Черный бизнес
Роман Абрамович молча слушал премьера, изредка переговариваясь со своим соседом – главой Сибирской угольной энергетической компании (СУЭК) Владимиром Рашевским. Владимир Путин ни разу не обратился к господину Абрамовичу лично, но дал понять, что восстанавливать шахту владельцам придется за свой счет.
Министр энергетики Сергей Шматко заявил, что Минэнерго подготовит программу восстановления «Распадской» совместно с собственником шахты и администрацией области. Ранее министерство говорило, что на восстановление может потребоваться 6 – 11 млрд руб. Но Владимир Путин уточнил сумму – 10 млрд руб. Для сравнения: восстановление шахты «Ульяновская», которую в 2007 году также выкупил «Евраз», оценивалось в 250 млн руб., не считая выплат погибшим (500 млн руб.), их взяло на себя государство. Как сказал глава правительства, 10 млрд руб. – «это большая нагрузка на акционеров, на собственников, они должны будут эти деньги из кармана вынуть. Если им потребуется помощь – мы плечо подставим».
На Западе государство ведет себя по-другому – не помогает, а штрафует компании. А контролем за безопасностью занимаются самостоятельные госструктуры вневедомственного подчинения. Они имеют право выписывать штрафы за любые нарушения правил безопасности. Например, BP после разлива нефти в Мексиканском заливе выплатит по $25 млн штатам Флорида, Алабама и Миссисипи, а первую выплату в $60 млн осуществит штату Луизиана в качестве компенсации за последствия аварии. Экологическая трагедия может стоить кресла главе компании Тони Хейворду. Общий ущерб в BP оценивают в $1,6 млрд. Расходы берет на себя частный бизнес.
Скрыть мотив
Взрывов на шахтах Кемерово в 2007 году и аварии на Саяно-Шушенской ГЭС оказалось недостаточно, чтобы усилить госконтроль над технически сложными объектами. Еще в октябре 2009-го депутаты Государственной думы говорили о необходимости переподчинения Ростехнадзора (от Минприроды непосредственно правительству). Это решение было принято лишь 17 мая, спустя неделю после трагедии на шахте «Распадская» (пока переподчинения не произошло). По словам премьера Владимира Путина, инспекторы Ростехнадзора должны получить право до решения суда отстранять должностных лиц от работы «за грубые нарушения правил безопасности», а также «приостанавливать работу самой шахты, если нормы загрязнения воздуха достигнут критических».
Ростехнадзор с момента своего создания в 2004 году находился в прямом подчинении правительства. Но в ходе административной реформы в мае 2008-го его полномочия были урезаны, а сама служба передана в ведение Минприроды. Не исключено, что это решение лоббировал кемеровский губернатор Аман Тулеев, выступавший против тогдашнего главы службы Константина Пуликовского. Последний обвинил местные власти в покрывательстве реальной ситуации с безопасностью на угольных шахтах. «Ответственность за аварию должны нести собственники, региональные и федеральные власти», – заявил Пуликовский. Губернатор Кемеровской области ответил, что во всех крупных авариях на шахтах России в последние годы есть прямая вина Ростехнадзора, поскольку «это ведомство не может даже создать нормальные условия труда для своих горнотехнических инспекторов».
