Top.Mail.Ru
первые лица

Олег Жуков: Резонансные дела не могут «замылить»

О том, как создать нишевое юридическое СМИ, какова специфика его деятельности, почему до сих пор работают «письма в редакцию» и как журналисту сохранить свободу в нынешних условиях, рассказывает издатель Legal.Report Олег Жуков. 

Имея успешный опыт работы на госслужбе, вы решили создать СМИ. Обычно люди вашего уровня становятся вице-президентами в крупных холдингах по безопасности или юридическим вопросам. Почему вы выбрали такой нестандартный путь? Почему именно СМИ?

— Если обратиться к истокам, то на самом деле это коллегия адвокатов, юридическое бюро у нас уже было, собственником которого я сейчас и являюсь. Называется оно ТМ-Дефенс, и в этом году, как раз в апреле, ему исполняется 21 год и очень динамично развивается сейчас. Однако в среде юристов, адвокатов, правоведов, у тех, кто в этой области работает, давно было понимание, что нет хорошего профильного СМИ, которое бы совмещало в себе и новости, и юридическую аналитику, и подборку тем, которые интересуют юристов в свободное время. Конечно, существовал конкурент — довольно известный новостной ресурс «Право.ру», и конкурентов у него не было. Поэтому, встретившись с Андреем Реутом, который в то время был главным редактором РБК-ТВ, родилась идея создать такое правовое СМИ о юристах, для юристов. Поскольку юридический вопрос охватывает все этапы нашей жизни, любой человек связан с юристами, то решили создать такое СМИ, которое бы освещало вопросы с юридической точки зрения, но все, что происходит в жизни читателя.

Так ваше СМИ для обычных людей или для профессиональных юристов? Кто ваша целевая аудитория?

— Изначально главной аудиторией виделись юристы, но со временем в ряды наших читателей влились все — люди бизнеса, автомобилисты, потребители юридических услуг. Сейчас мы видим, что на наш сайт попадают абсолютно по разным поисковым запросам. Любой скандал, который мы поднимали или освещали, перепечатывали другие СМИ. Например, в части коррупции, в части громких уголовных дел, поэтому наша аудитория — это все читатели, которые интересуются актуальной повесткой.

Но у вас же был наверняка внутренний личный запрос на создание такого СМИ? Не только внешнее ощущение необходимости его создания. Вы же писали сами статьи до этого?

— Да, это был внутренний запрос. Не только назревшая общественная необходимость в создании такого СМИ. Причем у меня не было журналистского бэка. Статьи я писал, конечно, но в основном это были специализированные материалы. Поэтому, если мы говорим про Legal.Report, это был скорее мой внутренний запрос на СМИ, которое могло бы освещать все, что мы считали нужным, и без запретов и границ.

Сейчас в СМИ и телеграм-каналах всплывает много информации о финансировании блогеров, СМИ со стороны государства. Были ли в вашем случае госконтракты?

— Нет. Денег со стороны государства ни в каком виде, ни под какие проекты мы не получали. Только вкладывались лично мои средства. Я считаю, что финансирование государством отдельных СМИ разрушает журналистику, делает эту среду неконкурентоспособной. Посмотрите, сколько СМИ закрылись за последние два года. Не все закрытия связаны с политикой, часть — из-за экономических проблем. Потом, нельзя говорить о независимости, получая деньги из бюджета. Это как наркотик: быстро привыкаешь и невозможно соскочить. А кто платит, как известно…

Возвращаясь к вопросу акционеров и директоров, как формировалась команда?

— Естественно, был я, мне принадлежало 75%. Был Андрей Реут, который вдохновлял нашу команду, имел большой опыт журналистской деятельности еще со времен «Известий» и РБК. И в тот момент мы тогда решили, что главному редактору тоже полагается определенная доля в бизнесе, которую он тоже получил.

Мотивирующая?

— Мотивирующая. Оказалось, не мотивирует.

То есть учредителями были вы, Андрей Реут и главный редактор издания?

