Среднее арифметическое
Азиатские страны грозят ввести в оборот собственную валютную единицу (Asian Currency Unit, или ACU). Без каких бы то ни было внятных объяснений ее премьера все переносится и переносится. До сих пор непонятно: единые азиатские деньги – это реальная альтернатива доллару или утопическая идея?
Азиатские чиновники никак не договорятся, какие именно страны войдут в новый валютный союз. К числу сомневающихся можно отнести Тайвань и Гонконг, которые не могут урегулировать политические недоразумения с инициатором процесса – КНР. Австралия и Новая Зеландия в общем-то хотят войти в содружество, но для начала им необходимо стать членами АСЕАН плюс 3.
В Азиатском банке развития, который, как предполагается, станет обеспечивать эмиссию новой валюты, пока не вполне представляют, как будет работать система валютных курсов. Казалось бы, чего проще – нужно только снять кальку с валютного сотрудничества единой Европы, отработанного десятилетиями, и проблема внедрения ACU решена. Но гордые азиаты, наоборот, стараются убедить мировое сообщество, что вводимая единица ни в коем случае не будет эквивалентом предшественницы евро – European Currency Unit, или ЭКЮ. Чтобы дистанцироваться от него, они даже подумывают изменить название ACU на более мягкое – «Азиатский валютный индекс» (ACI).
Харухико Курода, президент Азиатского банка развития, сказал, как отрезал: «Это – не официальная валютная единица, подобно ЭКЮ. Она будет просто индикатором валютных курсов без вмешательства валютных бирж и какого-либо регулирования».
Открещиваться можно сколько угодно, но все теоретики интеграции считают, что тот путь политического и финансового объединения, который прошла Европа, – это оптимальная, естественная модель создания интернациональной валюты, и без него не сможет обойтись ни одна стремящаяся к этому группа стран. Даже если это будет происходить в Азии, сравнения с Европой никак не избежать. Да и не проще ли пойти по проторенному пути?
Преданья старины глубокой
Сегодня евро служит денежной единицей более чем для 300 млн европейцев в 12 странах-членах ЕС: Австрии, Бельгии, Германии, Греции, Ирландии, Испании, Италии, Люксембурге, Нидерландах, Португалии, Финляндии и Франции. Так называемая «еврозона» должна увеличиться в два раза уже к 2011 году. Перед тем как процессы интеграции стали проводиться по обкатанной схеме, европейские эмитенты прошли долгий и непростой путь. Предпосылки к созданию общей валютной зоны возникли здесь еще в средние века.
Первым проектом, основанным на идее европейского равенства, был «Великий план» герцога де Сюлли, министра финансов французского короля Генриха IV, который датируется 1617 – 1638 годами. Он предлагал сделать Европу конфедерацией из 15 христианских государств, равных по территории и ресурсам, управляемых Генеральным советом, который будет избираться раз в три года из 40 опытных государственных мужей. В нем он видел не только гаранта мира в Европе, но и надежную крепость против внешнего врага в лице турок, московитов и татар. Подобные проекты появлялись и в эпоху Просвещения.
В 1865 году в Европе была предпринята крайне революционная по тем временам попытка создать финансовый союз. Франция, Бельгия, Италия и Швейцария заключили договор о приведении своих национальных валют к единому стандарту: их денежные единицы должны были равняться 4,5 граммам серебра или 0,290322 граммам золота и свободно взаимно обмениваться. Позднее к Латинскому валютному союзу присоединились Испания, Греция, Румыния, Австрия, Болгария, Сербия, Черногория, Сан-Марино, Папское Государство и даже далекая от Европы Венесуэла. Но никакого экономического эффекта функционирование этой организации не принесло. После первой мировой войны она фактически прекратила свое существование, а в 1927 году была ликвидирована де-юре.
Спустя два десятилетия в Европе вновь задумались о путях интеграции. И если формально Евросоюз появился лишь с заключением в 1992 году Маастрихтского соглашения, то процесс объединения, в том числе и финансового, шел с начала 1950-х годов.
