архив
В самом конце апреля президент Сбербанка России Андрей Казьмин заявил, что по итогам 2000 года доходы его банка от кредитного портфеля впервые в новейшей истории превысили доходы от прочих банковских операций. То есть на промышленных кредитах в прошлом году банковский гигант заработал больше, чем на спекуляциях валютой, гособлигациями и игре на МБК вместе взятыми. Вообще же объем кредитного портфеля Сбербанка реальному сектору за 2000 год возрос в 1,7 раза и на начало 2001 года составлял 280 млрд руб. Причем около 50 млрд руб. из этой суммы составили так называемые необоротные краткосрочные кредиты. Скажем прямо, такое происходит впервые не только в новейшей истории самого Сбербанка, но и впервые за всю новейшую экономическую историю России. Означает ли это начало кредитного бума в стране?
С одной стороны, Сбербанк – не просто крупнейший, а довлеющий банк в отечественной банковской системе. Поэтому все, что происходит в его стенах – и хорошее и плохое – чрезвычайно важно для всей банковской системы. С другой – большая часть роста кредитного портфеля «Сбера» в минувшем году пришлась на увеличение кредитования оборотных средств новых клиентов банка, которые перетекли к нему после кризиса 1998 года. Такие кредиты никак нельзя отнести к инвестиционным (то есть способствующим росту производственного капитала заемщиков) – это просто разновидность торговых кредитов.
Впрочем, о росте кредитной активности говорят и за пределами Сбербанка. Технологии оценки рисков кредитования неизбежно становятся предметом дискуссии там, где собирается больше двух банкиров. Хотя справедливости ради стоит заметить, что статистическое увеличение кредитной активности банков выглядит менее впечатляющим, если представить эти объемы не в рублевом, а в реальном (долларовом) выражении. Тогда получится, что кредитная активность российских банков после кризиса не только не возросла, но даже несколько сократилась. Но здесь, как говорится, есть существенные отличия.
Дело в том, что сравнения с докризисной эпохой больших денег и бешеных процентов (в смысле доходности) были бы не вполне корректны. Тогда у российских банкиров были альтернативы: вложения в рынок ГКО приносили гораздо больше прибыли с гораздо меньшими рисками, чем кредиты реальному сектору. Помните многочисленные заявления околоправительственных экономистов о том, что «пирамида ГКО оттягивает на себя инвестиционный потенциал банков» и т.п? Сейчас ситуация иная. Банкиры столкнулись с фактом, что им больше некуда разместить банковский капитал с прибылью. Валютные спекуляции сдерживаются огромными резервами Цетробанка, рынок гособлигаций (даже несмотря на приемлемую доходность) слишком мал, а сроки обращения бумаг слишком велики, чтобы вкладывать в них свободные инвестиционные ресурсы. Банковские активы бездарно пропадают на низкодоходных депозитах в ЦБ, или на межбанке, где доходность редко поднимается выше 1 – 3% годовых. Тут поневоле заинтересуешься кредитами промышленности. И банкиры заинтересовались.
Так, объем кредитов российских банков к предприятиям за два послекризисных года увеличился почти в 2,5 раза, с 380 до 940 млрд руб. Причем большая часть кредитов выдана заемщикам, кредитоспособность которых резко выросла после девальвации. Более того, значительная часть «новых» кредитов была выдана на срок более года: сказались оптимистические прогнозы развития экономики России, которые так щедро расточали отечественные аналитики в прошлом году. Значительный рост количества «новых» заемщиков объясняется просто: крупные клиенты уже давно поделены между банками. В отсутствие свободного «крупняка» банки принялись «пылесосить мелочь» (так пренебрежительно отозвался в разговоре с корреспондентом «Ко» один представитель крупного российского банка о действиях своих коллег).
Но действительность такова, что банкам не остается ничего другого, как обратиться к кредитованию «братьев меньших» – как правило, средних размеров компаний, ориентированных в первую очередь на отечественного потребителя – предприятия пищевой, легкой промышленности, а также строительство (в основном в Москве и Санкт-Петербурге). А чтобы «продавать» свои кредиты подороже, отечественные банкиры все чаще представляют такой вид услуг, как «консультационное кредитование» (relationship banking). И хотя в мировой банковской практике такие кредиты выдаются уже давно, для России банковский консалтинг – явление относительно новое и пока не вполне изученное. Суть его состоит в том, что банки не просто выдают кредиты под какие-либо инвестиционные проекты, а осуществляют при этом полную разработку проекта совместно с предприятием-заемщиком – от нюансов покупки производственного оборудования до разработки маркетинговой стратегии и сети дистрибуции того, что на этом оборудовании будет произведено. При этом, правда, становится непонятным, за что же именно платит клиент – за пользование заемными средствами или за консультационное сопровождение проекта. А это, в свою очередь, позволяет банкам назначать более высокие ставки по кредитам и делать доходность кредитных портфелей сопоставимой с доходами от спекулятивных операций.
Более того, наняв хороших консультантов в какой-то определенной отрасли, банки могут фактически «привязать» к себе предприятия этой отрасли: ведь если банковские консультанты имеют возможность консультировать несколько предприятий одновременно, они лучше понимают специфику производства. Нередко оказывается, что клиент приходит в банк с одним инвестиционным проектом, а уходит с другим, но уже подкрепленным кредитом. Справедливости ради отметим, что занимаются подобной отраслевой специализацией и кредитованием, как правило, банки средней величины, у которых недостаточно инвестиционных ресурсов, чтобы войти в список крупнейших универсальных банков, но слишком много денег, чтобы не беспокоиться об их эффективном размещении. Типичные примеры таких банков – московские и питерские банки из конца первой или второй сотни top-200 российских банков по версии «Ко». Например, известно, что банк «Абсолют» специализируется на предприятиях обувной промышленности; Петро-Аэробанк – на предприятиях мукомольной и хлебобулочной отрасли; специализация Саровбизнесбанка – предприятия химической промышленности и т.п.
Впрочем, у банков, выбравших такую стратегию кредитования, резко повышаются системные риски. Ведь даже, если они способны диверсифицировать свой кредитный портфель в пределах одной или нескольких смежных отраслей, не факт, что эти отрасли устоят в периоды неблагоприятной экономической конъюнктуры. Для России «неблагоприятная экономическая конъюнктура» означает, что цены на нефть упали ниже $20 за баррель. Тогда в стране сокращаются потребительские расходы, а предприятия, производящие товары для населения начинают испытывать финансовые проблемы. Вслед за ними неплатежеспособными становятся и их банки-кредиторы, что, в свою очередь, может спровоцировать очередной банковский кризис. Так что предостережение первого зампреда Центробанка Татьяны Парамоновой от излишнего увлечения кредитованием «реального сектора» уже не кажется провокацией против инвестиционного бума. Г-жа Парамонова знает что говорит: банк, в котором она когда-то работала, погорел именно на таких «программах кредитования реального сектора».
14.05.200100:00
архив
Бизнесмены «в законе»
Самые гибкие предприниматели умудряются получать гешефты в любых форс-мажорных ситуациях. После поражения нацистского рейха во второй мировой войне большая часть германской промышленности была уничтожена бомбардировками, а то, что уцелело, отошло в виде репараций победителям-союзникам. Тем не менее крупный олигарх Фридрих Флик не только сумел сохранить свое состояние, но и приумножил его.
архив
Хроническая капитальная недостаточность
Ничто не нарушало относительно спокойных условий работы российской банковской системы в первом квартале: некоторые банки теряли собственный капитал и клиентов, другие, наоборот, активно наращивали масштабы бизнеса.