— Да, но сейчас только 2 человека — это я и Андрей Реут. 75% — у меня, 25% — у него.

Возвращаясь к предпосылкам появления юридического СМИ. Расскажите про прошлый опыт работы, из чего он состоял, почему вы ушли с госслужбы?

— В 2015 году мне была предложена руководящая должность в правоохранительных органах. Пройдя все согласования, полиграф и подготовив документы для назначения, моя кандидатура была представлена на рассмотрение Бастрыкину А. И. Но, к сожалению, тот руководитель, который должен был все документы согласовать, отказал в назначении на эту должность. Как в дальнейшем стало известно, до главы Следственного комитета документы мои дошли, но с отрицательной рекомендацией тогдашнего «серого кардинала» в СКР Михаила Максименко. И Александр Иванович Бастрыкин развернул мои документы на назначение обратно. А поскольку у меня, как и у любого, кто начинал лейтенантом, было желание стать генералом, я понял, что генералом стать не получится из-за происков Максименко, и решил покинуть госслужбу.

Вы не боитесь рассказывать обо всем этом?

— Нет. Кстати, самого Максименко вскорости осудили за коррупцию и за получение взяток от воров в законе, а мне звонили из кадровой службы СКР, звонили другие сотрудники, предлагали вернуться на службу, но к тому времени вернуться уже не хотелось.

То есть вы пошли на принцип?

— Нет, это было зрелое решение. Это, скорее, был шаг выше и желание заниматься чем-то другим, которое зрело параллельно. В тот момент была поставлена точка для принятия решения. Я совершенно тогда уже не расстроился, объявил всем знакомым, что все, с госслужбой покончено и можно спокойно заниматься тем, чем хотелось.

Какой вы видели свою миссию, когда создавали Legal.Report? Это было издание для узкой прослойки «юридических умников», издание для всех или уголовные эксклюзивы, репортажи из жизни судей и адвокатов?

— Нет, Legal.Report не планировался никогда и до сих пор не занимается только репортажами из жизни судей и адвокатов. Это скорее новостная и аналитическая часть освещения того, что происходит. Именно аналитическая с точки зрения юридической. Например, был известный случай, когда актер Михаил Ефремов устроил аварию, ДТП, что потом вылилось в шоу с его защитой. И в нашем издании вышел комментарий бывшего судьи Александра Меликова, который сам раньше занимался рассмотрением дел ДТП в судах. И он с точностью до месяца угадал, сколько дадут Ефремову, исходя из своего опыта. Он объяснил, почему он так дал бы, что следовало, как ему следовало делать. Его прогноз совпал буквально до месяца. Это яркий пример, когда мы прогнозируем, как будет, так оно и происходит. Опять же, его цитировали многие СМИ. И зачастую юристы, которые обладают какими-то познаниями, позволяют говорить не только как есть, но и чтобы предвидеть будущее, что будет дальше за этим. Мне кажется, интересно, мы считаем, что наша миссия — это описывать то, что происходит, писать, что будет или могло бы быть.

Возвращаясь к миссии. Если зайти сейчас на сайт, то топ-5 статей — это про судей и их неудачные то ли посадки, то ли отстранения. Это просто повестка такая сегодня? Или так издание дрейфует в эту сферу, замечая, что на это есть спрос? Что-то вроде социальная сеть для судей, из жизни судей, для судей, о судьях.

— Нет, наверное, все вместе. Просто вы посмотрели период, когда идет квалификационная коллегия судей, которая рассматривает все вопросы по возбуждению уголовных дел в отношении судей. Поэтому в такие дни у нас из десяти новостей пять будет про судей, потому что сейчас такая повестка. Но ведь у нас вся жизнь, так или иначе, прежняя, и не только у нас, во всем мире, государство строится на судебной системе. При независимой и объективной судебной системе все другие органы государственной власти под нее будут подстраиваться. Например, вы считаете, что поступила незаконно управляющая компания или гаишник, вы обращаетесь в суд, суд рассудил строго в рамках закона, как должно быть. Поэтому я считаю, что судебная система, она, наверное, в любом государстве № 1 среди других институтов. В России, как мы знаем, оно не всегда так бывает. Трудно спорить с большими корпорациями в судах, подключается какой-то административный ресурс или то, что у нас освещается просто как взятка органам правосудия. И это мы освещаем и считаем, что это надо искоренять. Все-таки хотелось, как мечта, чтобы суд был объективным, независимым, как и прописано.