От змеи к банкноте
Финансовому сотрудничеству в Евросоюзе изначально отводилась лишь подчиненная роль: оно должно было обеспечить условия для политического взаимодействия. До возникновения идеи о единой валюте европейские страны уже имели подобный опыт в рамках Организации европейского экономического сотрудничества и Европейского платежного союза. Последний прекратил существование 1 января 1959 года, когда была введена обратимость основных западноевропейских валют по текущим операциям. Ему на смену пришло действовавшее до 1973 года Европейское валютное соглашение. В 1971 году Совет министров ЕС принял «план Вернера», рассчитанный на 10 лет. Премьер-министр Люксембурга Пьер Вернер предложил ввести полную взаимную обратимость валют, обеспечить свободу передвижения капиталов, объединить все официальные золотовалютные резервы при помощи Фонда валютного сотрудничества, твердо зафиксировать валютные курсы «и, возможно, перейти к единой валюте».
Хотя Вернер и был первым автором этой инновационной идеи, его план был обречен на провал еще до начала реализации. В августе 1971 года был отменен обмен долларов на золото, за чем последовал всеобщий переход к плавающим курсам валют и резкий рост инфляции на фоне энергетического кризиса. К тому же в ЕС тогда еще не существовало единого экономического пространства, что затрудняло передвижение капитала.
Евротеоретики задумались о путях выхода из кризиса: рыночная стоимость валют уже не могла определяться через их «золотое» содержание, курсы европейских валют начали хаотичное движение вверх-вниз. «Плавающие» курсы европейских валют сначала были упорядочены для нормализации внешнеторговых связей. 24 апреля 1972 года шесть стран ЕС, к которым позднее присоединились и другие соседи, утвердили механизм «совместного плавания» курсов, который получил название «валютной змеи».
Он основывался на двух принципах: во-первых, курсы денежных единиц стран-участниц привязывались друг к другу и не могли отклоняться более чем на 1,125% в ту или иную сторону; во-вторых, все валюты вместе прикреплялись к доллару США как к самой сильной валюте и могли колебаться по отношению к нему в диапазоне не более 2,25%. Чтобы удержать курсы валют в установленных пределах, национальные банки стран должны были скупать их в случае обесценивания и продавать в случае подорожания. «Валютная змея» в определенной степени решила проблему разнонаправленного движения европейских валют, но из-за отсутствия координации экономической политики государств и несовершенства механизма регулирования существенных результатов не принесла: ее участники часто прибегали к девальвациям или – в случае затруднений – попросту выходили из системы.
Европейским валютам требовалась некая «планка» (раньше эту роль выполнял золотой эквивалент), на которую они могли бы равняться для определения рыночной цены и паритета в любой паре валют. Эта мера стоимости была воссоздана в 1975 году с появлением европейской расчетной единицы (ЕРЕ), и ее появление ознаменовало «разрыв» европейских денег с американским долларом. ЕРЕ представляла собой валютную корзину, составленную расчетным путем из валют всех стран-членов. Ее курс был привязан к SDR – расчетной единице МВФ, а в дальнейшем он стал ежедневно определяться на основе биржевых котировок немецкой марки, французского, люксембургского и бельгийского франков, английского фунта стерлингов, итальянской лиры, голландского гульдена, датской кроны и ирландского фунта.
Повод для дружбы
База для создания единой интернациональной валюты была подготовлена. В марте 1979 года в действие вступила Европейская валютная система, которая базировалась на коллективной денежной единице ЭКЮ и уже упомянутом выше механизме «совместного плавания». Через несколько лет ЭКЮ приобрела основные черты мировых денег: она выполняла функции платежно-расчетного средства и резервной валюты, на ее основе составлялся бюджет ЕС, проводились расчеты между его финансовыми институтами, выпускались ценные бумаги и велась статистика. Коммерческие банки даже осуществляли эмиссию частной ЭКЮ по просьбе клиентов, но использовалась она очень ограниченно – на конец 1995 года на нее приходилось лишь 2% банковских активов мира.
В 1990 году начала реализовываться программа создания Экономического и валютного союза ЕС, в рамках которого его члены в дальнейшем стали проводить общую экономическую и единую денежно-кредитную политику и ввели единую валюту. Этот шаг стал ключевым направлением современной интеграции внутри ЕС – единственной на сегодняшний день интеграционной структуры в мире, которая закончила формирование единого внутреннего рынка и перешла к экономическому и валютному союзу.