Бенджамин Франклин, (1706–1790), американский государственный деятель
Авария на принадлежащей «Южкузбассуглю» шахте «Ульяновская» 19 марта 2007 года стала одной из крупнейших в истории Кузнецкого угольного бассейна. Тогда серия взрывов унесла жизни 110 человек. В мае того же года прогремел взрыв на «Юбилейной» (погибли 39 человек). В 2007 г. Ростехнадзор трижды направлял в суд материалы о нарушении техники безопасности на «Юбилейной». Но Новокузнецкий суд Кемеровской области отказал надзорному органу и не приостановил работу шахты. Аналогичная история была и с «Ульяновской», где нашли грубые нарушения техники безопасности, включая вмешательство в работу системы аэрогазового контроля. Эту систему английской фирмы «Южкузбассуголь» купил в мае 2005 года после аварии на шахте «Тайжина» (тогда погибли 47 человек). Экс-гендиректор компании Владимир Лаврик заявлял, что система «исключает саму возможность влияния человеческого фактора на аэрогазовую обстановку в шахте». Но устройство контроля было перенастроено так, что перестало реагировать на взрывоопасные концентрации метана. Собственное расследование проводила и комиссия администрации Кемеровской области. Аман Тулеев еще раньше господина Пуликовского заявил, что взрыв произошел из-за «умышленной блокировки» автоматической газовой защиты, но после жестких высказываний последнего отказался подписывать акт расследования, подготовленный Ростехнадзором. Чуть позднее администрация региона объявила, что Тулеев подал иск в суд о защите чести и достоинства, требовал с Константина Пуликовского извинений. Впрочем, о судьбе этого заявления ничего не известно до сих пор, а в пресс-службе губернатора на запрос «Ко» не ответили. По мнению экспертов, причиной конфликта Пуликовского с Тулеевым стал передел в регионе угольной собственности.
Из рук в руки
«Евраз» появился в Кузбассе в 1998 году, как рассказывают, якобы по личному приглашению Амана Тулеева. Тогда местные власти конфликтовали с МИКОМом и «Альфа-групп», и губернатору нужен был противовес. «Евраз» начал активно скупать задолженность Западно-Сибирского, Кузнецкого меткомбинатов и других активов региона, включая «Кузнецкуголь», возглавляемый Владимиром Лавриком. В 2000 г. на трех приватизационных аукционах «Евраз» купил более 75% акций «Кузнецкугля». Правда, выяснилось, что к моменту приватизации основные активы этой компании были выведены в новое ЗАО «Южкузбассуголь», которое возглавил тот же Лаврик.
Минимущество пыталось оспорить эти сделки, но Арбитражный суд отказал, мотивировав свое несогласие тем, что акции уже перепроданы добросовестному приобретателю, которым стал «Евраз». Но компания не могла вмешиваться в работу топ-управленцев. По словам бывшего финансового директора Юрия Кушнерова, «Евраз», владея 50% акций, не мог принимать участия в оперативном управлении и не имел права по уставу сменить менеджмент. Холдинг отвечал в основном за привлечение инвестиций. Владимир Лаврик погиб в сентябре 2006 года, разбившись на вертолете, акции достались его сыну Георгию. «Евраз» неоднократно пытался получить полный контроль над «Южкузбассуглем», предлагая выкупить бумаги, но безуспешно. После двух аварий на шахтах «Южкузбассугля» у менеджеров не оставалось шансов сохранить контроль над предприятием. Аман Тулеев заявил, что за трагедией должна последовать смена собственников, и пообещал, что будет добиваться от трех менеджеров «Южкузбассугля» – Георгия Лаврика, Александра Говора и Юрия Кушнерова – продажи их пакетов Evraz Group. Они продали 50% акций за $871 млн.
«Евразу» повезло. Аналитики «Атона» посчитали, что долю в «Южкузбассугле» «Евраз» выкупил с 42-процентным дисконтом к справедливой стоимости компании. В 2005 году «Евраз» выкупил у своих акционеров – Александра Абрамова и Александра Фролова – 50% «Южкузбассугля» за $675 млн. Примечательно, что в день взрыва на «Юбилейной» «Евраз» заявил о выплате рекордных для отрасли дивидендов в размере $614 млн. $255 млн из них досталось совладельцу холдинга Роману Абрамовичу.
Новый генеральный директор «Южкузбассугля» Геннадий Козовой, возглавлявший до того момента «Распадскую», сразу после сделки заявил о главном приоритете – повышении уровня безопасности на всех шахтах и обеспечении максимального контроля над производством. Тем же летом кемеровская администрация провела аудит наиболее опасных шахт. «Все сводится к тому, что надо больше воздуха подавать в шахты», – докладывал тогдашнему президенту Владимиру Путину Аман Тулеев.
