Врачебная тайна
Мой разнообразный опыт встреч с интересными людьми включает в себя и такие неожиданности, как люди, разгадывающие финты М. Найта Шьямалана уже на пятнадцатой минуте просмотра его нового фильма. И пока весь остальной зал прошибает холодный пот от ужаса, сочувствия и нетерпения, они, эти провидцы, холодны, как рыбы. Они уже догадались, что детский психоаналитик – это ходячий труп («Шестое чувство»), что коллекционер комиксов окажется тем самым серийным убийцей («Неуязвимый»), а отставной священник наденет свою служебную сутану, как только Землю покинет последний инопланетянин («Знаки»).
Индо-американский режиссер Шьямалан знаменит прежде всего тем, что каждый его фильм построен на одном драматургическом сальто-мортале, совершенно цирковом «ох», вынимаемым им из самого низа зрительского живота хирургически крепкой режиссерской рукой. Вот почему зрителю категорически запрещено знать, что за переворот совершится в последние пять минут фильма, вот почему каждый порядочный кинокритик, выйдя с пресс-показа и бережно неся читателю свои сочащиеся восторгом строки, всегда избегает пересказа сюжета. Вот почему мне удивительны те люди, что разгадывают сюжеты Шьямалана, будто это тридцать пятый римейк «Синей бороды», и они уже видели в прошлой жизни, что же скрывается в черной-черной комнате за большим-пребольшим замком.
«Таинственный лес», четвертый фильм Шьямалана (в оригинальном, допереводном варианте просто «Деревня»), идущий сейчас в Москве, лучше всего пересказал один мужик в писсуарном отсеке кинотеатра: «Короче, ему стало х...., и она пошкондыбала за лекарствами!» На этом, собственно, все о сюжете нового Шьямалана, и восклицательный знак.
Пару недель назад по телевизору показывали предшествующие «Лесу» «Знаки». С фильмами, чьи интерес и обаяние во многом строятся на смертельном сюжетном трюке, чаще всего случается такая ерунда, что во второй раз смотреть их скучно. Когда уже знаешь, кто кого убил, а кто кого спас, выясняется, что большего узнавать из этого кино нечего. Если числить Шьямалана только попсовиком-затейником, даже нерядовым служителем масскульта, то пересматривать его незачем, хотя местами и очень смешно. Например, когда Мел Гибсон беседует с зажатой насмерть женой. За техническим мастерством Шьямалана подсматривать, конечно, очень интересно, но сводить его кино только к затее, приему также перспективно, как заманивать простодушного зрителя на фильмы Тарковского лозунгами про монашеский секс, секс с инопланетянками или «Зона: никто не хотел умирать!» Шьямалан – это Тарковский, выросший в голливудском детсаде. Духовидец, знающий, что истину сегодня нужно либо упаковывать в блескучие фантики либо носиться с ней по канату без страховки на глазах ох-ахающей внизу публики. Я не знаю другого такого режиссера, который был бы так смешон в своем желании вещать народу банальнейшие прописные истины о любви и смерти, о душе и наказании, о вере и провидении, вещать так, будто народ ничего этого не знает, будто это сейчас для кого-то особенно актуально.Шьямалан – это антиТриер. Триер – тот как раз попсовик на службе впровинциальном доме культуры, потрясающий библиотечных дам и их скучающих юношей умением быстро-быстро шнырять мелкими виртуозными пальцами по гармошке. Не то – Шьямалан; он простодушен и искренен. Очень смешные добродетели, многим кажущиеся вдобавок еще скучными. Ну-ну, куда же они смотрят, чем думают, что за лбы у них такие пластилиновые.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
