«Выгоднее закрыться и не играть»

— Сложный вопрос. С экономической точки зрения работать для четверти зала — бессмыслица. Особенно для затратных спектаклей с высокой себестоимостью: свет зажечь и артистов пригласить будет стоить больше, чем мы соберем от продажи билетов. У нас есть филиал, там всего 60 мест — значит, играть спектакль придется всего для полутора десятков человек. Люди, ответственные за нашу финансовую часть, на каждом собрании говорят, что выгоднее закрыться и не играть.

Но есть и другой аспект, не менее важный, чем деньги. Это зритель. Большое счастье, когда у театров существует своя публика, которая не предаст в трудные минуты. У театра Пушкина такая есть. Когда я вижу этих людей, эти 25 %, которые, несмотря на бесконечные возвраты, переносы и отмены, паспортный и масочный режимы, приходят и аплодируют — и за себя, и за отсутствующего соседа, то понимаю, что ради них стоит продолжать.

На большой сцене мы оставили все спектакли и в ближайшее время даже планируем премьеры. Но отказались почти от всех спектаклей малой сцены, оставив только недорогие, но популярные спектакли моего курса школы-студии МХАТ и те постановки, которые нам раньше пришлось перенести.

Но никто не застрахован от неожиданных отмен. Недавно театр закрывался на неделю: в полном составе заболел монтировочный цех.

— В прошлый раз деятельность театра полностью прекратилась. Когда в конце мая я снова пришел в свой рабочий кабинет, было ощущение, что вернулся с войны: как оставил чай недопитый, так он и стоял.

Однако тогда был один немаловажный плюс: нас финансово поддерживал департамент культуры, компенсировал 50 % упущенной прибыли (согласно тому, сколько мы заработали за аналогичный период прошлого года). Заработали, кстати, немало: средняя зарплата в театре 75 тысяч рублей, причем две трети — наши собственные деньги. Эта компенсация потом позволила продолжить работу над новыми спектаклями и провести необходимый текущий ремонт: здание старое и нуждается в капитальном ремонте и техническом переоснащении.

Сегодня ситуация другая. Кажется, что у департамента таких финансовых возможностей уже нет, возмещать потерянные доходы никто не собирается. Хотя если у нас не хватит денег на зарплаты, то департамент, конечно, поможет. Видимо, из-за этого театрам и предложили выбрать из двух плохих вариантов: работать при 25 % заполняемости или временно закрыться.

— В 2019 году театр самостоятельно заработал около 325 млн руб., еще мы получили финансирование от департамента культуры — 160 млн, — и мы им за это очень благодарны. Главный источник дохода — билеты. Кстати, играть в Москве в последние годы выгоднее, чем гастролировать.

Сегодня — сложная ситуация: гонорары тех, кто не в штате, по закону можно платить только из тех денег, что мы сами зарабатываем. Когда число зрителей сократили до 50 % и мы продавали не 800, а 400 мест, то никому гонорар не снизили. Но сейчас администрация была вынуждена с каждым приглашенным актером, музыкантом, педагогом обговорить возможность пересмотра договоров в сторону значительного уменьшения выплат. Слава богу, все пошли за уступки. Если бы Сергей Лазарев, Александр Петров, Мария Аронова и другие приглашенные артисты, занятые в наших самых кассовых спектаклях, не вошли в положение, театр вынужден был бы закрыться.

— Табаков и Доннеллан — полные противоположности и в жизни, и в профессии.

Табаков мог казаться деловым и даже меркантильным, но у него это соединялось с романтическим представлением о театре. Он был им очарован. Но самое главное, Олег Павлович брал на себя ответственность за людей, помнил обо всех своих сотрудниках, думал об их развитии, помогал, когда мог. Если он сказал, что сделает, был готов на все: звонил, просил, отказывали, стучал в другую дверь или залезал в окно. Вот сейчас нас ограничили этими 25 %, люди театра что-то обсуждают между собой, причитают, возмущаются, но это наши «кухонные», трусливые разговоры. А Табаков бы сразу позвонил кому следует. Он ничего не боялся и защищал отрасль. Сейчас сделать это некому. «Прежде были могучие дубы, а теперь мы видим одни только пни».

