Top.Mail.Ru
мнения

Дело о «Священном Таргете»: парадоксы современной институциональной экономики

Фото: Belkin Alexey / news.ru / Global Look Press Фото: Belkin Alexey / news.ru / Global Look Press

В России есть общественные институты и установления, тормозящие развитие экономики и социальной сферы. Но искать их стоит вовсе не там, где обычно их находят сторонники либеральной экономики, утверждает основатель telegram-канала Angry Bonds Дмитрий Адамидов.

Когда любой автор-экономист, аттестованный как современный институционалист, говорит что-то об «эффективных общественных институтах» и их отсутствии у нас, я всегда с нетерпением жду, когда он перейдет от абстрактных рассуждений к «правде родных осин» и прокомментирует что-то действительно значимое, а не будет стыдливо намекать на «вековое рабство» на примере «АвтоВАЗа» (не спрашивайте, какая тут связь, я сам не знаю, но постоянно вижу эти два понятия в связке у большинства либеральных авторов). Поэтому придется самому.

В современной России действительно есть общественные институты и установления, тормозящие экономическое развитие и отравляющие социальную сферу. Но это не «АвтоВАЗ», не ЖКХ и не стройкомплекс, хотя они периодически и могут попортить жизнь. Это вполне с виду респектабельные и на первый взгляд даже полезные институции. Я насчитал минимум четыре проблемных точки.

Первая — это законодательство о банкротстве. Оно по большей части списано с США, но в нем нет самого главного — Chapter 11, положений, которые позволяют попавшему в затруднительное финансовое положение предприятию быстро реструктурировать долги и продолжать деятельность. У нас банкротство теоретически возможно и в варианте реорганизации, но юридически все обставлено так, что 95% банкротных дел заканчивается ликвидацией с предварительным растаскиванием активов наиболее шустрыми кредиторами. Как следствие, выход на публичный рынок капитала сопряжен с высокими рисками, и потому многие компании даже не стремятся туда; деньги кредиторов, ссудивших предприятию-банкроту, как правило, без вариантов пропадают (см. историю ООО «Завод КЭС»).

Вторая — это антимонопольное регулирование. Мы здесь также на словах равняемся на США, но на практике ФАС серьезно ограничен в своих полномочиях по ограничению злоупотреблений монополий и закрывает глаза на многие крупные нарушения. Это проистекает вследствие исторически сложившегося переплетения корпораций и госаппарата (едва ли не по Ленину — государственно-монополистический капитализм). Соответственно, это консервирует неэффективность и общественного сектора, и корпораций.

Третья — это «Базель» для банков. Базельские соглашения представляют собой международные стандарты банковского регулирования и надзора, разработка которых была начата в 1988 году, вероятнее всего — по итогам кризиса 1987 года. В настоящее время действует стандарт «Базель III». Коллективный автор Википедии пишет по этому поводу: «Базельские соглашения внесли значительные изменения в банковское регулирование по всему миру. Банки стали более устойчивыми к экономическим колебаниям, повысились стандарты управления рисками и требования к раскрытию информации. Однако высокие требования к капиталу вызвали критику, так как они могут ограничить способность банков к кредитованию и росту».

Говоря прямо: соблюдение «Базеля» фактически убивает кредитование, превращая банк в ломбард. Неслучайно банки США «Базель» не соблюдают вовсе, банки КНР соблюдают его выборочно — и даже у нас ЦБ сделал для «Сбера» и ВТБ некоторые послабления по части начисления резервов. Нетрудно понять, что если в стране А банки соблюдают «Базель», а в стране Б — нет, то при прочих равных условиях кредитование в стране Б будет более активным, а значит и экономическое развитие тоже. Таким образом «Базель» в рамках мировой финансовой системы консервирует подчиненное положение стран, его соблюдающих.

И наконец, это инфляционный таргет, ставший в последние 3 года едва ли не ключевой политической темой. Рекомендуемая МВФ политика таргетирования инфляции предполагает, что главной целью макроэкономической политики является поддержание ценовой стабильности. Если же в экономике возникает ситуация, когда ценовая стабильность противоречит экономическому росту… Тем хуже для экономического роста. Не случайно таргетирование инфляции с наступлением глобализма отдано на откуп независимому от правительства ЦБ, чтобы у правительства не было соблазна нарушать дисциплину.

