Народ против большого бизнеса
Монополистические тресты – это отвратительные чудовища, созданные усилиями самых просвещенных граждан. При этом они многим способствовали прогрессу нашей родины. С одной стороны, я бы охотно затоптал их в землю, а с другой – с этим делом нельзя торопиться.
Президент США Теодор Рузвельт, 1902 г.
Американская экономика, ослабленная бесконечными биржевыми интригами, начала приходить в себя лишь с появлением в конце 1880-х общенациональных отраслевых монополий – трестов. Им удалось привлечь деньги биржевиков в производственную сферу, они внедрили в промышленность новейшие изобретения и технологии и укротили «дикие» потребительские рынки, выстроив управляемые сбытовые сети. Процесс объединения промышленности трудно было назвать гуманным: политика монополий ущемляла интересы населения и провоцировала мощную общественную реакцию.
Как это ни парадоксально звучит, но общественные антитрестовские движения в Америке возникли гораздо раньше самих трестов. Вскоре после завершения Гражданской войны 1861 – 1865 годов «столпы общества» – американские фермеры почувствовали резкое снижение своего достатка. Расценки на сельхозпродукцию падали, а железнодорожные тарифы, кредитные ставки и промышленные товары перманентно дорожали.
Причин тому было несколько: во-первых, перепроизводство; во-вторых, торговая конкуренция между штатами, возникшая вследствие расширения железнодорожных сетей; наконец, биржевые колонки в местной прессе, которые сделали котировки центральных товарно-сырьевых бирж национальным ценовым стандартом. Управляющему маленькой консервной фабрики в какой-нибудь алабамской глубинке трудно было объяснить поставщикам, почему в урожайный год они получат за выращенные бобы меньше денег, чем в прошлые, неурожайные годы. Но, поскольку теперь консервная фабрика могла закупить сырье в соседнем штате, фермеры все же продавали бобы по биржевой цене, произнося при этом немало «теплых» слов в адрес хозяина фабрики, товарно-сырьевой биржи и железной дороги, которую они когда-то сами строили и по которой в их штат можно привезти дешевые бобы.
В итоге фермеры постепенно стали утверждаться во мнении, будто против них существует некий тайный заговор политиков, промышленников, транспортников и биржевиков, которые хотят разорить и обратить в рабство непосредственных производителей. В действительности же первый подобный альянс возник лишь спустя 20 лет. А в конце 1860-х вся деловая Америка была настолько увлечена биржевыми играми, что плести заговоры против фермеров было просто некому. Тем не менее факт оставался фактом – земледельцы работали все больше, а доходы их уменьшались. Недовольство беднеющих фермеров нередко выливалось в партизанщину: горели склады, разбирались рельсы, шли под откос товарные поезда. Иногда доходило даже до убийств и массовых вооруженных восстаний.
В начале 1870-х стихийные группировки бунтующих фермеров объединились в общественное движение Grange («Ферма»), которое ставило своей целью борьбу с «преступным антинародным заговором промышленников и плутократии Уолл-стрит». Очень скоро грейнджеры получили большинство в законодательных собраниях четырех штатов, а в 1891 году объединились с другими популистскими движениями в народную (популистскую) партию, количество сторонников которой исчислялось миллионами. Партия стала серьезной силой: без ее участия не проходили ни федеральные, ни президентские выборы.
Нужно ли говорить, что темную фермерскую лошадку к тому времени уже прочно оседлали профессиональные политики? А после слияния в 1896 году народной партии с демократами лозунги популистов о народном контроле над финансово-промышленной плутократией стали гвоздем большинства политических программ. Одному демократу, заявившему в газетном интервью: «Америка еще не настолько богатая страна, чтобы позволить себе бороться с собственной промышленностью», – коллеги-конгрессмены объявили бойкот.
Изобретение «большой дубинки»
Практическим результатом деятельности популистов-грейнджеров стало создание в США специального законодательства и аппарата по государственному контролю над крупным бизнесом. Причем произошло это за несколько лет до возникновения монополий национального масштаба. В 26 штатах были созданы органы госнадзора за деятельностью банков, в 21 штате контролировались страховые общества, а железнодорожные компании были обязаны согласовывать тарифы с местной администрацией по всей территории страны.
