Предчувствие мажоритарного беспредела
С уходом западных инвесторов из российских компаний и российских компаний с западных площадок исчезли последние сдерживающие факторы по цивилизованному отношению к миноритариям. Теперь церемониться с ними нет никаких явных причин. Чего нам ждать — мажоритарного беспредела или новой волны старого доброго рейдерства? Или же российская корпоративная культура все-таки успела переродиться и не нуждается в присмотре западных менторов, чтобы вести себя прилично? Хотя соблазн велик — любое мажоритарное хамство сегодня легко оправдать суровыми экономическими и геополитическими реалиями.
«Нет повести печальнее на свете, чем выкуп акций в пятом ТГК». Это было в свое время сказано про миноритариев ТГК-5, ТГК-6, ТГК-7 и ТГК-9, которые попали под пресс Виктора Вексельберга, консолидировавшего данные активы в рамках «КЭС-холдинга» — сейчас «Т Плюс». Компания постепенно ушла с публичного рынка, а у миноритарных акционеров был проведен принудительный выкуп акций по заниженным в десять раз ценам. Причем это были не нынешние суровые времена, а вполне благополучное начало 2010‑х годов, когда никто ни о каких санкциях и размежеваниях рынков еще и слыхом не слыхивал.
Аналогичные истории были в те же годы и в «Иркутскэнерго», и в «Силовых машинах», а чуть раньше в «Ингосстрахе», где схлестнулись отечественные мажоритарии и западные миноритарии. Наш сравнительно молодой фондовый рынок уже может «похвастаться» собственными многолетними корпоративными сагами на эту тему — акционерные конфликты в «Норникеле» и «РУСАЛе», склоки по поводу дивидендов «Транснефти», список можно продолжать долго. Сборник печального эпоса недавно пополнил криминальный триллер в банке «Восточный», который запомнился всем, кто хоть изредка читает деловую прессу.
Из менее громких событий последнего времени можно вспомнить дивидендный конфликт на «Соликамском магниевом заводе», которому не помешала даже деприватизация, или грядущий делистинг «Детского мира», который хотя и не привел к полноценному корпоративному конфликту, но определенно не добавил нервов миноритарным акционерам.
Иными словами, «мажоритарный беспредел» начался не вчера и закончится точно не завтра. Более того, есть подозрение, что это отнюдь не российская специфика, а органичное свойство хищнической природы капитализма — если что-то можно отнять у другого без большого риска, то почему бы этого не сделать? Вопрос тут скорее стилистический. На Западе предпочитают конфисковывать активы по решению суда, в России — сначала применить старое доброе насилие, как недавно в «Дулисьме», а потом уже оформлять его юридически.
В США скорее раздуют в десять раз капитализацию компании, и в итоге мажоритарий продаст свои акции на рынке по ни с чем не сообразной цене. В России пойдут путем Вексельберга и оценят долю миноритариев в десять раз дешевле и выкупят за копейки. Или выражаясь велеречивее, там предпочитают использовать «железную руку в лайковой перчатке», а у нас все еще привычно дать поленом по голове. А так как последние 50 лет в мире в деловой моде царят такт и обходительность, то российские мажоритарии выглядят откровенно бледно — большинство из них до «лайковых перчаток» так и не доросли.
Поэтому теперь, когда западные компании продают свой российский бизнес официально за полцены, а боль от конфискации на Западе активов еще свежа, надеяться, что наши предприниматели будут неукоснительно следовать западной моде, было бы наивно. Поэтому рискну предположить, что нас ждет «мажоритарный беспредел», а также новая волна рейдерства, которая будет наиболее актуальна для среднего и мелкого бизнеса.
Помимо привычных исторических традиций, такому развитию событий будут благоприятствовать и следующие обстоятельства.
Во‑первых, откровенно сырое и местами дырявое корпоративное законодательство, которое позволяет при известной ловкости проводить дискриминационные решения.
Это, кстати, порой работает в обе стороны: в одних случаях мажоритарии наглым образом ущемляют права миноритариев, в других — миноритарии заняты корпоративным шантажом, пытаясь косплеить Кеннета Дарта. В общем, у кого юристы подготовлены лучше, тот и верховодит.
Во‑вторых, так и не нашедший себя фондовый рынок. Поясню, о чем идет речь.
В тех же США фондовый рынок действительно является узловым и крайне важным элементом финансовой системы. Через него привлекают и перераспределяют капиталы, поэтому все организовано таким образом, чтобы население несло деньги на фондовый рынок. Компании привыкли так работать и четко понимают, зачем им публичность, открытость, IR, PR и прочие репутационные фантики. У нас же фондовый рынок — это своего рода карго-культ, соломенный самолет, который построили, потому что хотели, «чтобы было как в Америке». При этом по факту на фондовом рынке до сих пор преобладают компании, возникшие в результате приватизации, которым по большому счету не нужно привлекать капитал на открытом рынке — и тем более акционерный и внутри страны. А все эти корпоративные забавы в виде советов директоров, аудиторов, раскрытия информации и прочее — просто досадное обременение и не более того. Но мода на все западное проходит, а деньги вроде бы и так есть. Возникает логичный вопрос: зачем нужны все эти миноритарии? От них одна головная боль и скандалы.
Парадокс в том, что примерно в такой же логике рассуждает наш регулятор. Он обязан защищать права миноритариев, но старается это делать таким образом, чтобы физические лица покупали бумаги только надежных эмитентов.
— А как это сделать?
— Да просто не пускать на биржу ненадежных.
— А где взять надежных? Они же уже все разместились.
— Ну раз их нет — значит, никого и не пускать.
Конечно, в полной мере так сделать не получается, но ЦБ старается — квалификация инвесторов, усложнение допуска на биржу новых эмитентов из числа мелких и средних предприятий и прочие новации последнего времени направлены как раз на то, чтобы избежать даже потенциальных конфликтов.
Но не путем улучшения законодательства и совершенствования работы судебной системы, а сугубо аппаратными средствами. В итоге получается, что потемкинская деревня прикрывает гуляй-поле: с виду все должно быть прилично, а кто на самом деле кого отрейдил или обидел — это пусть они там сами между собой разбираются, главное, чтобы физические лица Неглинную с транспарантами не перекрывали.
Так выглядит «естество» российского рынка на сегодняшний день: дубиной оппонента охаживать можно, но не на глазах у начальства, и весьма желательно, чтобы он при этом громко не орал.
А теперь вопрос — а изменится ли что-то, например, через пять лет или через десять? Надеюсь, что да. Тем более что и сегодня есть примеры, когда даже в ходе жесткой смены собственника миноритарии не пострадали, как в «Башкирской содовой компании», или даже выиграли, как в «Квадре».
Но для этого нужны условия. Чтобы эти исключения стали общим правилом, нужно, во‑первых, совершенствование законодательства, причем по всему кругу проблем, связанных с корпоративными отношениями, включая рейдерство и недружественные поглощения. А во‑вторых, чтобы фондовый рынок превратился из карго-культа в реально востребованный механизм, который позволяет привлекать капитал прежде всего для реализации инновационных проектов, новых идей и начинаний. Законы и судебная практика важны, но первично все-таки осознание того, что на рынке, возможно, не создается стоимости в марксистском ее понимании, но при этом он способствует рождению и продвижению определенных общественных ценностей, в том числе, как это ни странно, моральных. Потому что вопрос о мажоритариях и миноритариях — это вопрос прежде всего о справедливости, пусть и облеченный в непривычную для русского общественного сознания форму биржевых котировок.