Но, видимо, воздуха по каким-то причинам все равно не хватало. За 2009 г. и четыре месяца этого года специалисты Ростехнадзора зафиксировали на «Распадской» более 1400 нарушений, пять раз ведомство добивалось через суд временной приостановки горных работ. «Мы дважды в прошлом году выходили в суд с просьбой о дисквалификации директора шахты, – констатирует глава Ростехнадзора Николай Кутьин, – но суд не поддерживал ведомство и только накладывал штрафы. В первом случае – 1000, во втором – 2000 руб.». Гендиректор шахты был отстранен от занимаемой должности только после того, как в канун 9 мая в забое прогремело два взрыва. «Распадская» считалась лучшим предприятием в отрасли, и акционеры вкладывали в нее больше всех, говорят эксперты. По словам гендиректора шахты Геннадия Козового, за последние пять лет в обеспечение безопасности и покупку оборудования для «Распадской» было инвестировано более $1 млрд. Так есть ли в этом вина металлургического холдинга?
Тотальный износ
Если посмотреть на историю угольной промышленности России, то аварии на шахтах – не редкость. «Газ в шахтах присутствует всегда, где-то больше или меньше. Но «Распадская» – одна из тех шахт, где содержание метана очень высокое, – рассказывает аналитик «Атона» Диннур Галиханов. – Я был на этой шахте, общался с руководством и шахтерами. Шахта оснащена современным оборудованием, и было видно, что акционеры на это не скупятся. Иначе нельзя было бы добиться хороших показателей». По его словам, в угольной отрасли очень сложно предотвратить трагедию. Такое происходит везде – и в США, и в Китае. Впрочем, если говорить о статистике, то она не в пользу России. Авария на шахте компании Massey Energy в Западной Вирджинии 5 апреля этого года стала крупнейшей по количеству жертв в США за последние 40 лет – погибли 29 горняков. Последний раз сравнимая по людским потерям авария произошла в 1970-м в штате Кентукки, тогда жертвами ЧП стали 38 шахтеров. В 2006 – 2008 гг. наблюдался рост общего числа несчастных случаев – за эти три года в США погибли 108 горняков. При этом количество занятых в угольной промышленности в обеих странах сопоставимо (по данным за 2009 год, 133 400 в США и 164 800 человек в РФ). В России за последние 25 лет в среднем гибли 145 шахтеров в год. После 217 погибших в 2007 году 2008-й и 2009 годы были относительно «спокойными» – 47 и 40 человек. Но сейчас новый всплеск аварийности, хотя за прошедшие 10 лет затраты на охрану труда выросли в 9 раз. «Ситуация с безопасностью улучшается, но в целом едва достигает удовлетворительной оценки. Многие шахты старые. Не у всех предприятий было желание инвестировать достаточное количество средств», – отмечает Диннур Галиханов. «Ситуация в угольной отрасли с точки зрения безопасности очень тяжелая, – рассказал «Ко» первый заместитель председателя Российского независимого профсоюза работников угольной промышленности «Росуглепроф» Рубен Бадалов. – Износ основных фондов достигает по некоторым предприятиям 80%. При этом инвестиции владельцев направлены в основном в добычное оборудование, но не в мероприятия, связанные с улучшением условий труда. Главное для них – добыть тонну». По его мнению, усиление аварийности может быть связано с увеличением объема добычи угля без соответствующего технологического обоснования. То есть для роста прибыли собственники повышают скорость продвижения забоя, но технологии при этом соблюдаются не всегда. При этом контроль за шахтами ведется не постоянный. «Ни одно угольное предприятие не предусматривает, что шахтер должен рисковать и работать в режиме взрыва. Но выходит по-другому, – сетует Рубен Бадалов. – План ликвидации аварии защитили, по расчетам, при работе на предельных значениях всего достаточно, а фактически из-за более сильной загрузки техники, нарушений или, например, сужения выработки получается аварийный режим». Кроме того, на нарушения условий работы шахтеров толкают контрактные условия труда, когда они получают наибольшую часть заработной платы, исходя из конечной выработки.
