Прекращение огня
В марте 1962 года президент Шарль де Голль и лидер экстремистского Фронта национального освобождения Алжира (ФНО) Ахмед бин Белла подписали Эвианское соглашение, которое иногда еще называют «первым актом о капитуляции мировой державы перед угрозой международного терроризма». Париж отказывался от колониальных прав в Северной Африке и прекращал боевые действия против организованных сил сепаратистов. ФНО, в свою очередь, соглашался прекратить террористические акты в отношении французских граждан.
Всего за три года до встречи в курортном местечке Эвиан-ле-Бан Ахмед бин Белла сидел в тюрьме за организацию серии терактов, а Шарль де Голль пребывал в политическом небытии. С 1947 года, когда партия голлистов проиграла левой коалиции первые послевоенные выборы, он жил в семейном замке Коломбэ-ле-Дёз-Эглиз, раскладывал пасьянсы и писал мемуары о том, как спас Францию в годы второй мировой войны. Де Голль вернулся в Елисейский дворец в тот момент, когда затянувшийся конфликт с алжирскими сепаратистами грозил обернуться кризисом экономики и государственного устройства Франции.
Французская Чечня
Полумиллионная колониальная армия в Северной Африке «съедала» значительную часть доходов французской казны, что вело к постоянному росту темпов инфляции, увеличению государственного долга и повышению налогов. Из-за алжирского конфликта экономика Франции даже через 20 лет после окончания второй мировой войны не сумела выйти на уровень 1930-х, тогда как побежденная Германия вышла из «штопора» уже к началу 1950-х и начала вытеснять французских производителей с их традиционных рынков.
Активные боевые действия против армии сепаратистов велись с 1954 года, и конца этой войне не было видно. Каждая успешная операция колониальной армии оборачивалась поражением Франции в целом: ФНО и другие алжирские экстремисты отвечали терактами против мирных жителей французских и алжирских городов. Каждая мина, приведенная в действие в школьном автобусе или на станции метро, подрывала веру французов в компетентность правительства. В 1950-е крупные теракты влекли за собой частые смены кабинета министров и усугубляли политическую нестабильность Четвертой республики.
Методы ведения алжирской войны вызывали резкую критику в адрес Франции со стороны международного сообщества. Еще в ноябре 1955 года наблюдатели ООН подготовили доклад о нарушении норм международного права и законов ведения войны колониальными войсками Франции. В частности, представители ООН обнаружили факты пыток плененных «активистов национально-освободительного движения» и массовых убийств мирного населения в ходе «зачисток». Французские делегаты, возмущенные «клеветническим посягательством на суверенитет Франции», демонстративно покинули зал заседаний Генеральной Ассамблеи. Доклад был снят с повестки дня, но информация о военных преступлениях французских войск в Африке уже просочилась в прессу, что нанесло серьезный удар по международному престижу Франции.
Вывод войск и признание независимости Алжира как вариант разрешения конфликта во Франции даже не рассматривался: страна, победившая фашистскую Германию, не могла сложить оружие перед какими-то бородатыми партизанами, которые из-за угла расстреливали мирных граждан.
«Алжир – это даже не французская колония, а неотъемлемая часть республики, – заявил де Голль в 1958 году, когда представители правительства и парламента явились в Коломбэ-ле-Дёз-Эглиз, чтобы предложить ему должность премьера. – Война, безусловно, должна быть прекращена, но лишь путем полного и окончательного разгрома вооруженных бунтовщиков. В противном случае четыре миллиона этнических французов, проживающих сейчас в Алжире, окажутся заложниками террористов».
У каждого де Голля есть свой Хасавюрт
Чтобы быстро завершить войну, высасывающую из Франции все соки, прекратить террор и сохранить контроль над Алжиром, необходимо было чудо, и де Голль обещал его сотворить. Но для этого ему нужны были президентский пост и новая конституция, которая давала бы президенту право распускать парламент, издавать указы, имеющие силу законов, и «нести ответственность за свои решения лишь перед историей». Получив требуемые полномочия путем плебисцита и сконцентрировав в своих руках власть, какой прежде обладали лишь монархи и диктаторы, де Голль, вместо того чтобы «как следует врезать» террористам, освободил из тюрьмы бин Беллу и вступил с ним в тайные, а затем и в открытые переговоры.
