Замкнутый круг

26.05.200300:00

После затяжной, почти двухмесячной пропагандистской подготовки Владимир Путин наконец-то огласил Послание Федеральному Собранию. Подготовка не прошла даром – пожалуй, впервые за время своего президентства Путин не стал отделываться общими словами, а поставил себе и всей власти вполне конкретную задачу – за десять лет России необходимо удвоить валовой внутренний продукт. Так вот скромно и просто.

Заявленная задача, вкупе с идеологическим обоснованием, выглядит неожиданно на фоне судьбы самого президентского Послания. Этот документ, рожденный в ельцинскую эпоху, по замыслу тогдашних руководителей президентской администрации, должен был определять экономическую и политическую стратегию развития страны. К тому же такой статус послания зафиксирован в российской Конституции. Поэтому Борис Ельцин обычно информировал обе палаты парламента в начале года, пытаясь таким образом задать направление последующей деятельности кабинета министров. На деле, к сожалению, получалось как всегда, а вовсе не так, как хотелось. Тем не менее традицию Послания Борис Ельцин строго соблюдал даже в самые сложные для себя времена.

Однако преемник Ельцина не стал следовать заветам предшественника. С самого начала Владимир Путин перенес сроки своего выступления. Более того, в последние годы содержание текста медленно, но верно отходило на второй план. Более важным стали сугубо чиновные вопросы, например: кто будет автором президентских пассажей, кого в послании подвергнут суровой критике, а кого похвалят? с какой интонацией глава государства расскажет о деятельности силовиков, экономического крыла и т.д. И это вполне логично, поскольку путинская модель управления рассматривает любой содержательный документ как обычный административный инструмент. Когда чиновники не получают прямой информации, они начинают опираться на косвенные данные.

Теперь Путин вроде бы начал говорить на языке цифр. За требованиями ускоренного роста (чтобы выполнить президентский наказ экономике, необходимо расти со средней скоростью 8% в год) стоит выбор стратегии. Возможны две концепции, первая из которых предполагает максимально возможное стимулирование экономического роста (самый известный апологет – советник президента по экономическим вопросам Андрей Илларионов*). Второй вариант основан на концентрации всех ресурсов для проведения структурных реформ (к главным сторонникам этой идеи относятся Егор Гайдар и Евгений Ясин). Совместить два этих процесса невозможно. Структурные реформы неизбежно повлекут рост цен на энергоносители, услуги монополий, и, как следствие, замедлят рост экономики. Но, только проведя такие реформы, можно получить конкурентную экономику, способную развиваться без государственного допинга. Можно сформулировать и по-другому – «Газпром» нужно либо делить – в надежде на скорое появление конкуренции независимых производителей газа, – либо сохранять и требовать от него роста добычи газа, но при этом не надеяться, что появятся другие компании, способные конкурировать на мировом рынке.

То есть выбор вроде бы сделан. Но здесь-то и начинается самое интересное. Основной причиной устойчивого экономического роста последних трех лет остается благоприятная внешняя конъюнктура. Однако, как признают и представители ведущих компаний, и чиновники правительства, стимулировать дальнейшее – тем более двукратное – увеличение экспорта просто невозможно. В условиях мировой стагнации рынки сбыта нефти, металлов, лесной и химической продукции крайне ограничены. Снижение же мировых цен на нефть неизбежно повлечет ухудшение экономических показателей крупнейших российских компаний. И чтобы Россия меньше зависела от мировой конъюнктуры, необходимы все те же структурные реформы. Круг замкнулся.

Возникает вопрос: а зачем, собственно, ставить цели, которые в принципе недостижимы? Как ни странно, перед нынешней российской элитой только ложные цели и можно ставить. Пресловутые структурные реформы буксуют по одной простой причине – элите они попросту невыгодны, поскольку нынешняя структура российской экономики (экспорто- и бюджетозависимой) обеспечивает экономическую базу сегодняшней российской элиты. За редким исключением весь так называемый российский истеблишмент паразитирует на квазирыночном характере экономических отношений.

Ну как, скажите, реформировать «Газпром» в ситуации, когда он является главной кормушкой «питерских»? А как, например, разбираться с жилищно-коммунальным хозяйством, если оно является источником финансовых поступлений для большинства региональных лидеров? Как можно, наконец, формировать прозрачную процедуру банкротства, если «семья» рассматривает ее исключительно как оружие в коммерческих конфликтах? О каком наведении порядка в банковской сфере может идти речь, если госбанки превратились в кассы взаимопомощи и готовы обслуживать любую, даже самую бредовую идею Кремля? Президент же, в свою очередь, накануне выборов совершенно не желает рисковать популярностью и рейтингом ради решения каких-то непонятных для него экономических задач.

Чиновники правительства, выступающие в последнее время в роли боксерской груши, на которой отрабатываются политтехнологические апперкоты, похоже, очень хорошо поняли президентское Послание. В спешном режиме они переделали энергетическую стратегию до 2020 года. Из нее исчезли все упоминания реформы «Газпрома», зато резко увеличились показатели планируемого роста российского ТЭК. Все это очень напоминает гусарский анекдот о том, что надо делать, если хромая лошадь не может пройти рысцой перед генералом. Ее надо помыть и украсить праздничной попоной.


* признан в России иноагентом.