Госпакет «Гуковугля» (40,85%), выставленный на продажу Министерством имущества РФ в 2002 году, был приобретен «Русским углем» по 471 руб 85 коп. за акцию. Основная скупка акций у шахтеров «Гуковугля» завершилась к ноябрю 2002 года, ее осуществляла компания «Донбасс Инвест Уголь» по цене примерно 6 руб. за бумагу. Ей удалось собрать 26,5% акций (384 950 штук). По данным внеочередного собрания акционеров «Гуковугля» от 19.11.2002 г., на руках у работников оставалось 12,6% акций (183 027 штук), которые начали активно скупать в августе 2005 года по цене 200 – 250 руб. за одну обыкновенную и 100 – 150 руб. за привилегированную
Угольная шахта дает не только финансовые потоки ее владельцу, но и налоги, и рабочие места. «Сегодняшнее положение вещей, когда добыча идет от ЧП к ЧП с минимальными вложениями между ними, устраивает всех, и государство в том числе, – констатирует управляющий партнер «2К Аудит – Деловые консультации» Иван Андриевский. – Потому что государство смотрит на угольную отрасль тоже как на бизнес – люди заняты, есть прибыль, платятся налоги. Если потребовать исполнения всех норм законодательства, не только угольный бизнес можно закрыть, но и любой другой». По его словам, это касается не только предприятий по добыче полезных ископаемых, но и металлургических заводов, химических производств. «В химической отрасли можно последовательно закрыть около 50 заводов. Но этого не произойдет, потому что они нужны стране, – говорит эксперт. – Поэтому существует некая условная договоренность – вы делаете по максимуму, что можете, от того, что требуется, а мы вам позволяем существовать». На «Распадской» контролировали процесс, но инвестировать столько, чтобы разработка и безопасность производства полностью соответствовали требованиям Ростехнадзора, практически невозможно – шахта работала бы в убыток.
«Евраз» по отношению к «Распадской» является лишь портфельным инвестором и не осуществляет оперативного управления данной угольной компанией, которой и принадлежит сама шахта Распадская. «Евраз» имеет лишь два места из семи в совете директоров «Распадской угольной компании», – разъясняет вице-президент Evraz Group Алексей Агуреев. – Соответственно его участие в управлении сводится к принятию и утверждению годовых бюджетов и крупных инвестиционных проектов». Но правильно ли, имея 40-процентный пакет акций «Распадской», не влиять на ее работу? Или главное – дивиденды, которые за 2006 – 2008 гг. для «Евраза» составили около $105 млн? Похоже, что для многих компаний, получивших угольные активы с дисконтом, характерна именно такая тактика.
Поспешный выход
Приватизация угольной отрасли происходила в два этапа. Первый начался 1992 году после президентского указа, согласно которому 25% акций компаний раздавалось трудовым коллективам безвозмездно, еще 15% эти коллективы могли выкупить на льготных условиях, 20% бумаг отдавалось местным администрациям, а 40% оставалось у государства. По такой схеме приватизировали 12 угледобывающих предприятий, на которые в сумме приходилось около 10% добычи угля в стране.
Первый опыт оказался неудачным. Реальную власть в угольных компаниях получили топ-менеджеры и криминальные структуры, скупившие акции у шахтеров за бесценок. При этом большинство компаний, включая самые крупные («Красноярскуголь», «Кузбассразрезуголь», «Междуречье»), оставалось за государством. Повальная скупка угольных активов пришлась на постдефолтные годы. С 1998-го по 2002 год в частные руки попали компании, добывающие около 75% угля от общего объема добычи в стране. В отрасль пришли большие холдинги: СУЭК, «Северсталь», «Евраз», УГМК и другие.
В первые годы они набирали активы, чтобы утолить потребность своих металлургических производств. Но позднее оказалось, что не все шахты одинаково интересны. Например, Вадим Варшавский, основывая в 2002 году «Русский уголь», говорил, что хочет создать компанию, равную по масштабам бизнеса СУЭК. Активы, которые впоследствии достались Вадиму Варшавскому, оказались не самыми эффективными. В 2007 г. Варшавский вышел из угольного бизнеса, продав свой пакет структурам «Русснефти» Михаила Гуцериева.