Вы видите запрос на эту тему, на объективность, на чистку судейского корпуса?

— Да.

Как это проявляется?

— Я сам практикующий юрист. У меня даже была ситуация, когда был арбитражный спор между двумя компаниями, владельцы которых были миллиардеры из списка «Форбс». И они между собой понятийно договорились, что мы ни административный, ни финансовый ресурс не подключаем, судимся по закону. И это был достаточно большой процесс, длился несколько лет, он был интересен, потому что в суде соревновались мозги.

То есть они заключили джентльменское соглашение, никакой коррупции, все по-честному?

— Да. Бюро, владельцем которого я являюсь, «ТМ Дефенс», там выиграло, но суть не в том, суть — что действительно было интересно, честный спор. И юристам, которые участвовали, их было достаточно много с каждой стороны, этот процесс был интересен чисто профессионально. Поэтому такой запрос есть. Видимо, у нас 80–95% судебных решений не построены на коррупции. Еще в предыдущей деятельности я сталкивался, что один судья Верховного суда нашей одной из южных республик поссорился с прокурором этой же республики. И если была бы любая законная возможность (а у нас закон пишет, что любые сомнения — в пользу обвиняемого), этот судья возвращал дела прокурору или оправдывал обвиняемого. А для правоохранителей в таких ситуациях оправдание — это плохой показатель качества работы как для следствия, так и для прокуратуры, которая поддерживает обвинение. Что произошло в результате в этой республике? В результате все оперативники, следователи, прокуроры вынуждены были изучать дело целиком и делать так, чтобы вообще можно было выверить все, что есть в деле, убрать все сомнения, строить доказательства на объективных данных и подтверждать их чем только можно. Кардинально повысилось качество следствия и обвинения. Несмотря на то что этот проект своеобразный, республика кавказская, там работали все идеально.

Здесь можно привести другой пример. Например, в Мосгорсуде оправданий почти ноль и в Москве. Сейчас, мне кажется, ситуация тоже меняется.

Чем ваше издание, по вашему мнению, отличается от других правовых ресурсов (РАПСИ, «Право.ru», «Закон.ру»)?

— Мы всегда ставим задачу главному редактору (поскольку издатель имеет право это делать) — поднимать какие-то сложные, болезненные темы, поднимать какие-то расследования, поднимать горячие темы и их в первую очередь ставить. Все-таки РАПСИ, насколько я помню, — это организация с госучастием. У них такие есть некие рамки. Если честно, мне даже трудно сказать, потому что в нашей юридической среде среди конкурентов РАПСИ не вижу. «Право.ru» — прямой конкурент. Но у «Право.ru» есть своя ниша. Все-таки «Право.ru» ассоциированы с компанией, которая делает для судов арбитр кадастровый, поэтому они больше, наверное, туда заточены, хотя они уважаемы и давно работают. Мы, создавая свое СМИ, где-то смотрели на них, учитывали их ошибки, как нам казалось, их какую-то деятельность.

«Закон.ру» — это некий такой блог для меня и для юристов, где каждый высказывает свое мнение. Меня, еще молодого сотрудника, в 1997 году начальник учил, что «есть Верховный суд, есть пленумы, вот их и читай». Мнение других юристов ты не воспринимай, потому что они могут быть ошибочны. Ты нигде потраченное время не восполнишь. Единственное, что оттуда можно почерпнуть, — это первоисточник. Почему я не читаю «Закон.ру»? Есть первоисточники. Для меня это пленумы. Как говорится, два юриста — три мнения. Это потраченное время.

Как вы оцениваете конкурентную среду, то есть много правовых ресурсов, или ниша стабилизировалась, или есть еще куда расти?