Силами популистов была создана комиссия по торговле между штатами, которая была призвана надзирать за главными участниками «антинародного заговора» – железнодорожными компаниями. Комиссия по торговле, как и большинство других детищ народной партии, довольно быстро превратилась в отраслевой бизнес-клуб. Ее полномочия были настолько размыты, а члены комиссии имели столь смутное представление относительно своих обязанностей, что «поднадзорные» железнодорожные магнаты немедленно их коррумпировали и начали использовать в конкурентной борьбе, пугая друг друга грозными постановлениями. В 1895 году железнодорожники наконец заключили соглашение о совместном влиянии на комиссию и использовали ее, чтобы лоббировать в конгрессе унификацию и повышение общегосударственных тарифов на перевозки.
Самый известный плод творчества популистов – действующий по сей день антитрестовский закон Шермана. В 1890 году, когда он был принят, суды штатов оказались завалены сотнями дел против сливающихся компаний и корпораций. Закон был сформулирован довольно невнятно, и суды обязали создать как можно больше прецедентов, проясняющих его положения. А поскольку суды разных штатов находились под влиянием различных сил, то решения по спорным положениям они выносили прямо противоположные, что вконец запутало ситуацию. Некоторые прецеденты просто поражали. К примеру, в 1895 году верховный суд США признал законной покупку компанией Knight активов компаний-конкурентов, которая привела к монополизации 78% рынка, так как монополия Knight являлась «необходимой в экономическом развитии Соединенных Штатов». Этот прецедент, по сути дела, разделил тресты на «чистых» и «нечистых» и превратил шермановский закон в дубинку, которой можно бить конкурентов. Уже в то время шли споры о том, кого в действительности защищает закон Шермана – потребителей от монополистов или монополистов от общественного мнения. И словно бы в подтверждение этих сомнений, вскоре после утверждения закона Шермана по стране прокатилась волна масштабных слияний и поглощений. Крупнейшие американские компании Standard Oil, U.S. Steel и другие завершали монополизацию отраслей и превращались в тресты.
Дело – табак
Один из таких трестов – American Tobacco, контролировавший в 1890 году 90% американского рынка табака и табачных изделий, начинался в 1850-х как крохотная виргинская компания U. Duke & Sons. Ее основатель Уильям Дьюк вывел на арендованном куске земли новый сорт табака. Назвав его pro bono publica, Дьюк стал торговать табаком вразнос. На вырученные деньги он вместе с сыновьями построил небольшую фабрику в Дарэме – центре табачного производства американского Юга. Скромные трудяги Дьюки и не рассчитывали на грандиозный успех предприятия, думая лишь о том, чтобы прокормить себя и трех-четырех наемных рабочих. Перспективы у них действительно были не самые блестящие: только в Виргинии и Северной Каролине было зарегистрировано более 400 табачных фабрик. Многие из них были построены еще до войны за независимость, когда табак из американских колоний экспортировался британскими торговцами. Теперь отрасль переживала стагнацию: европейцы увлеклись экзотическими турецкими табаками, а чтобы приучить к табаку жителей северных промышленных регионов страны, требовались непосильные для компаний Юга многомиллионные затраты.
Поэтому Гражданская война стала для табачных компаний если не манной небесной, то как минимум отличной рекламной кампанией. Потенциальный потребитель сам пришел на дегустацию в юнионистской форме под гимн Yankee Doodle. Солдаты-северяне грабили все склады подряд и обзаводились привычкой жевать южные табаки. В 1862 году был введен федеральный табачный налог, который виргинские компании выплатили безропотно. В качестве ответного жеста доброй воли правительство включило жевательный табак в солдатский паек северян. Теперь Дьюки уже не сидели без работы – их продукция поставлялась в обе противоборствующие армии. Табак Pro bono publica настолько полюбился янки, что армейские части северян, возвращавшиеся домой после подписания мира, специально отклонялись от маршрута, чтобы ограбить склад Дьюка и запастись его табаком.
По окончании военных действий Дьюков вновь ждало разочарование. Виргинский табак завоевал массового потребителя, но северные рынки тут же оказались завалены марками изначально более сильных конкурентов – Ginter & Allen, R.J. Reynolds и др. Компании U. Duke & Sons пришлось отказаться от производства самого популярного среди потребителей жевательного табака и довольствоваться скромным сигаретным сегментом, который составлял не более 6% табачного рынка.