В 1992 – 1993 годах Европейская валютная система пережила глубокий кризис: ряд валют был девальвирован, Италия и Великобритания отказались участвовать в механизме регулирования валютных курсов, к тому же их пределы колебаний пришлось расширить до 15%, чтобы сократить спекуляции против валют, входящих в систему. С переходом к евро ЕВС сменила ЕВС-2. Двухлетнее участие без девальваций в ЕВС-2, которая сохранила все параметры системы-предшественницы, – обязательное условие для введения в стране евро.
Идея сделать единую валюту абсолютно реальной и назвать ее евро была озвучена в 1995 году. Переход к ней осуществлялся в три фазы. За второе полугодие 1998 года был сформирован состав 11 участников валютного союза и зафиксированы курсы их валют. Появился Европейский Центральный банк, и началось изготовление монет и банкнот. С января 1999 года по 31 декабря 2001 года новая валюта использовалась для безналичных расчетов во внутриевропейских структурах, и даже физическим лицам разрешалось по желанию использовать евро. Ну, а с 1 января 2002 года началась реальная история новой мировой валюты. А три месяца спустя гульдены и франки перестали быть легальной валютой, хотя сдать их в банк можно до сих пор.
Практическая польза от введения евро вряд ли у кого-то вызывает сомнения. Инвестировать в экономику стран, которые еще недавно были финансовой terra incognita, и даже просто переводить туда деньги теперь можно по «местным» тарифам, без затрат на обмен валюты и бюрократические проволочки. Европейская экономика очень сильно зависима прежде всего от внутриевропейского экспорта, и той же Греции, избавившейся от неустойчивой драхмы, теперь гораздо проще торговать с соседями. Как следствие, финансовые рынки в еврозоне стали гораздо более гибкими: растут капитализация фондовых бирж и инвестиции. Национальные и корпоративные долговые обязательства, конвертированные в евро, также стали более ликвидными и имеют намного меньшие процентные ставки. Точно так же и сами компании могут без проблем выбрать любой банк в пределах еврозоны, где им выгоднее получить кредит. В целом все это ведет к большей макроэкономической стабильности.
После введения евро обменные курсы остальных валют, особенно американского доллара, сильно упали. В 1999 году, когда евро существовал лишь как виртуальная денежная единица, его курс по отношению к доллару составлял 1,18, и евроскептики вовсю кричали, что «эксперимент провалился», но уже в октябре 2000 года доллар равнялся лишь 0,8228 евро. Потом ему удалось немного подняться, но позиции были все равно утеряны. Сегодня за евро дают $1,26.
Новая валюта одержала победу над долларом благодаря более привлекательным процентным ставкам Европейского Центрального банка. И отчасти благодаря дефициту, который отягощает американский бюджет – $427 млрд или 3,7% от ВВП страны. Долгосрочные обязательства правительства США составляют $43 трлн, а годовой бюджет государства – $11 трлн, и лишь очень немногие из инвесторов понимают, как стране удается обслуживать эти долги.
Кто в лес, кто по дрова
По отдельным странам ЕС экономические показатели варьируются так же, как по штатам США. Но если в США в разное время штаты демонстрируют разные экономические показатели, в регионах Европы разрывы постоянны: в одних странах Союза уровень постоянно ниже среднеевропейского, в других – выше. Главная проблема единой Европы, таким образом, – взаимодействие стран-доноров и стран, которым необходимы субсидии. Строго говоря, показатели настолько различаются, что «средняя температура по больнице» не отмечается почти ни в одной стране. Так, к примеру, среднеевропейскому уровню доходов населения соответствуют лишь показатели Ирландии и – время от времени – Испании. В других странах население получает по европейским меркам или слишком мало, или слишком много.