Исследователи по-разному оценивают этот парадоксальный поступок Большого Шарло. Официальная версия гласит, что страна была истощена войной даже в большей степени, чем в то время признавалось, и де Голлю был необходим мир любой ценой. Существует также версия, что 70-летний президент оказался деморализованным, когда выяснилось, что выработать эффективную программу противодействия террористам в условиях демократического общества невозможно. Наконец, есть точка зрения, высказанная политологом Анри Клодом, который прославился благодаря фразе: «Де Голль царствует, концерны правят». Он утверждал, что Эвианские соглашения 1962 года нельзя рассматривать вне контекста интересов проголлистской финансово-промышленной олигархии. А своей победой алжирские террористы обязаны инвестиционным банкам Lazard Freres, Rothshild, l`Endorshine и прочим французским капиталистам, которым независимость Алжира сулила возможности более эффективного использования вложений в сахарские нефтяные и газовые месторождения, открытые в 1956 году.
Семья и армия
Чтобы понять связь между сахарским нефтяным бумом и двуличной позицией де Голля по отношению к алжирскому Фронту национального освобождения, необходимо вернуться в начало 1920-х, когда молодой лейтенант французской армии неожиданно рванул вверх по карьерной лестнице. Отчасти этот «вертикальный взлет» был вызван тем, что семья де Голлей, относившаяся к средним буржуа, благодаря серии удачных браков оказалась в родстве с несколькими влиятельными промышленными кланами. Среди новых родственников Шарля де Голля оказались Шнейдеры – монополисты в оружейной промышленности Франции, международные финансисты де Вандели, и еще несколько семейств, принадлежавших к высшей буржуазной элите.
С другой стороны, де Голлю начали оказывать покровительство ультраправые клубы, объединявшие в своих рядах высокопоставленных французских военных – сторонников «сильной руки». В частности, де Голля опекали маршал Петен и лидер французских фашистов Поль Рейно. По некоторым данным, де Голль имел некоторое отношение и к неудачной попытке военного переворота, предпринятого в 1937 году фашистской партией «Огненный крест». Путч провалился, ультраправые клубы были официально запрещены, но де Голля и его патрона Петена, успевших вовремя дистанцироваться от «коричневых», репрессии не коснулись.
В 1940 году, когда Гитлер вторгся во Францию, Петен возглавил оборону на печально знаменитой линии Мажино, а де Голль, дослужившийся до чина бригадного генерала, получил под свое командование единственное танковое соединение французской армии. Вермахт в считанные дни опрокинул линию обороны и вскоре занял Париж. Петен подписал акт о капитуляции Франции, согласно которому страна делилась на две части: северные и центральные земли аннексировались рейхом, а юг и часть колоний оставались под властью Петена, который возглавил правительство так называемой Французской автономии со столицей в Виши.
Полевой командир де Голль
Перед бригадным генералом более не существующей французской армии де Голлем встал непростой выбор: какой из групп покровителей – начальникам-коллаборационистам или родственникам из буржуазных кланов – сохранить верность? Первых падение Третьей республики вполне устраивало, вторые же вместе с землями и предприятиями, отчужденными в пользу рейха, теряли все: власть, деньги и статус. Тем буржуа, кто имел еврейские корни или был замечен в симпатиях к левым, и вовсе пришлось бежать за границу, чтобы спастись от концлагерей.
В июне 1940 года де Голль сделал выбор в пользу семьи: вместе с группой буржуа-эмигрантов он прибыл в Лондон, где купил радиостанцию и вышел в эфир с призывом продолжить сопротивление оккупантам и коллаборационистам. «Мы проиграли бой, но мы не проиграли войну! Франция, продолжай сражаться!» – призывал де Голль в своих ежедневных радиообращениях. За эти слова Петен немедленно объявил де Голля предателем и дезертиром, а военный трибунал Виши вынес ему смертный приговор, но сотни французов, услышав призыв, уходили в подпольные отряды, чтобы вести партизанскую войну против оккупантов.
Так возникло стихийное движение Сопротивления, которое и по методам, и по сути своей было подпольной террористической организацией с зарубежными источниками финансирования: ведь Франция капитулировала перед победившим рейхом с соблюдением всех формальностей, по букве закона, и официальным правопреемником Третьей республики было правительство Виши, заключившее с Германией мирный договор. Можно сказать, что де Голль стал национальным героем и спасителем страны, призывая французов к насильственному свержению законного строя.