— У нас конкуренты — не только юридические издания, а это любое издание, где есть отдел происшествий. Поскольку у нас все-таки новостная доля большая, любой конкурент — отдел происшествий. Отдел происшествий — это все СМИ, которые только есть. Этот рынок конкуренции обширен.

Какова численность и структура издания? Новостники , расследователи, колумнисты. Какой штат и какая пропорция между ними?

— На сегодняшний день у нас численность редакции примерно 20 человек. Что касается расследователей, то к ним — требование к материалу. Это, во-первых, должен быть эксклюзив. Во-вторых, я хочу, чтобы это расследование было максимально объективным и с максимальным количеством данных, так как к нам много подается исков потом. В основном, конечно, в основе лежит все-таки информация от каких-то правоохранителей.

Как ваши взаимоотношения как учредителя строятся с главным редактором и журналистским коллективом?

— Мы пришли к общей позиции, что учредители являются членами редколлегии. Редколлегия проводится примерно раз в месяц, чаще — два раза в месяц, куда приезжает Андрей Реут и участвую я. Как раз на редколлегии вырабатывается понимание, куда мы будем дальше смотреть. Создается некий тренд. Непосредственно в сами статьи, которые выходят ежедневно и в достаточно большом количестве, я не лезу и их не вижу. Единственное, в чем моя задача иногда бывает, — это просматривать, чтобы не было заказных статей. С этим мы боремся сразу. Если у нас возникает даже сомнение, с журналистами тут же расстаемся и с редакторами тоже. У нас их за пять лет сменилось четыре.

Это показатель того, что вы развиваетесь, а редакторы не поспевают? Или им что-то не нравится?

— Инициатором ухода, кроме одного, всегда являлись учредители. Почему? Не нравилась, видимо, работа, либо человек попадался на заказных материалах, либо на каких-то других некрасивых вещах, поэтому мы расстались.

Как вы в голове разделяете СМИ и юридическое бюро? Это же два абсолютно разных бизнеса. Они же действуют друг от друга автономно.

— Они полностью автономны, они никак друг с другом не связаны между собой. Я стараюсь только участвовать в редколлегии и больше не лезть в дела СМИ. Юридический бизнес для меня более понятен, выстроен. У нас бюро состоит во многом из бывших сотрудников-следователей, сотрудников прокуратуры, судей. Скажем, такой полувоенный образ жизни просто переместился на юрбюро. Я вообще считаю, что этот образ мыслей является конкурентным преимуществом у юристов перед другими.

Я никогда не задумывался, только уже здесь задумался, что у каждого специалиста, который занимается делами, есть свой взгляд на вещи. Например, когда садимся за обсуждение какого-либо вопроса, адвокат, имеющий опыт работы следователем, говорит (я тоже обратил на это внимание), что для меня важно вот это — собрать документы, доказательства по делу вот так. Бывший прокурор говорит, что все правильно, но я бы чуть по-другому посмотрел бы. И мы вдруг столкнулись, что человек, который работал в суде, говорит: «Ребята, все, что вы говорите, вообще не имеет смысла. Должно быть вот это и вот это». Это для меня было поначалу таким шоком. Я думаю, что, если бы раньше знал, что надо вот так, может быть, быстрее бы шли и другие дела. Вот это сообщество разных взглядов помогает нашим юристам посмотреть на одну проблему с разных точек зрения. Ведь у нас первое — это возбуждение дела. Кто работает следователем, знает, какие сильные и слабые стороны есть в любом деле, какие ошибки обычно допускают следователи (кстати, их много, и с каждым годом их количество только растет). Кто работал в прокурорском надзоре, тот понимает, на что стоило обратить внимание, например, при предъявлении обвинения, обвинительного заключения, что является основанием для возврата дела. Кто был судьей, тот понимает с точки зрения суда и пишет речь, будучи уже адвокатом, бывшим судебным сотрудником, выступления в суде — так, как бы он написал, будучи судьей. Очень важно в любой сфере деятельности говорить с человеком, с которым ты говоришь, на его языке, на понятном ему языке. Тут у нас как раз в юрбюро идеальная ситуация.