Страны ЕС пользуются разным уровнем доверия на мировом финансовом рынке, из-за чего переход к евро происходил в них по-разному. Негибкость отдельных регионов при реагировании на изменение уровня цен и зарплат на общеевропейском рынке порой вызывает локальные инфляции и дефляции при том, что евро усилиями наднациональных органов держится на одном уровне. Это приводит к большой нагрузке на страны-доноры, что ведет к политической дестабилизации – взять хотя бы голосование по конституции во Франции. Высказавшись против закона единой Европы, французы тем самым выступили против более глубокой экономической интеграции, желая защитить свою национальную экономику от притока рабочей силы из менее благополучных стран ЕС. И не только во Франции граждане не готовы передать руководство внешней политикой на наднациональный уровень: в одних европейских странах у власти стоят консерваторы, в других – либералы. И в результате получается, что каждым решением Еврокомиссии обязательно кто-то будет недоволен.
Местные чиновники не торопятся отдавать в руки наднациональных органов налоговое законодательство – процесс интеграции тормозится, и наличие единой валюты начинает оказывать негативный эффект на страны-члены ЕС.
Согласно ратифицированному в 1993 году Маастрихтскому договору о Евросоюзе, каждая из стран-членов должна сдерживать инфляцию на уровне не более 3%, а ее госдолг не должен превышать 60% ВВП. Для этого отстающим государствам постоянно приходится реинвестировать средства, из-за чего их долги продолжают расти. Ставка рефинансирования, которую устанавливает ЕЦБ, обычно выгодна преуспевающим странам, потому что Франция и Германия имеют на банк гораздо больше влияния, чем та же Испания. И когда экономика Франции на подъеме, она лоббирует установление более высокой ставки, что окончательно «добивает» Испанию, если там экономический спад, и тогда ЕС приходится выделять дополнительные средства из бюджета на помощь Испании. Но при этом Франции не выгодно ради общего блага устанавливать ставку себе в ущерб – свою экономику тоже нужно развивать.
Пока идея полной интеграции в Европе остается мечтой. Если бы такие «мелочи», как налоговая политика и скорость восприятия денежно-кредитной политики на местах можно было бы привести в гармонию, то тогда евро, как по-настоящему сильная валюта, мог бы стать выгодным для всех регионов еврозоны. А так последние опросы общественного мнения показывают, что, например, 73% немцев скучают по марке.
Очень показателен пример Великобритании, чьи руководители считают, что единая валюта Европы их местной экономике нанесет лишь ущерб. Более того, Лондон даже значительную часть отчислений в бюджет ЕС возвращает обратно, чтобы тратить на свои собственные «евронужды». Основная причина отказа Великобритании от вступления в еврозону формулируется так: фунт стерлингов – очень сильная валюта, она способна значительно усилить евро, а такой исход неблагоприятен для США, с которыми Лондон состоит в «особых отношениях» – это общепринятый дипломатический термин.
Заранее готовы к проблемам
При создании новой азиатской единицы ACU будут учитываться практически те же факторы, которые в Европе использовали перед введением ЭКЮ: размер валового внутреннего продукта каждой страны, объем внешней торговли, степень участия ее валюты в международных расчетах. Исходя из этих критериев, максимальный удельный вес в корзине валют получат китайский юань, японская йена и южнокорейский вон. Они же и станут влиять на развитие валютного союза, если его удастся построить. И та же Камбоджа легко может оказаться «азиатской Испанией», как бы ни старались азиатские финансисты избежать сравнений. Когда появится единая валюта и рабочая сила будет свободно перемещаться в границах нового союза, сразу же появятся недовольные среди преуспевающих и отстающих.
Но с другой стороны, если появление евро явилось результатом политической и экономической интеграции стран, то в Азии из-за разногласий между Японией и Китаем, отказом Китая признать Тайвань и прочим мелким противоречиям возникновение единой валюты может стать чисто технической мерой.
В противном случае предсказания Джорджа Оруэлла, озвученные в «1984», начнут сбываться. Ведущие азиатские экономики имеют в своем распоряжении более $3 трлн, их совокупные золотовалютные резервы равняются годовому бюджету США и почти в четыре раза превышают ВВП России. А те же Япония и Китай, а вместе с ними и Южная Корея с Гонконгом являются рекордсменами по золотовалютным резервам в мире. Более того, Япония и Китай, чьи экономики до недавних пор были подчеркнуто ориентированы на американский рынок, собираются аккуратно отказаться от доллара и заняться развитием местного рынка. Если у них все получится, перестановок в списке валют-лидеров не избежать. Лет этак через 20.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