К тому времени дело уже перешло в руки старшего сына – Джеймса Бьюкенена по прозвищу Бак. Чтобы не вылететь из бизнеса, становившегося все более и более конкурентным, Баку приходилось постоянно генерировать новые рекламные идеи. Он посылал симпатичных девушек бесплатно раздавать сигареты прибывающим в порты эмигрантам, его агенты ходили по табачным лавкам и спрашивали марки U.Duke, Бак начал вкладывать в сигаретные пачки коллекционные карточки с портретами спортсменов и других знаменитостей… И к середине 1870-х он таки вытянул фабрику на лидирующие позиции в сигаретном сегменте.
Бак прекрасно понимал, что все его блестящие рекламные идеи из серии «голь на выдумки хитра». Вывести компанию за пределы малого бизнеса без серьезных инвестиций было невозможно. А живые крупные деньги водились только в одном месте – на Уолл-стрит. Чтобы наладить хотя бы официальные контакты с кем-нибудь из финансового мира, Дьюк принялся методично обивать пороги крупнейших нью-йоркских банков и маклерских контор, брал небольшие краткосрочные кредиты под зверские проценты и знакомился с клерками. Возможно, он занимался бы этим до полного разорения, если бы в начале 80-х годов не заглянул в маленькое бюро маклера Томаса Форчуна Райана.
Встреча Труда и Капитала
Райан, несмотря на скромные размеры офиса, был одной из самых крупных рыб, плавающих в мутных биржевых водах. Он начинал еще в эпоху «рельсового бума», сумел раскусить тактику гениального Джея Гульда и заработать на его «золотом заговоре», разорившем большинство спекулянтов того времени. Общий объем фондов Райана, перемещавшихся с невероятной скоростью, так и остался загадкой, но разовые сделки достигали астрономических для той эпохи цифр: $200 млн – $300 млн. Политическую крышу ему обеспечивали три самых влиятельных демократа – сенаторы Нельсон Олдрич, Джон Шерман и директор партийного аппарата Уильям Уитни. К моменту встречи с Баком Райан входил в «трамвайный синдикат» и занимался тайным выводом денег акционеров из компании нью-йоркского городского транспорта Metropolitan. Он как раз подыскивал небольшие компании, которые можно было использовать в качестве тайников для хранения сомнительных капиталов. Финансист попросил Дьюка поподробнее рассказать о его семейном бизнесе, и, пока Бак соловьем пел о возможностях табачной торговли, Райан размышлял о том, покупать ли U. Duke с хозяином или без. Наконец, решив, что интересы этого юноши настолько срослись с его делом, что с деньгами он никуда не сбежит, Райан предложил Баку инвестиционную программу в $20 млн.
Условия Райана показались Дьюку странными, но выбора у него не было. Большей частью выделенных средств Бак не имел права распоряжаться: он лишь должен был перечислять эти деньги указанным Райаном получателям – чиновникам и политикам, втянутым в аферы «трамвайного синдиката». Удовлетворять свои предпринимательские амбиции Дьюку разрешалось в рамках полумиллиона долларов.
Бак сумел распорядиться деньгами Райана: в 1883 году он переманил у компании Allen & Ginter инженера Бонсака, работавшего над изобретением машины для автоматической забивки сигарет. Allen & Ginter обещали Бонсаку $75 тыс., Дьюк же предложил ему за эксклюзивные права на использование патента $200 тыс. плюс солидные роялти. Уже в следующем году Бак выпустил 744 млн сигарет, превысив весь объем национального производства в 1883 году, затратил рекордную для того времени сумму в $300 тыс. на рекламу и начал агрессивную войну за рынок.
Томас Райан, который прежде только покровительственно наблюдал за суетой своего подопечного, оживился. Превращаться в торговца сигаретами, пусть даже и очень крупного, он не собирался, но идея монополизировать отрасль и поиграть на акциях табачного суперконцерна показалась ему увлекательной. Райан дал Дьюку добро на дальнейший захват рынка, помог ему зарегистрировать новую компанию American Tobacco и начал давить через биржу на крупных конкурентов Бака.
