г.
Вообще государственная монополия, особенно не стратегическая, а второстепенная (например, на экспорт продуктов нефтехимии в государстве-нефтеэкспортере), как показывает практика, легко идет на сотрудничество с частными компаниями, повышающими эффективность ее работы. У частных компаний в отличие от государственных структур есть, с одной стороны, сравнительно высокая производительность труда и эффективность работы, а с другой - желание осваивать мелкие ниши, которые госструктурам сложно контролировать. Еще один пример из польской истории 70-х годов: розничная торговля потребительскими товарами, которая была разрешена с ограничениями именно потому, что государство не имело возможности инвестировать большие средства в ритейл в мелких городах. Для того чтобы разрешить «маленькое торжество капитализма», власти придумали великолепное объяснение: открытие частных магазинов разрешалось якобы только для реэмигрантов из капиталистических стран и их родственников. Если учесть, что в Польше у каждой третьей семьи есть родственники во всем мире, начиная от Аргентины и кончая Египтом, несложно понять, что лицензию на открытие магазина мог реально получить каждый поляк.
Однако государство с нерыночной идеологией характерно помимо прочего еще и непостоянством в своей экономической политике. Один бизнесмен, имевший опыт работы в Белоруссии, заявил корреспонденту «Ко»: «Частной компании там можно выжить только одним путем - доказать всем, что тебя будет невыгодно съесть, а само государство в этом ничего не понимает. Именно так живут все белорусские банки: Сбербанк сам не в состоянии вовремя проводить платежки, а западные банки туда не пустят ни под каким видом: продажа Родины. Остается только клацать зубами и сажать зампредов Нацбанка».
Преимущества осадного положения
Между тем зачастую в «суровых» к бизнесу государствах для некрупных компаний есть и свои преимущества.
Так, один из «семи пунктов» - это большая роль силовых ведомств и их почти неограниченные полномочия. Помимо технических неудобств («под колпаком» почти невозможно, например, работать по столь популярным в России офф-шорным схемам, есть ограничения на конвертацию валюты, за чем спецслужбы следят особенно тщательно и т.д.) это существенно снижает криминальные риски. Так, на Кубе, где официально разрешен частный ресторанный бизнес, по свидетельству очевидцев, практически неизвестна кажущаяся неизбежной в этой ситуации преступность. Крышей для мелких ресторанчиков служит кубинская милиция, в которой армейские порядки и которая имеет огромные полномочия: вплоть до внесудебного ареста на немалый срок, например, за хулиганство. В такой ситуации преступность предпочитает с ресторанами не связываться и рисковать исключительно по крупному: например, заниматься контрабандой.
Еще один плюс для компании в такой стране - это предсказуемость и четкость финансовой системы, зачастую - низкие ставки по кредитам и стабильность национальной валюты. Правда, почти всегда в таких странах уровень налогообложения делает эти преимущества мизерными. Кстати, несмотря на официальную прозрачность работы компаний на «ущемленных» рынках, главный принцип их информационной политики - это полная конфиденциальность и «невидность» их бизнеса для всех, кроме налоговой службы. Это объясняется весьма просто: полномочия силовых структур постоянно расширяются, и неизвестно, какие нарушения ты допускаешь, с их точки зрения, когда ты сам по себе нарушение и существуешь лишь по недосмотру. В Советском Союзе на этот счет ходил хороший афоризм: «Недовольными у нас занимается КГБ. Довольными - ОБХСС».
Информация для отщепенцев
Еще одна проблема бизнеса в закрытом государстве - это информационный голод. Системы распространения информации в такой стране совершенно не приспособлены для нужд компаний: им исходно ставятся другие задачи. Кроме того, существование независимых информационных компаний, в том числе и СМИ, во многих случаях просто невозможно - как по объективным причинам, так и из-за нежелания государства отдавать в частные руки инструмент, который может быть использован в идеологических целях.
Крупные информационные агентства не разворачивают свои сети по многим причинам. Прежде всего это экономическая нецелесообразность. Один из представителей Dow Jones Telerate на вопрос, почему компания почти не работает в Белоруссии, резонно заметил: «А сколько мы там будем иметь подписчиков?» Немногочисленность и бедность потенциальных потребителей бизнес-информации не создают сколько-нибудь существенного спроса, а создание сети - это значительные инвестиции. Обычно агентства обходятся в таких странах сотрудничеством с государственными информагенствами, которые вполне способны передавать самые необходимые материалы: информацию национального банка, официальные заявления министерств и ведомств, сводки государственной статистической службы.
Государственные структуры во многих странах с нерыночной идеологией, кстати, пытаются самостоятельно решать проблемы информационного обеспечения если не национального бизнеса, то хотя бы иностранных партнеров. Практически каждое министерство внешней торговли имеет свое «внешнее» информационное подразделение. Министерства даже создают сайты в Интернете, зачастую роскошно оформленные и переведенные на множество языков. Тем не менее непрофессионализм их создателей выдает их с головой: информационное наполнение редко уходит дальше фотографий роскошных отелей Пхеньяна и контактных телефонов. Некоторые звонят.
Еще раз про семь пунктов
И не в самой жесткой политической системе занятие бизнесом - дело, доступное только настоящим героям и людям, одержимым предпринимательскими идеями. Герой одного из рассказов Сергея Довлатова, фарцовщик, объясняя, почему он занимается бизнесом, за который рано или поздно попадешь в лагеря, объяснил просто: «Я пробовал работать экспедитором на 70 рублей... Это уродливый цирковой номер!» Кстати, в восточноевропейских странах пионерами предпринимательства зачастую становились именно реэмигранты с Запада: другие стандарты жизни и, что немаловажно, другие стандарты отношения к работе делали для них существование в официальной экономической системе именно цирковым номером. Уничтожить предпринимательство пытались более или менее жестко власти разных тоталитарных государств, и абсолютно во все случаях достигался отнюдь не ожидаемый результат. Или же бизнес полностью уходил в тень (и появлялись такие экзотические формы бизнеса, как грузинские «цеховики» в 70-х), или же бывшие бизнесмены буквально оккупировали властные структуры, вместо владельцев предприятий превращаясь в их управляющих (как в Венгрии 60-х).
Однако даже в случае инкорпорирования бизнеса во властные структуры в государствах с нерыночной идеологией изменить эту идеологию они не в силах. Несколько лет назад один из создателей ныне покойной партии промышленной и научной интеллигенции в беседе с корреспондентом «Ко» честно признался: «Можно создавать банки, приватизировать заводы, писать либеральные статьи. Но стать политической силой и что-нибудь изменить наши банкиры не смогут. Нет людей, которые во все это поверят. Вот когда люди без помех смогут создавать свое дело - им ничего объяснять не надо будет».
А вот обратный процесс - переход государства от рыночной к нерыночной идеологии - кажется достаточно простым делом. Взгляните еще раз на «семь пунктов». Вам это ничего не напоминает?