Усатая Жанна д’Арк
Вокруг ставшего в одночасье знаменитым де Голля начали группироваться лидеры французской эмиграции, недовольные положением дел на материке. Они учредили партию «Сражающаяся Франция» и провозгласили себя французским правительством в изгнании. В качестве главы этой организации де Голль смог добиться приема у премьера британского правительства. Уинстон Черчилль отнесся к самозваному правительству из дезертировавших французских военных, политиков-социалистов и разорившихся промышленников с изрядной долей скепсиса (де Голля он, например, за глаза немедленно окрестил «усатой Жанной д’Арк»), но с точки зрения политической перспективы оно все равно нравилось ему больше, чем гитлеровские марионетки в Виши.
Многие историки до сих пор размышляют над тем, почему Черчилль признал правительство де Голля в качестве официального представителя Франции в международных делах на время войны. Почему британский премьер терпел заносчивость де Голля, который «держал себя как монарх в изгнании», почему позволял с формальной точки зрения иностранному дезертиру и террористу на равных садиться за стол переговоров с представителями Большой тройки? Потому что это вполне укладывалось в рамки сформулированной им же внешнеполитической максимы: «Можно протянуть руку даже сатане, если он будет против Германии».
В 1943 году голлисты установили связь с оппозиционными силами во французских колониях. Агенты де Голля убеждали вождей самых влиятельных племен в Африке, Индокитае и других французских доминионах поднять бунт против коллаборационистской администрации Виши. В июне 1943 года на территории Алжира был образован Французский комитет национального освобождения, который поднял первый с 1870 года мятеж в этой давно усмиренной колонии.
Вскоре после победы над Гитлером начались трения между голлистами и местными патриотами, которые надеялись, что их верность республике хоть как-то окупится. Алжирцы представили свои требования – надо сказать, довольно скромные – в виде «Проекта реформ», в котором настаивали на ликвидации привилегий европейского меньшинства и участии алжирцев в управлении страной. В ответ на эту инициативу де Голль в мае 1945 года распорядился ввести в Алжир войска и потопить еще не начавшийся бунт в крови. После чего алжирцы организовали свое Сопротивление: уцелевшие отряды боевиков Комитета национального освобождения начали объединяться в партизанские отряды, а в 1954 году возник экстремистский Фронт национального освобождения (ФНО), который приступил к подготовке вооруженного восстания.
Труба тревоги нашей
После победы во второй мировой войне голлисты не сумели удержать власть – в основном по причине того, что правые взгляды их лидера противоречили французской политической традиции. Де Голль не спешил распускать временное правительство, а освобожденные от фашистов земли и предприятия он самовластно раздавал родственникам, поддержавшим его в эмиграции. Скандал разразился в 1946 году, когда генерал «вернул» Шнейдерам их оружейные заводы, национализированные еще в 1936 году по решению парламента Третьей республики. Резкое неодобрение в обществе вызвало и решение де Голля реставрировать дворянские титулы и вернуть земли аристократам. Де Голлю пришлось уйти в отставку, голлисты набрали на выборах менее 5% голосов, а власть опять перешла к левым.
Но в 1956 году произошло событие, радикально изменившее историю отношений Европы и Африки: в центре Сахары в недрах нескольких стран, находившихся под французским протекторатом, были обнаружены колоссальные залежи нефти и газа. У Франции наконец появился шанс вернуть себе лидирующие позиции в мировой экономике, но прежде стране было необходимо решить ряд проблем.
Во-первых, в Северной Африке шла война, которая ставила под угрозу инвестиции и каналы транспортировки нефти и газа на побережье и далее в Европу. Алжир представлялся самой подходящей страной для транзита энергоносителей из Сахары, и, как только начался сахарский бум, европейцы (в первую очередь офицеры французской колониальной армии) принялись скупать в Алжире земли, через которые, как предполагалось, пройдет нефтепровод.
Во-вторых, ни в казне, ни у французских частных капиталистов не было сумм, достаточных для освоения и разработки этих ресурсов. Предлагались десятки фантастических проектов: например, сдать месторождения в аренду иностранцам или включить североафриканские страны в европейский Общий рынок в рамках программы «Евроафрика» и т.д. В конечном счете стало ясно, что для успешного освоения сахарских недр необходим международный картель, в который французы внесут свои права на разработку месторождений, а основные инвестиции будут осуществляться из США.
