«Самый главный урок пандемии — единого будущего для всех нет...»

— Я считаю, что влияние эпидемий сильно переоценено, и не уверен, что спустя несколько десятилетий мы будем воспринимать ее так же остро. Это не самая серьезная эпидемия в истории человечества — достаточно вспомнить «испанку», которая унесла, по самым скромным подсчетам, 25 миллионов человеческих жизней в 1918–1919 годах, но при этом в контексте исторического процесса осталась незамеченной.

Другое дело, что пандемия COVID-19 стала не столько природно-эпидемиологическим явлением, сколько политическим — целые страны стали полем для экспериментов. Правительства пошли на такие шаги, на которые никогда бы не решились в обычное время, потому что всем было очевидно, что отсутствие решений в этой ситуации куда хуже, чем решения неидеальные. Взять, к примеру, стремительно нарастающий в последний год процесс диджитализации и усиления контроля со стороны государства за гражданами. Этот год показал, насколько легко государство может получать данные о каждом человеке, отслеживать его перемещения, причем делать это открыто и с его собственного одобрения. Страх за собственную жизнь заставил граждан демократических стран принести в жертву здоровью часть демократических ценностей. Трудно представить, что это так легко могло бы пройти в «мирное время», а сейчас многие почти готовы принять это как норму жизни. Где граница между контролем в интересах людей и появлением цифровых диктатур, способных постоянно следить за всеми своими гражданами?

Это один из самых спорных моментов, которые породила пандемия. Идет борьба автократии и демократии. И пока не очень понятно, какая система показала себя лучше.

— Понятно, что мы уже никуда не денемся от сбора данных и искусственного интеллекта. Нужно принять по умолчанию три вещи: первое — любые собранные данные должны использоваться только для того, чтобы защищать и помогать людям, а не для того, чтобы контролировать или манипулировать ими.

Второе — должен быть баланс контроля и прозрачности человека и государства. Одновременно с созданием системы контроля и мониторинга граждан должна создаваться система прозрачности принимаемых государственными институтами решений.

Третье — нельзя допускать, чтобы большой массив данных был сконцентрирован в одном месте. Неважно, что это — государство или корпорация, оба варианта одинаково плохи и опасны. Концентрация личных данных — прямой путь в тоталитаризм.

— Это не первое его испытание на прочность. В XX веке либерализм столкнулся лицом к лицу с тремя большими кризисами — Первой мировой войной, фашизмом и коммунизмом. Каждый раз это казалось концом, и каждый раз ему удавалось возродиться. Сейчас, я думаю, он все еще может отыграться, ведь у демократий и либеральных обществ есть большое преимущество перед другими системами — они легче других признают свои ошибки.

Важно понимать, что каждый такой этап сопровождался внутренними переменами в человеке. Сейчас нам придется снова поменяться. Это будет сложно, но, надеюсь, мы справимся.

— Вся история последних 150 лет — это попытка человечества осмыслить, какой способ управления индустриальным обществом будет самым эффективным. Долгое время самой работающей системой был капитализм. Но сейчас мы на пороге новой экономической эры. С появлением big data, быстрого анализа данных и технической возможности создания единой системы управления, централизованная экономика может стать более эффективной, чем экономика свободного рынка. Я допускаю возможность, что в будущем нас ждет экономика не соревнующихся индивидуальностей, а экономика соревнующихся централизованных систем.

Ну и конечно, пандемия показала ровно то, о чем давно говорили футурологи,— экономика нуждается не в таком большом количестве рабочих мест, и большую часть людей легко могут заменить компьютерные алгоритмы. Как следствие — грядет появление нового класса людей — «бесполезного класса»,— который окажется вне экономической, и соответственно политической системы. Ценность отдельного человека будет определять не набор знаний и навыков, а исключительно доступ к технологиям и искусственному интеллекту. И эта социальная дифференциация захватит не только классы, но и целые страны. В XIX веке мы уже наблюдали, как Британия и Япония первыми внедрили новые технологии и тут же принялись захватывать мир и эксплуатировать другие народы. Если мы не усвоим эти уроки, история повторится и в XXI веке: искусственный интеллект позволит передовым государствам — прежде всего, Китаю и США — совершить скачок в развитии, грозящий всем остальным странам банкротством или превращением в цифровые колонии.

— Очень серьезно. Это как война — мир вдруг осознал, что климатический кризис несет не меньшие угрозы. И по аналогии с войной будет расти давление на разработку новых технологий. Достаточно вспомнить, что все мировые войны ускоряли разработку прорывных технологий, некоторые из которых несли угрозу всему человечеству. Перед лицом войны правительства теряют осторожность и готовы сделать опасный скачок вперед: ядерная бомба — технологический продукт Второй мировой. То же самое будет в XXI веке с изменением климата. Человечеству понадобится глобальная кооперация — ни одна страна в одиночку не может справиться с рисками вроде ядерной войны или климатической катастрофы.

— Человечество очень скоро будет стоять у развилки, где с одной стороны — равное общество и технологии на службе людей и с другой стороны — цифровые диктатуры, «Большой брат» и поляризация между элитой и «бесполезным классом».

Цифровая диктатура заведет человечество в тупик — и речь сейчас даже не о сохранении демократических свобод, а о невозможности глобального сотрудничества. А это означает обострение проблем, связанных с изменением климата, потому что глобальные экологические задачи могут решаться только в рамках глобального сотрудничества между странами. Изменение климата повлечет за собой разные экономические последствия для разных стран — Россия или Канада могут в моменте даже выиграть, а Бангладеш исчезнет с лица земли. Биотехнологии превратят элиту в суперлюдей, в руках у которых будут сконцентрированы все технологические блага и ресурсы. В итоге мы получим неравный мир с пропастью между элитой и всеми остальными.

Если же мы сумеем использовать новые технологии не только на благо элиты и нескольких стран, но большинства людей, то мир приблизится к утопии. Искусственный интеллект и биотехнологии — все это может служить всем людям и всему обществу. Главный вопрос только в том, как мы — как люди и как политическая система — распределим преимущества новых технологий.

— Говоря о философском банкротстве, я имел в виду глобальный экзистенциальный кризис, в котором мы находимся как человек разумный, который не в состоянии осознать и объяснить происходящие перемены. Сейчас меняются основополагающие представления об общепринятых нормах. Нормально ли, что люди настолько сильно доверяют искусственному интеллекту, что с каждым днем передают все больше своих знаний и умений алгоритмам? Норма ли то, что сегодня миллиарды пользователей доверяют Facebook выстраивать их собственную картину мира, Google — подбирать актуальную информацию, Amazon — следующую покупку…

— Те же алгоритмы завтра будут решать за человека, куда ему идти работать, компаниям — кого нанимать на работу, банкам — кому выдавать кредит, а центробанкам — как рассчитывать оптимальную ставку. И где границы этой новой нормальности? Там, где компьютер решает за вас, с кем вам вступать в брак, или там, где он решает за вас, за кого голосовать?

— Мне не хватало социальности. Возможности читать лекции, встречаясь со своими студентами лицом к лицу.

— Самый главный урок пандемии — единого будущего для всех нет. Все зависит от того, где вы живете: возможно, для ваших детей будет жизненно важным навыком кодинг, а возможно — умение собирать автомат Калашникова.