С научной точки зрения таргетирование инфляции — особенно невзирая на значимые внешние по отношению к финансовой системе обстоятельства (такие как санкции, ковид, структурная перестройка экономики), — разумного обоснования не имеет. А ошибки в диагностике ситуации и установление неверного значения таргета приводят, в конечном счете, к разбалансировке экономики, дестимуляции долгосрочных инвестиций и сокращению потенциала развития.

Происходит это очень просто:

  1. ЦБ устанавливает нереалистичный таргет по инфляции — например, снижение до 4% в 2026 году, в достижение которого никто особо не верит.

  2. Банки и институты развития волей-неволей используют этот прогноз при оценке бизнес-планов заемщиков. Снижение инфляции занижает выручку и ухудшает показатели эффективности проекта.

  3. Соответственно, повышается вероятность того, что проект будет отвергнут и деньги пойдут… правильно, в надежные активы (каковыми до 24 февраля 2022 года безусловно признавались ценные бумаги Казначейства США).

  4. Через год или два выясняется, что инфляция никуда не снизилась, ЦБ пересмотрел прогноз, сдвинув достижение таргета вправо, но поезд уже немножко ушел — какие-то важные проекты не профинансировали. Вкупе с «Базелем» это эффективно сдерживает даже реализацию госпрограмм, которые не подпадают под льготное финансирование.

Таким образом, и «Базель», и инфляционный таргет — это инструменты перекачивания капиталов из экономики во внешний контур и ограничение внутреннего экономического роста.

С 2012 года оба активно внедряются в РФ и успехи довольно высоки — экономический рост в период 2012–2021 гг. у нас чаще всего не превышал 2%, а средний темп за 10 лет составил 1,1%. Поэтому рост ВВП с 2023 года в 4%, конечно, поверг ЦБ в шок, и с перепугу там начали говорить про «перегрев экономики» и «рост выше потенциала». 

По классике перегрев экономики — это двузначный (в процентах) рост ВВП несколько лет подряд, но ЦБ решил пренебречь «устаревшими нормами» и почти убедил большую часть морально нестойкой публики в том, что перегрев у нас действительно был. Вкупе с жесткой ДКП это привело к тому, что экономика во второй половине 2025 года оказалась перед угрозой рецессии. По прогнозу Банка России, в 3-м квартале 2025 года рост ВВП РФ ожидается на уровне 1,6% в годовом выражении. При этом отмечается, что в 4-м квартале темп роста ВВП будет в диапазоне 0,0–1,0%.

Но беспокойство осталось. Во-первых, неизвестно, как пойдет дело дальше, а во-вторых, подняли голову противники таргетирования, которые начали в числе прочего предлагать установить таргет не в 4%, а, например, в 8–10% (это, в частности, предлагала «Деловая Россия» в ноябре прошлого года), благо что ЦБ не мог внятно объяснить, почему у него таргет составляет именно 4%, а не 5% или любое другое число.

ЦБ в свою очередь ничего не забыл и расценил предложение скорректировать таргет как покушение на Символ Веры, которое прощать никак нельзя. Поэтому, пусть и выждав приличное время, Заботкин заявил: «После того как инфляция стабилизируется на 4%, нужно будет предметно рассмотреть целесообразность перехода к более низкому уровню цели».

В переводе на обычный язык: не нравилось вам 4% — сделаем 2%, чтобы неповадно было.

Безотносительно того, насколько сие действие будет полезным или вредным для экономики страны, нельзя не отметить, что перед нами прекрасный пример борьбы институтов (в данном случае властных). И, по совести говоря, современная институциональная теория должна была бы обратить на данный сюжет самое пристальное внимание. Но, увы, в академической среде нынче предпочитают сосредотачиваться на изучении второстепенных и политически безопасных феноменов.


Мнение автора может не совпадать с позицией редакции