Top.Mail.Ru
архив

«В сырьевом секторе корпоративные «дуэли» неизбежны»

Почему в одних отраслях процесс консолидации или даже монополизации идет очень быстро, а в других период экономической раздробленности затягивается на десятилетия? Свою оценку того, что будет происходить с российскими предприятиями в интервью «Ко» излагает Евгений Гавриленков, главный экономист и управляющий директор инвестиционной компании «Тройка-Диалог».

 

«Ко»: Насколько экономика России подготовлена к процессам консолидации?

Евгений Гавриленков: То, что происходило до недавнего времени в российской экономике, все позитивные изменения последних лет в значительной степени являются результатом естественной эволюции. Опыт, накопленный частным сектором за это десятилетие, научил предпринимателей более трезво оценивать свои возможности, четко планировать развитие своих компаний. Здесь уместно привести в качестве аналогии маятник. Нынешние консолидационные тенденции не смогли бы проявиться, если бы на предыдущем этапе большинство отраслей не было раздроблено в ходе приватизационных процессов. Через это прошли гражданская авиация, машиностроение, металлургия и др. Разгосударствление привело к аномальной ситуации, когда, к примеру, на месте государственной монополии «Аэрофлот» появилось более 300 независимых перевозчиков, многие из которых просто в силу ограниченности ресурсов не могли претендовать ни на эффективность, ни на безопасность. Впрочем, этот первоначальный период «феодальной раздробленности» был неизбежным. Отчасти это обусловлено выбором соответствующей схемы создания рыночной среды. Однако без ломки старых взаимосвязей промышленные активы не смогли бы сложиться в новую «мозаику», эффективность которой несравнимо выше. После появления нового класса собственников внутри него начинается внутривидовая конкуренция, выживают сильнейшие, в чьих руках начинают скапливаться активы проигравших бизнесменов.

 

«Ко»: Можно ли в таком случае говорить о консолидации как доминирующей тенденции для всех отраслей экономики?

Е.Г.: Нет, в некоторых секторах она невозможна, потому что масштаб эффективного производства у всех разный. Причем это характерно не только для России. Например, консолидации не произошло в мировом судоходстве. Есть несколько крупных компаний, но о доминировании на рынке речи не идет. Общая доля перевозок P&O, Maersk, APL и COSCO не превышает 30% мирового фрахта. Причина в том, что в этой отрасли даже успешные бизнес-модели плохо масштабируемы, после определенного предела рост компании означает лишь увеличение издержек.

Я думаю, существует несколько признаков, определяющих «склонность» той или иной отрасли к консолидации. Во-первых, это зависит от доли наукоемкой продукции в данном секторе экономики. В авиа- или автомобилестроении издержки на исследование и внедрение очевидно выше, чем у судовладельцев. Это объективно требует концентрации интеллектуальных и финансовых ресурсов. Однако из нашего опыта известно, что процессы консолидации происходят и в сырьевых отраслях. Как ни странно, и здесь главными факторами являются «исследование и внедрение», только здесь они называются иначе – «разведка и освоение». При этом стоимость этих работ постоянно растет. Все легкодоступные сырьевые месторождения в мире либо истощены, либо близки к этому. Растет стоимость извлечения запасов, сложность применяемых технологий. В российских условиях этот процесс акцентируется тем обстоятельством, что нефтегазовые компании являются рекордсменами по производству добавленной стоимости. Большая часть доходов экономики производится и накапливается у них. У компаний постоянно в руках «заряженные пистолеты» – не вложенные в производство финансовые ресурсы. В этой ситуации корпоративные «дуэли», после которых одна компания поглощается, просто неизбежны.

Такой фактор, как капиталоемкость, не менее важен и для железнодорожного транспорта. Практически во всех странах мира по этой причине в рамках госкомпаний консолидирован железнодорожный бизнес. Приватизация железных дорог в Великобритании ситуацию в отрасли не улучшила, а напротив, породила хаос.

 

«Ко»: Какие отрасли в России, на ваш взгляд, в наибольшей степени созрели для консолидации? Где нельзя упустить шанс, как это случилось в американской металлургии.