В-третьих, органы власти Четвертой республики были слишком открыты и подвержены зачастую противоречивым влияниям, и за концессии на разработку африканской нефти конкурировали все, кто мог собрать деньги на взятку: от концерна Ги де Ротшильда до мелких провинциальных банков. Из-за частых смен состава парламента и министерской чехарды решение вопроса о концессиях сильно затянулось, а к сахарским недрам тем временем все ближе подбирались советские нефтяники и международные авантюристы вроде Арманда Хаммера, которые не гнушались контактами с национально-освободительными движениями.
Равноудаленные и равноприближенные
Шарль де Голль получил диктаторские полномочия, пообещав каждой из групп влияния во Франции дать то, в чем они больше всего нуждались. Военным, потратившим все деньги на скупку земель в Алжире, – войну до победного конца и транзит сахарской нефти через Средиземное море. Среднему классу и его лидерам – обуздание инфляции, национализацию крупной промышленности и стабилизацию национальной экономики. Алжирцам – независимость. Крупной буржуазии – доступ к нефти, открытый канал иностранных инвестиций и государственный патернализм.
На деле, по мнению Анри Клода, де Голль выполнил только то, что обещал крупным буржуа: после отмены конституции Четвертой республики парламентский лоббизм стал историей. Единственными органами, через которые осуществлялись контакты государства и бизнеса, стали разного рода правительственные комиссии. Все места в этих комиссиях были поделены между представителями крупнейших инвестиционных банков и концернов. Да и само правительство было сформировано из топ-менеджеров французских корпораций, превратившись в представительный орган крупной французской буржуазии. Валери Жискар д’Эстен представлял в правительстве католическую олигархию – в частности, инвестиционный банк Secure Catholic, контролировавший более половины автомобильной промышленности Франции; премьер Жорж Помпиду был человеком семьи Ги де Ротшильда; министр Кюв де Мюрвиль отвечал за связи с банками Marabous и Union Parisian; его коллега Луи Жакино владел 28-процентным пакетом акций Lazard Freres и т.д.
Режим, установленный де Голлем, исследователи определяют как «политический корпоративизм» и «государственный монополистический капитализм». Практически все реформы, осуществленные де Голлем в конце 1950-х – начале 1960-х, проводились в интересах группы «приближенных» концернов. Национализация по де Голлю выглядела так: акции обменивались на государственные ценные бумаги, стоимость которых гарантировалась бюджетом. Таким образом, казна осуществляла инвестиции и брала на себя все возможные потери, прибыль же делили между собой бывшие акционеры. Кроме того, перспективные предприятия получали прямые государственные дотации и завидные налоговые льготы. Аэрокосмический концерн DACCO, к примеру суммарно получил в 1960-е годы более 1,5 трлн франков, а прямые и косвенные дотации африканским нефтедобывающим компаниям исчислялись десятками триллионов франков.
Игры патриотов
На этих условиях банки Ротшильда и других голлистов смогли привлечь капитал американских и британских нефтяных концернов в совместные предприятия COFIMER, COFIDAL, COBAL, SEDIA, COFES и СТS, которые начали разработку африканских месторождений сразу же после заключения Эвианских соглашений.
Де Голль, как и в 1940 году, предпочел интересы семьи интересам армии. Как и следовало ожидать, колониальные войска вышли из повиновения и отказались признать независимость Алжира. Отчасти этот бунт был вызван радикальным патриотизмом солдат, отчасти – экономическими мотивами их начальников, вложивших крупные суммы в скупку алжирских земель. Де Голль распорядился провести нефтепровод через спокойный Тунис, где Ротшильд и его зарубежные партнеры скупили землю по низким ценам и без всякой шумихи.
Бунтовщики, которые стали называть себя «ультра», а затем «секретной военной организацией» (ОАС), продолжили войну против алжирских сепаратистов, а также стали практиковать массовый и индивидуальный террор на территории Франции. Руководители ОАС вынесли смертные приговоры де Голлю и некоторым членам его правительства, а первым террористическим актом ОАС стал взрыв бомбы в парижском отделении банка Ротшильда.
Цена, которую пришлось заплатить за иностранные инвестиции в сахарские месторождения, оказалась слишком высокой. Ультраправый террор оказался ничуть не лучше террора исламского. Кроме того, во Франции начались проблемы в связи с массовой эмиграцией из бывшей колонии миллионов этнических французов и «черноногих» – африканцев, не нашедших себе места в независимом Алжире. Наконец, в Алжире пришли к власти еще более экстремистские группы, чем ФНО. В 1965 году они отправили в отставку «коллаборациониста» бин Беллу и национализировали всю нефтяную промышленность страны.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
