Чтобы помнили
Накануне дня Советской армии-победительницы в выставочном зале Клуба коллекционеров, что на «Арт-стрелке», где-то в ногах у мореплавателя Петра и с блаженным видом на ХХС, закроется выставка Бориса Михайлова «Разное». Самый популярный на Западе фотограф, из уродившихся в б. СССР, носит славное галерейное имя, почти псевдоним, вполне бы сгодившийся и Петру на голландских верфях, и в современном немецком романе о русском художнике, нашедшем в Берлине комфорт и признание. «Разное» – это, по большей части, то, что на Amazon’е можно купить как альбом Look at Me I Look at Water. Это почти то же самое, что можно было видеть два года назад на «Арт-Москве» – прославившие Михайлова харьковские бомжи, беспризорники, пенсионеры, мирные алкаши и прочая пьянь да рвань. В той памятной серии CaseHistory, ставшей уже мировой классикой, бомжихи задирали, позируя перед фотографом, подолы своей рванины, бомжи ласкали промежности бомжих, беспризорники озорничали, а город Харьков гнил и распадался, как вырванный зуб империи.
Я понимаю, что этих нескольких зазывно звучащих строчек хватило уже, чтобы читатель оставил творчество Бориса Михайлова своим дальнейшим вниманием – пусть и дальше ему рукоплещут модный Лондон, мерный Цюрих и падкий на все русское Берлин, а нам, друзья, ни в Харьков не надо ехать, ни в галерею «Тейт» идти, чтобы подивиться художественности бомжа. Выдь на «Пушкинской», через тот выход из метро, что упирается в зад «Елок-палок» – они там греются у эскалатора и ждут объедков из местного гриль-бара. А в следующем за «Кодаком» переулке, в Дегтярном, у них свой магазин для счастья, и если надо будет угостить художественным впечатлением заезжего галериста, то обращайтесь ко мне – я покажу ему эту утреннюю похмельную очередь, обсуждающую вчерашний синяк да веселый сходняк.
Надеюсь, я понимаю, насколько может, конечно, понимать гения его упрощенный толкователь, что бомж для Михайлова – это не задроченный Росинант, на котором он триумфально въехал в Лондон и Берлин, а средство укора современному обществу. Сам Михайлов сравнивает своих натурщиков с героями на войне – и те и другие гибнут в первую очередь, и нужно успеть их запечатлеть, пока живы, пока мирная страна морщит нос, посыпая бомжей дустом невнимания. Фотографии Михайлова пародийны – его модели (а он им платит – то 30 копеек, то бутылку, то сигаретки) часто копируют классические рекламные позы: гламурной неги, богемного озорства.
Следует еще сказать, что Борис Михайлов – не молодой и хваткий фраер, а почтенный старик, ребенком заставший войну и эвакуацию, где, по его рассказам, местные дети встречали его вопросом: «Ты еврей или москвич? А ну, скажи «кукуруза». Что с моделями ему бывает трудно («Один раз они на меня бросили блоху, потом я чесался два месяца».). Что на термин «чернуха» он обижается и говорит, что не он бросал несчастных на погибель. Что на каждое «скажи изюм» следует напомнить про «скажи кукуруза». И все это высокохудожественное обвинение нам, вам, им – власть имущим, дурно тянет на ответное и столь же крепколобое моралитэ.
Тыкать общество, как вечного щенка, носом в лужу – это, конечно, одна из постоянных и нужных задач для искусства. И только, наверное, мои искривленные мозги при виде михайловских работ начинают вырабатывать такие чудовищные вопросы. Не про линию света, ясность композиции или качество кадра, а про 30 заплаченных копеек, про кусок хлеба, про то, что, подавая нищему в метро, стараешься не касаться его руки и думаешь не про него, несчастного, а о себе, счастливом, совершающем такой нужный, такой правильный поступок. Мы бросаем мелочь не человеку, а олицетворению несчастной судьбы. На фотографиях человеколюбивого художника Михайлова людей тоже нет – а только такие же псевдонимы немого укора: ни роду, ни племени, ни биографии, ни крестика на могилке.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