Е.Г.: Американцы действительно в свое время дали маху, запретив в рамках антимонопольного законодательства слияние сталелитейных компаний. Отрасль осталась раздробленной и в высшей степени уязвимой для международной конкуренции. Дело в том, что средним предприятиям весьма сложно заработать или выгодно занять суммы, требуемые для серьезной реорганизации. Поэтому в отличие от южнокорейских или японских конгломератов американские компании не смогли провести в 1990-х модернизацию своих технологических цепочек. В этой связи можно сказать, что конкуренция является дополнительным признаком и стимулом возможной консолидации в отрасли. Когда исчерпаны лимиты «простого» расширения бизнеса, связанного с ликвидацией дефицита на определенный товар или услугу, конкуренция между компаниями резко обостряется. Сейчас эту ситуацию можно наблюдать в российской розничной торговле, пищевой промышленности. За предыдущее десятилетие в этих отраслях появилось большое количество независимых компаний, которые равномерно росли. Дополнительный толчок они получили после дефолта 1998 года, когда многие потребители переориентировались на более дешевые отечественные продукты. Однако главное условие этой модели – быстрый рост совокупных расходов населения на питание – уходит в прошлое. Даже в случае продолжения ежегодного роста доходов россиян на 8 – 10% в год количество «ртов», которые эти отрасли «обслуживают» внутри страны, будет сокращаться. В итоге изменится структура спроса, в первую очередь за счет расширения сегмента дорогих продуктов. Более качественная продукция требует капиталоемкого производства, а снижение числа потребителей обострит конкуренцию. Поэтому уже сейчас можно прогнозировать, что и пищевая отрасль, и розничная торговля, на которую воздействуют схожие факторы, стоят на пороге консолидации. Кстати, аналогичная ситуация складывается сейчас в банковском секторе.

Что касается базовых отраслей, здесь необходимо четко определить, каковы наши цели, в том числе задачи Министерства по антимонопольной политике (МАП). В России пока существует довольно узкий перечень продуктов, потенциально конкурентоспособных на международном рынке. Очевидно, что их производство требует концентрации значительных ресурсов, и обеспечить ее можно только при условии консолидации большой части активов в определенной отрасли. Если подходить к этой проблеме формально, то налицо угроза «внутреннего» монополизма. Однако подобное негативное влияние в условиях открытой экономики может быть компенсировано за счет внешней конкуренции. От позиции МАП будет зависеть, как эти вопросы станут решаться у нас. Позволю себе напомнить, что США, обжегшись на сталелитейной теме, стали куда осторожнее обращаться с антимонопольными инструментами. Взять, к примеру, пресловутую Microsoft. Конкуренты уже неоднократно пытались добиться раздела компании, ставшей де-факто монополистом в сфере операционных систем. Однако всякий раз дело спускали на тормозах, потому что в высоких вашингтонских кабинетах прекрасно понимают, что Windows для глобального доминирования Америки важнее авианосца Nimitz.

 

«Ко»: Но Microsoft – это частная компания, в России же «священной коровой» был недавно объявлен «Газпром», который ни по эффективности, ни по прозрачности с американским монополистом не сопоставим…

Е.Г.: Как известно, общий замысел реформирования «Газпрома», РАО «ЕЭС» и МПС предполагал выделение монопольной транспортной инфраструктуры, которая остается в руках государства, и приватизацию добывающих и промышленных активов. Более или менее последовательно и близко к оригиналу эта модель сейчас реализуется только в случае с РАО «ЕЭС», хотя и с колоссальными задержками. При этом, на мой взгляд, мы скоро станем свидетелями обратного процесса, когда создаваемые сейчас ОГК начнут поглощать и сливаться друг с другом. Причины те же самые, что и в других отраслях – высокая капиталоемкость, нехватка интеллектуальных, в том числе менеджерских ресурсов. В итоге наверняка сформируются 5 – 6 крупных энергокомпаний, способных самостоятельно и эффективно развиваться. Отказ от реструктуризации «Газпрома» – это отказ от эволюции, попытка заморозить ситуацию. Как свидетельствует история, подобные действия зачастую имеют печальный конец для самого защищаемого. Когда условия изменяются, он оказывается нежизнеспособен и погибает. Впрочем, если реформа электроэнергетики пойдет без сбоев и задержек, реформирование «Газпрома» станет неизбежным. Дело в том, что рынок электричества предполагает существование рынка газа. Долгосрочные контракты, главный «газпромовский» инструмент, новые энергокомпании вряд ли смогут устроить. Или наоборот, незыблемость позиций «Газпрома» поставит под сомнение возможность реализации реформы в электроэнергетике. Посмотрим.

Еще по теме