Когда ваш юридический бизнес был образован? Почему у него такое название?

— Бюро была образовано еще в 2002 году. Я им тогда вообще активно не мог заниматься. У бюро был директор Роман Захаров, который сейчас занимает руководящую роль в Роспатенте. Занимался в основном он. Поскольку занималось в основном юрбюро вопросами интеллектуальной собственности (товарные знаки, регистрация, защита), первыми привлеченными клиентами были у нас иностранные крупные компании, у которых были большие бренды. Например, «Ферреро» (бренд «Раффаэлло»), «Фольксваген Груп», алкогольные крупные бренды. Изначально основным направлением были товарные знаки. Со временем товарные знаки отошли на второй план в силу объективных обстоятельств в нашей стране. На первый план пришли вопросы, связанные с растратой, топ-менеджерами, крупными госкорпорациями, которые стали нашими клиентами.

Это связано с вашим активным участием в деятельности бюро или это просто такое время?

— Я думаю, что это такое время в целом в экономике, когда у нас большими клиентами являются крупные компании с госучастием.

Какая численность у юридического бюро?

— Человек 20–35, и в последнее время количество растет. Мы расширяемся. Работы становится больше, несмотря на уход иностранных клиентов, которые еще несколько лет назад составляли 90% всех клиентов компании.

Это какая-то такая большая команда?

— У нас большая команда. Причем именно это команда. У нас более 21 года работает юридическое бюро, есть коллегия адвокатов, которая называется так же, как и юридическое бюро. Они находятся в одном месте, то есть это команда единая. На сегодняшний день я убежден, что адвокат любой, какой бы пяди во лбу ни был бы, он не способен решать глобальные вопросы, потому что большие уголовные дела завязаны на экономике и, безусловно, на коррупции. Надо быть специалистом сразу во многих областях. Один адвокат это не сделает.

Если возвращаться к юридическому бюро, был упомянут кейс про две большие госкорпорации, которые договорились работать честно, биться честно в суде. Какие еще кейсы есть в юридическом бюро в практике?

— Интересный был кейс, наверное, из первых — это когда начали заниматься энергетикой в России. Энергетика — одна из основных отраслей в экономике. Нефтегаз и энергетика, которые поставляются на экспорт. Это был кейс, когда топ-менеджеры компании, в данном случае «Россетей», присвоили себе порядка 240 миллионов рублей. Мы представляли интересы «Россетей» на стадии уголовного дела уже в суде. Люди были приговором осуждены, им вынесены сроки. Их вина была доказана. Здесь немалое значение имело то, что апелляционная инстанция взыскала и ущерб. В любом экономическом деле важно взыскание ущерба. С них был взыскан ущерб и получен, из 141 миллиона где-то с них взыскали миллионов 150–160. Здесь, я считаю, успех двойной: и вина доказана, и компания, которая является поставщиком электроэнергии, получила свои деньги.

Сколько длилось эта разработка и плюс процесс?

— Мы вступили уже на стадии, когда было судебное следствие. Само судебное следствие было, мне кажется, максимальное. Оно длилось пять лет. Там было пять осужденных. У них было порядка восьми, периодически десяти адвокатов. Было видно, что время затягивается. Это длилось пять лет и до сих пор длится, на самом деле.

Наверное, потому что кто-то там в бегах?

— В бегах есть один человек. Он отдельно. Нет, те люди, которые были на первой инстанции осуждены, уже освободились. Потом у нас была апелляция, потом — кассация. Кассацию вернули на апелляцию. Вот это происходит. Но вина, по крайней мере, доказана.

Вернемся к изданию. Поступали ли угрозы в связи с расследуемыми изданием темами?

— Угроз «мы тебя убьем» — нет, но угрозы, что посадят, поступали и поступают. Угрозы в телеграм-каналах были, есть и, надеюсь, будут. На меня подано порядка пяти исков. Эти иски не только ко мне, но и ко всем ведущим СМИ: ВГТРК, РТР, «Человек и закон» и т. д.