Доннеллан же даже в самую трудную минуту не забывает о том, что жизнь прекрасна и удивительна: война войной, а обед по расписанию. Когда у наших режиссеров премьера, к ним подходить нельзя, никто ни о чем думать не может, от всех искры летят. А Доннеллан накануне премьеры может выбирать, где сегодня поужинаем и какое вино закажем. Помню, когда я первый раз с ним работал, артисты перепутали текст и забыли слова на генеральной репетиции «Двенадцатой ночи» Шекспира. Я бы уже умер на месте. С ужасом оборачиваюсь, а Доннеллан хохочет. И говорит сквозь смех: «Они забыли текст! Представляешь, на генеральной репетиции забыть текст. Мне такое снилось в кошмарах, и вот сейчас я это вижу, и это так смешно!»

Табаков не умел отдыхать, его жена, Марина Зудина, увозила на море, в какую-нибудь Хорватию, а Олег Павлович звонил на третий день и мог часами говорить о работе. Ему необходимо было постоянно действовать. А Деклан обожает поездки на Мальту, словом, человек-праздник. Мне хочется видеть в себе и то, и другое.

— Это мучительная история. Обучение актерскому делу и так сродни шаманству, необходим контакт, мы же с душами человеческими работаем. Как говорили старые педагоги, научить быть артистом нельзя, но мы должны «расцарапать» людей, разбудить их природу, чтобы они поняли технику своего тела.

Онлайн-обучение я смело могу назвать профанацией. А как набирать студентов на следующий курс? Тут живьем-то не всегда разгадаешь, в ком есть божья искра, а как это делать дистанционно?

— Если человеку становится интересна не только самореализация, а театр как целостный организм, то имеет смысл двигаться к этой профессии. Кстати, Россия — единственная страна, где учат режиссеров, есть режиссерские факультеты и мастерские. Когда-то Деклан Доннеллан сказал, что режиссерами становятся, помогая другим режиссерам, получая профессию из рук в руки. Меня это вдохновило и успокоило, потому что раньше я комплексовал, что не имею профессионального режиссерского образования. Хотя и Кирилл Серебренников закончил физфак Ростовского университета, а не актерский или режиссерский курс.

— Нет, не хочется. В фильме «Доктор Лиза» меня уговорила сняться режиссер Оксана Карас, но занимать этим свою жизнь, давно идущую по другим рельсам, не интересно. Даже когда я репетировал как артист, мне было любопытно, как ставится свет, из чего делаются декорации. Постепенно понял, что я не актер, мне важен весь процесс. Кроме того, у меня никогда не было желания быть узнаваемым вне профессионального сообщества, не люблю ограничения свободы передвижения, не люблю фотографироваться, уделять слишком много внимания своей внешности.

— В кино надо делать что-то свое, а мне предлагают фильмы «выходного дня» для телеканала «Россия». Когда Марк Захаров ставил фильмы, то это были фильмы Захарова, их ни с чем нельзя было спутать. Наверное, было бы интересно делать музыкальное кино, но наши продюсеры в это не очень верят. Если бы предложили сделать наш «Ла-Ла Ленд», я бы обрадовался.

— Думаю, да. Это спектакли именно Евгения Писарева, хоть и на сцене музыкального театра. Их любят, и, наверное, поэтому приглашают меня снова.

В этом сезоне в Большом театре выйдет мой третий спектакль — опера Чайковского «Мазепа». Впервые буду ставить русскую оперу. Работаю вместе с дирижером Туганом Сохиевым и художником Зиновием Марголиным. Так как сейчас оперу ходят и слушать, и смотреть, нужны не только мощнейшие голоса, но и большие драматические артисты. Мне кажется, что ставить спектакль про людей в шароварах — несерьезно, интерпретировать сюжет как историю сегодняшнюю — чересчур актуально. Поэтому мы решили протянуть действие во времени, начать в петровские времена и вести по разным эпохам до наших дней. Показать, что всегда было и предательство, и дружба, и любовь. Из этой пафосной неповоротливой глыбы хочется сделать оперный блокбастер.

— Я люблю Довлатова, но мне долго казалось, что он принципиально не сценичен. С другой стороны, хотелось, чтобы в Театре имени Пушкина появилось что-то, связанное с Пушкиным: думал про «Последние дни» Булгакова, про другие пьесы. Как-то, проснувшись посреди ночи, понял, что «Заповедник» Довлатова — вот то, что надо. Там ведь все вертится вокруг поэта, все верят в идеального, придуманного Пушкина, как верят в мечту.

Но конкретную форму эта идея приобрела лишь тогда, когда талантливый артист и режиссер нашего театра Игорь Теплов написал по «Заповеднику» пьесу. Получилось самостоятельное драматургическое произведение про сегодняшних людей, искренних в своих заблуждениях.