архив

Золотые перья

У «пузырей» рынка недвижимости 2008 года и сегмента доткомов 1990-х имеется менее известный «родственник» – перьевой кризис 1913-го. Так же как и в двух более поздних случаях, этому экономическому коллапсу предшествовали чрезмерная зависимость от кредитов, пренебрежение необходимостью диверсифицировать активы и самонадеянная вера в то, что предмет торговли никогда не обесценится. Однако именно это и произошло.

Торговля страусиным пером в конце XIX – начале XX вв. была суперприбыльной: один плюмаж стоил, как билет на пароход из Англии в Южную Африку. Под Кейптауном, кстати, и располагался центр производства страусового пера. Но в начале Первой мировой войны бизнес прогорел. Бум страусиных перьев, правда, другого рода, неожиданно вернулся в 1980-х уже в США.

 

Стратегический ресурс

Сегодня трудно представить себе страусиные перья органичным элементом одежды. Кроме, может быть, костюмов танцоров из кордебалета, участников бразильского карнавала или эксцентричных богемных старушек. Однако почти до первых десятилетий прошлого века у этого предмета гардероба была совершенно иная репутация: его считали символом богатства и элегантности. Перо страусов ценилось со времен Римской империи, но пика популярности оно достигло в 1880-х в Европе, где окрашенные перья – на шляпках или в виде боа – считались верхом хорошего вкуса и вопросом статуса.

До 1860-х страусов не разводили – на них охотились. В Южной Африке полагали, что перья домашних птиц естественным образом не завиваются, а это было требованием моды. В 1867-м фермер английского происхождения Артур Дагласс опроверг это мнение, не только вырастив страусов с «правильными» кудрявыми перьями, но и изобретя и запатентовав инкубатор Eclipse для полуторакилограммовых яиц страуса (их было гораздо сложнее довести до вылупления, чем яйца обычной домашней птицы).
Другие южноафриканские фермеры быстро смекнули: при растущей моде на перья, на которые belle époque создавала ажиотажный спрос, разведение страусов выгоднее многих других видов деятельности. По окрестностям, приобретая перья страусов у фермеров или обменивая их на актуальные для того времени керосин для ламп, керосиновые плиты и другие товары, начали разъезжать скупщики. А некоторые фермеры за неимением инкубаторов нанимали для высиживания яиц девочек из местных деревень. Тогда же стало известно, что любимым кормом страусов является люцерна, и многие засеяли ею поля. При таком подходе страусы на фермах начали хорошо плодиться. Например, в окрестностях городка Оудсхорн, что в 400 км от Кейптауна, их число выросло с 80 в 1865 г. до 20 000 в 1875-м. Большинство фермеров с одного страуса снимали до пяти «урожаев» перьев в течение нескольких лет.

Colonial Ostrich Feather Company на лондонской Оксфорд-стрит была одной из первых фирм, начавших поставку «драгоценных» перьев из колониальных стран в 1830-х. Основная часть товара прибывала с юга Африки, точнее из Карру, засушливого региона на территории ЮАР, и частично из Намибии, где всегда и обитали страусы. Причем в таком количестве, что в 1821 г. из порта Мыса Доброй Надежды ушло на экспорт 1230 кг перьев диких страусов на сумму в 115 590 местных рикс-долларов, а в 1858-м – 915 кг, но по цене уже вдвое большей. К 1882 г. торговля страусиным пером приносила южноафриканским бизнесменам $5 млн в год – на тот момент это был четвертый крупнейший источник доходов страны после алмазов, золота и шерсти.

 

Страусов – на мыло!

Примерно в это время в Южную Африку начали прибывать иммигранты еврейского происхождения из Литвы – всего около 40 000 человек. Изначально привлеченные в регион возможностями алмазо- и золотодобычи, именно они приняли активнейшее участие в наметившемся перьевом буме, так что 90% торговцев перьями в Южной Африке говорили на идиш. Одним из них был бизнесмен, называвший себя Максом Роузом. Семья Роуза появилась в Оудсхорне в 1890 году. Сам он начал бизнес с разъездной торговли табаком, салфетками и другой мелочью и товарообменом с владельцами страусиных ферм, но вскоре открыл первую торговую точку по продаже перьев в Оудсхорне, превратив через несколько лет пыльный городок в столицу страусиного пера и прославившись как «перьевой барон» Южной Африки.