Это по какому расследованию?

— К нам обратились пациенты клиники «Медицина 24/7», которые сказали, что там происходит такой кошмар. Мы отправили запросы в клинику. Из «Медицины 24/7» ничего не ответили, зато ответили из прокуратуры. Прокуратура Москвы ответила, сказала, что действительно дело возбудили по статье оказания услуг, опасных для жизни и здоровья, что дело контролируется прокурором Москвы. Вышла серия статей. Потом таких заметок у нас было пять. Сам главврач, собственник Серебрянский Олег сбежал от правосудия, хотя он всегда говорил, что «давайте в суде увидимся». Видимо, лично с ним в суде увидеться не придется, потому что он где-то скрывается. Такое давление было. Причем оно выражалось не только в подаче исков в суды, к чему мы всегда готовы, мы к этому привыкли, но и в информационном давлении в телеграм-каналах.

И в чем это выражалось?

— Там рассказывалось, что я всемогущий юрист, который одним звонком может завести уголовное дело и осудить в суде кого угодно. Мол, позвонил Бастрыкину, а тот быстро взял и дело возбудил. Но это полный вымысел, так могут думать те, кто не понимает процесса, ведь в жизни такие вещи не могут происходить в принципе.

Как обычно поступают угрозы? Какое-то анонимное сообщение? Посты в телеграм-каналах? Письма?

— Нет, у нас есть сайт и телефон редакции, куда звонят люди и предлагают увидеться с журналистами, либо с редактором, либо с кем-то еще и в телефон говорят, глупо угрожают.

Что вы в таких случаях делаете?

— Мы всегда готовы встречаться. Поскольку, повторюсь, я юрист, никаких проблем в плане встреч и угроз не стоит. Пожалуйста, давайте общаться.

Говоря про иски к изданию, сколько вы выиграли, сколько проиграли?

— Наверное, к нам было порядка 15 исков за пять лет. Выиграли мы из них 14. Про один мы узнали, только когда уже он состоялся. С одним иском была смешная ситуация. Нам сообщил источник о том, что будут проходить следственные действия в отношении одного человека. Мы эту информацию перепроверили. Дело возбуждено действительно. Однако фигурант обратился в суд о защите чести и достоинства, поскольку такие действия не проводились. По делу, оказалось, он был свидетелем. Иск мы проиграли. Но, правда, спустя год его все-таки провели, потом это следствие закончилось, и фигуранта нашей статьи в итоге посадили. То есть нас источники не подвели, просто мы как бы чуть опередили время.

В связи с развитием телеграм-каналов, тех же самых, которые посвящены криминальной хронике и происшествиям. Чувствуете ли вы конкуренцию, потому что они анонимные, могут писать относительно свободно и им не надо проверять информацию?

— Конечно, мы чувствуем скорее конкуренцию в плане рекламного рынка. Люди туда уходят и размещают не рекламу, а заказные нативные посты. Если мы отвечаем не только своим именем, но и своими деньгами, то телеграм-каналы действительно ничем не отвечают, к ним нельзя подать иск. Я сам был объектом черной пиар-кампании, развернутой против меня в телеграме. Но думаю, что уже накопился большой негатив к таким ресурсам в плане доверия. Но также мы понимаем, что надо развивать свой телеграм-канал, который является официальным каналом СМИ, и повышать интерактивность.

По поводу интерактивности. Как вы получаете обратную связь? Если получаете, то какую и из каких источников?

— С обратной связью все очень сложно. Одно время, долгое время у нас были открыты комментарии под публикациями на сайте. Потом оказалось, что это достаточно сложная вещь, потому что за комментариями под публикациями на сайте мы несем такую же ответственность, как будто мы это и написали. Поскольку читателей много и читаемость большая, мы получали какое-то немыслимое количество комментариев от совершенно неадекватных людей. Там зачастую писали такое, что попадало под все статьи Уголовного кодекса РФ. Приходилось каждый раз выделять большую группу людей, которые бы эти комментарии убирали, как-то вежливо отвечали. В итоге было принято решение просто комментарии закрыть. Я смотрел на другие СМИ. У многих (видимо, пошли по такому же пути) комментарии закрыты. Обратную связь мы получаем через почту. Таких писем к нам приходит порядка 30 в день.