К 1889 году American Tobacco при поддержке финансистов удалось поглотить семь крупнейших производственных компаний и большинство мелких конкурентов, после чего Дьюк вплотную занялся торговцами. Чтобы ослабить их позиции, он разыгрывал фиктивные ценовые войны между контролируемыми марками, заставлял сбытовиков снижать розничные цены, сохраняя при этом оптовые на прежнем уровне. Вскоре практически все компании-распространители либо входили в трест, либо были зависимы от него. Еще через несколько лет Дьюк контролировал всю табачную промышленность США, за исключением производства сигар, имел интересы в компаниях Англии и Латинской Америки, а также являлся соучредителем корпорации British American Tobacco, которая претендовала на роль будущей мировой табачной монополии.
Голый король
В начале 1890-х, когда табачный трест уже почти достиг пределов могущества, между Райаном и Дьюком начались трения. Финансист, рассматривавший American Tobacco как «карманную компанию» для махинаций с акциями, заставил Дьюка выпустить необеспеченных ценных бумаг на $12,5 млн. Бак, сжав зубы, согласился на «разводнение» треста, но, когда финансовый бог потребовал следующей мошеннической эмиссии, табачный король встал на дыбы. Тогда финансисту пришлось напомнить Баку, что в стране действует антитрестовское законодательство, табачная монополия все еще существует и продолжает поглощать конкурентов исключительно благодаря его, Райана, хорошим отношениям с обитателями Белого дома и конгресса. Бак в течение нескольких лет пытался убедить Райана, что тот собирается зарезать курицу, несущую золотые яйца. Дьюк раскладывал перед финансистом схемы окупаемости затрат и графики роста рентабельности, но все его усилия были тщетны: Райана, сколотившего состояние на спекуляциях, «медленные» деньги не интересовали. Акции рвут с руками, в стабильности компании никто не сомневается – чего же еще ждать? Пора выводить деньги, сбрасывать ценные бумаги и объявлять о банкротстве. Райан великодушно гарантировал Дьюку солидную долю в доходах от операции.
Во время одного из подобных споров Бак вышел из себя и произнес роковую фразу: «Тогда забирай свои грязные деньги и проваливай!» Финансист холодно кивнул, и табачному тресту пришел конец.
Вывести пай Райана оказалось не так просто – деньги действительно были «грязные», и никаких ценных бумаг за них Райан не получал. Вычислить, что именно из активов компании спустя столько лет принадлежит Дьюку, а что Райану, тоже было непросто, поэтому их переговоры временами напоминали склоку разводящихся супругов, готовых пилить пополам шкаф и телевизор. В результате родилась следующая схема: Райан купил крупные пакеты акций последних оставшихся на рынке конкурентов Дьюка и слил их в корпорацию Union Tobacco. Компании, обессиленные борьбой с трестом Дьюка, обошлись Райану практически даром, так что реальная стоимость Union Tobacco не превышала $1,5 млн, хотя трест и был оценен в $22 млн. В 1898 году Дьюк и Райан объединили свои компании в холдинг Consolidated Tobacco, и по условиям сделки финансист получил $30 млн чистыми, а также крупный пакет неголосующих акций. Дьюку отошли все привилегированные акции холдинга.
Но тут на Бака обрушилась череда неприятных неожиданностей: сенатор Нельсон Олдрич внес законопроект, ограничивающий биржевую котировку привилегированных акций, после чего их рыночная стоимость упала практически до нуля. А после того как Райан «скинул» свой пакет Consolidated, конгресс принял к рассмотрению и законопроект о запрете курения в общественных местах. Иск одной из фермерских общин, недовольной диктатом закупочных цен на табак, несмотря на противодействие Дьюка, запутанность антитрестовского законодательства и общую лояльность властей к крупным промышленникам, добрался до верховного суда США и превратился в дело «США против American Tobacco». В 1911 году трест был расчленен как злостный нарушитель закона Шермана – Бак остался с пакетом обесцененных акций Consolidated. Всего за годы правления президентов Теодора Рузвельта и Уильяма Тафта было вынесено более 70 решений по фактам нарушения антитрестовского законодательства, были расчленены десятки трестов. В большинстве случаев их история напоминала судьбу American Tobacco. В 1912 году Бак, уезжая на Юг, чтобы начать с нуля новый бизнес в области гидроэнергетики, произнес перед журналистами сакраментальную фразу: «В Англии человека, наладившего крупное стоящее дело, производят в рыцари, а у нас тащат в суд. В этой стране с ее дикими законами могут выжить одни шакалы».
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