Бизнес стартовал с места. К 1906 г. Роуз купил собственную ферму, вокруг полей с люцерной построил оросительные каналы, в целом создав идеальные условия для крупномасштабного разведения страусов. Достаточно сказать, что ферма была куплена им за 18 000 фунтов стерлингов, а через шесть лет продана за 200 000. И это в разгар отраслевого кризиса! К 1910-м годам перья страуса продавались по 12 фунтов стерлингов за фунт (454 г). В результате спекулятивной накрутки цена доходила и до 350 фунтов, притом что годовая зарплата школьного учителя в Южной Африке составляла всего 100 фунтов.

В 1911-м, однако, наметились первые проблемы. Прежде всего, конкуренция. Страусов на перо начали разводить в Калифорнии – Голливуду требовался свой запас атрибутов гламурного гардероба. Южноафриканцы решили, что для того, чтобы оставаться лидерами рынка, они должны срочно выиграть в качестве. В результате скрещивания видов к 1913 г. им удалось вывести страусов с перьями с двойным объемом пуха. Впрочем, это уже не имело значения. В 1913-м небывалый «урожай» шикарных перьев в последний раз принес южноафриканцам хорошую прибыль, и мода сменилась, а перья перестали быть таким уж ее писком. Это было связано, во-первых, с социальными переменами. Перья страуса все еще считались признаком аристократизма, хоть их и стали носить дамы из среднего класса. А сама аристократия уже не была столь популярной. Другой причиной этой перемены называют появившуюся моду на легковые автомобили. Поездки в открытом авто совершались на гораздо большей скорости, чем в экипаже, и дамы уже не могли надевать шляпки и боа из перьев из-за опасений их повредить или попросту потерять. В любом случае актуальным стал менее пышный стиль одежды.

Потеря интереса со стороны покупательниц означала настоящее бедствие для отрасли. В Южной Африке и Лондоне склады были завалены перьями, но никто их не покупал. А тут еще и Первая мировая война, в ходе которой практически весь морской транспорт использовался в военных целях, а никак не для перевозок перьевого груза. В общем, фермеры Оудсхорна, как и всей Южной Африки, однажды легли спать миллионерами, а проснулись банкротами. Из 1 млн поголовья разводившихся в стране страусов поначалу сохранилось только 20 000. Ставших ненужными птиц либо забивали, либо выпускали на волю, либо в прямом смысле слова пускали на мыло, отправив на мыльные фабрики (страусовое масло известно как средство для заживления ран и лечения кожных болезней).
Примерно в это же время Гарри Бэкнер из Йоханнесбурга придумал и начал выпускать венички из страусиного пера для уборки пыли, но, разумеется, это не смогло компенсировать глобальное падение спроса.

 

Перья и апартеид

Десятками лет Оудсхорн оставался в состоянии экономической комы. Затем одни фермеры совсем отказались от разведения страусов и переключились на апельсины, другие стали разводить птиц ради их мяса и кожи, а третьи – ради страусиных бегов и езды на этих птицах. Один из немногих экс-миллионеров, сохранивших своих птиц в надежде на возвращение моды на перья, был все тот же Макс Роуз. К 1940 году в Южной Африке осталось только 9000 страусов, и большинство из них – на ферме Роуза, который потерял почти весь свой капитал, но все равно находил средства для выращивания люцерны. «Мои птицы ели даже тогда, когда у меня не было еды. Иногда и они, и я питались люцерной», – в 1951 году говорил 78-летний Роуз корреспонденту журнала Time.

А поводом для этого интервью стал новый бум: Кристиан Диор и другие кутюрье вспомнили о перьях, украсив ими головные уборы в своих коллекциях. Модный на тот момент французский дизайнер шляп Лили Даше сказала без обиняков: «Страусиным перьям пора вернуться». Надо сказать, что микробумы, всплески интереса к перьям случались и по другим поводам, стоило кому-то из популярных актрис, например, появиться на публике или на экране в шляпке с перьями. Но по большому счету ничто уже не могло возвратить разводившим страусов южноафриканским фермерам былого, а главное, устойчивого процветания.

Впрочем, история с раздутым спросом на страусов на этом не заканчивается, хотя в 1980-е речь шла уже не о перьях, а о мясе и дорогой коже, которые становились в США все более и более популярными. Например, сапоги из пупырчатой кожи страуса стоили $500 – 1500. Но в 1986 году Конгресс США, протестуя против политики апартеида, запретил импортировать любые продукты из Южной Африки. В том числе и все, что связано с южноафриканскими страусами. Как обычно и бывает, ограничения создали не просто большой, а бешеный спрос. За фертильную пару страусов где-нибудь в Аризоне тогда запрашивали – и получали – до $80 000. Продавцы обещали потенциальным заводчикам бесконечное обогащение. Но спустя несколько лет ограничения на импорт были сняты, и на фоне возвращения южноафриканского товара продать мясо и шкуры выращенных в США страусов стало практически невозможно.

---