Какого рода это письма?

— Кто-то учит, как правильно писать, кто-то учит, как правильно жить, кто-то пишет о своих проблемах, которые просит осветить. Здесь мы опять сталкиваемся с тем, что многие пишут: вы понимаете, меня неправильно судили или неправильно оказали медицинскую услугу, но никто на это не реагирует, мол, суды длятся целую вечность, никак не могут прийти к какому-то вопросу, просят подключиться и осветить этот вопрос. Причем они присылают сразу одновременно всю информацию и всю документацию, которая у них есть. Таких тоже много. Мы часто на это реагируем. Когда у нас бывают редколлегии, мы обсуждаем в том числе обязательно и почту.

То самое «письмо в редакцию», которое было актуально и 100 лет назад?

— Да, оно самое, только уже по электронной почте. Убираем письма сумасшедших, оставляем тех людей, которые действительно в чем-то нуждаются, и у нас идет очень активная обратная связь.

То есть в вашем случае это действенный канал коммуникаций? Читатели с вами.

— Да. Люди, которые участвуют в споре, к нам обращаются. Мы вынуждены (и это правильно) проверять информацию. Журналисты связываются с некоторыми, общаются, берут у них интервью и комментарии, проводят расследования. Для нас это один из источников для публичных расследований.

Возвращаясь к расследованиям: вначале вы упомянули, что расследование является одним из ваших основных характеристик по отношению к другим правовым ресурсам. Какой сейчас тренд в расследованиях? Что особенно волнует читателей? Что интересного?

— Всегда тренд был один и тот же. Это насильственные преступления, например изнасилования и убийства. То, что мы, скорее, больше проводим, — это всякие экономические преступления, коррупционные преступления либо, наоборот, защита людей от незаконного возбуждения дел. У нас был журналист «Издательского дома Родионова» Андрей Красавин, которого обвинили в вымогательстве у могущественной в то время группы компаний «Сумма» братьев Магомедовых. Наши юристы его защищали. Я считаю, что это было хорошее показательное дело, когда его обвинили в том, что он не совершал. Он был полностью оправдан, реабилитирован. А в результате экспертизы записи его переговоров обнаружены элементы провокации со стороны представителя «Суммы». Тут интересен еще момент тем, что потом они поменялись местами с теми, кто его обвинял. В итоге Зиявудин и Магомед Магомедовы сели на 19 и 18 лет за организацию преступного сообщества и хищения. Андрей Красавин как раз писал про то, за что их в итоге посадили.

Удивительно, что в итоге то, о чем писал Красавин, подтвердилось.

— Мы часто сталкиваемся с тем, что, когда наши журналисты проводят свое расследование, по его итогам на нас подают иски. В основном эти иски выигрываем, потому что это правда. Просто бывает, что публикуют чуть раньше, чем правоохранители это увидели и начали заниматься.

Вы считаете, что деятельность вашего СМИ имеет смысл и в дальнейшем?

— Неважно, кто ты сегодня (в мантии или в погонах), все равно ты читаешь СМИ. Зачастую в СМИ ты видишь разные точки зрения. Вот это разнообразие точек зрения позволяет тебе подходить к этому вопросу не формально, а объективно. Надо сказать еще большое спасибо Александру Ивановичу Бастрыкину, который в последнее время стал читать больше СМИ и брать какие-то дела на личный контроль. Любой, кто этим занимался, знает, что те дела, которые он берет, связаны со всем: либо с детьми, либо с преступлением против детей несовершеннолетних, либо с социально незащищенными слоями населения, то есть с теми людьми, которых обычно правоохранители бы и не заметили и прошли мимо.

То есть это работает?

— Это работает. Такие резонансные дела не получится уже «замылить».

Еще по теме