Или владелец НЛМК Владимир Лисин. В 2006 г. за $750 млн он купил 82% акций необходимого ему ОАО «Алтай-кокс» и «в нагрузку» 100% акций «Прокопьевскугля», стоимость которого оценивалась в $62 млн. Но спустя ровно год ему пришлось в прямом смысле отдать угольные активы администрации Кемеровской области. Причины – высокий уровень себестоимости производства и невозможность ее снижения без сокращения шахтеров. А этого ему уже не мог позволить губернатор Аман Тулеев. Только с апреля по декабрь 2006 года чистый убыток «Прокопьевскугля» составил около $50 млн. Сейчас компания развивает месторождение коксующегося угля Жерновское-1 и собирается участвовать в конкурсе на разработку центрального участка Улуг-Хемского угольного месторождения, что связано с дефицитом угля марки «Ж» в России, объяснили «Ко» в НЛМК.
«Северсталь-ресурс» также «не угадал» с Кемеровской областью. В апреле 2008 года компания продала ArcelorMittal три предприятия по той же причине – убыточность и удаленность от металлургического производства. Сумма сделки тогда составила $718 млн. Но окупить свое приобретение иностранцам не удалось. В начале прошлого года они решили законсервировать пару шахт, но Аман Тулеев не позволил им пойти на это. По подсчетам профсоюзов, 3200 горняков потеряли бы рабочие места. Губернатор предложил безвозмездно передать шахты области, если компания не сможет стабилизировать их работу. В противном случае он пригрозил отозвать лицензию ArcelorMittal на освоение крупного угольного месторождения Жерновское, ради которого иностранцы и пришли в регион.
Почем уголек?
Интерес к угольным активам компании начали проявлять из-за того, что цена на сырье планомерно увеличивалась, поднявшись в 2007 году почти до $300 за тонну коксующегося угля. Доходы от добычи, учитывая низкие затраты на производство и оплату труда, всегда были большие. «Они просто эксплуатировали запасы прочности шахт, которые были оставлены Советским Союзом, – говорит Иван Андриевский, – а не вкладывались, потому что не считали этот бизнес надолго закрепленным за собой. Шахты – это нестабильный бизнес, его в любой момент могут передать другому собственнику, как в случае с «Южкузбассуглем».
«Например, себестоимость добычи коксующегося угля не превышает $40 за тонну, – разъясняет Диннур Галиханов, – а «Распадская» заявляла, что их контракты на I и II кварталы 2010 года заключены по цене $100 и 110 за тонну соответственно». По данным «Росуглепрофа», выручка от продаж всех предприятий отрасли в 2009 году в 1,5 раза превысила себестоимость, а в 2008-м – почти в 1,9 раза. А в феврале 2010-го цена производителя коксующегося угля была почти в три раза ниже, чем цена покупки потребителем. «Многие компании отрасли занижают действительную рентабельность, продавая уголь аффилированным фирмам по заниженным ценам», – утверждает Рубен Бадалов.
После взрыва на «Распадской» в угольных компаниях прошла новая серия проверок, приостановок работы и ужесточений требований к безопасности труда. Крупнейшие производители заявляют, что у них серьезных проблем нет и все решается в рабочем порядке. Например, УК «Кузбассразрезуголь» четвертый год подряд отказывается от выплаты дивидендов, направляя их в развитие. Так, в прошлом году компания в полном объеме выполнила программу промышленной безопасности и противоаварийной устойчивости на угледобывающих предприятиях Кузбасса, на что было направлено 120 млн руб. Всего в 2009 г. «Кузбассразрезуголь» инвестировал в развитие производства более 4 млрд руб. В «Северсталь-ресурсе» в этом году общий объем инвестиций составит 1,8 млрд руб. Правда, как заявили в компании, «основная цель капитальных вложений – увеличение объемов производства и внедрение проектов по повышению операционной эффективности».
Сумму затрат на охрану труда и промышленную безопасность «Северсталь-ресурс» не озвучил.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
