Суд да дело
Так называемый суд над Саддамом Хусейном больше похож на расправу. Причем на расправу победителя над побежденным. Юридические основания у всего этого процесса более чем скользкие. Начнем с того, что у многих наблюдателей возникает мысль о взаимосвязи поспешного приговора Саддаму Хусейну с выборами в американский конгресс. К тому же первый пункт обвинений, по которому вынесен приговор, был выбран особым образом. Это почти единственный уникальный эпизод, в котором западные партнеры не могут быть привлечены в качестве свидетелей, если не соучастников действий Саддама. Все остальные эпизоды в силу спорности и неоднозначности роли победившей стороны будут разбираться позже. Видимо, после казни.
Тот факт, что значительная часть иракского населения беснуется от счастья и готова встать в очередь, чтобы лично привести приговор в исполнение, говорит о том, что, наверно, Хусейн был не очень хорошим человеком и государственным лидером. Возможно, он вполне достоин расправы. Но такое поведение иракцев также свидетельствует об очень невысокой юридической культуре этих людей, не соответствующей задаче. Хотя к иракцам претензии самые маленькие.
Никаких правовых оснований для проведения такого рода процесса нет. То есть подразумевается, что Саддама Хусейна приговорил независимый суд иракского государства, действующий на основании иракского права и легитимной воли иракского народа. Поверить в истинность этого утверждения невозможно даже во сне.
Строго говоря, победитель имеет право на расправу по законам войны. Это не юридическая, а фактическая норма. Если бы американцы «шлепнули» Саддама в процессе войны, это бы, в конце концов, выглядело органично, хотя сама эта война весьма уязвима с точки зрения своих оснований. Но казнь post factum по решению псевдоиракского суда выглядит уж совсем неизящно.
В современном праве существует единственный пример легитимного суда победителя над побежденным – это Нюрнбергский трибунал. Многие юристы до сих пор ставят под сомнение правомочность этого процесса, и с формальной точки зрения они правы. Но дело в том, что главный смысл Нюрнбергского трибунала состоял именно в его уникальности. Принималось во внимание, что преступления нацизма были из ряда вон выходящими и жертвы, которые принесли Объединенные Нации на алтарь победы, – грандиозными. Именно поэтому прецедент Нюрнбергского трибунала все-таки состоялся. Но он должен был стать первым и последним таким процессом. Чтобы подобное не повторялось никогда. Любое тиражирование этого прецедента обесценивает сам Нюрнбергский процесс.
Такие пародии, как, например, Гаагский трибунал, никак не могут считаться аналогами Нюрнберга. Это вопиющий пример грязного политиканства, в котором преступники, выступая в роли судей, пытались поспешно зарегистрировать в качестве осужденных своих противников. Хотя эти осужденные, конечно, тоже не были несчастными невинными жертвами. Аналогичная ситуация разворачивается в суде над Саддамом: преступники судят своего противника, для того чтобы получить юридическое оправдание собственного преступления. И никакого отношения к праву эта процедура не имеет.