Человек в костюме
Ну конечно, Бонд, конечно, Джеймс Бонд – кем еще свободно мыслящий человек должен интересоваться на этой декабрьской неделе? О чем, как не о бондиане, писать изданиям, всерьез или в шутку озадаченным стилеобразованием российского мужчины? На обложках замечены: Бонд с пистолетом, Пирс Броснан без пистолета, Халли Берри на коленях. Избежать темы выхода на экраны двадцатого фильма про агента 007 так же неприлично, как обещать, но не жениться. И я бы с удовольствием влился в этот хор, кабы хоть раз в жизни посмотрел хоть одну бондовскую серию от начала до конца.
Нет, я не сознательный бондоненавистник, просто жизнь так сложилась, выкинула кривое коленце, оставив меня в численном меньшинстве без малейших шансов на выигрыш. Мячи летят в мои ворота со скорострельностью Пеле, судья, как и ты, читатель, смотрит насмешливо: умри, но не сейчас, сначала помучайся. Мне надоело ходить в изгоях. Я купил кучу журналов, отложил в последнюю получку деньги на приобретение 19 предыдущих видеокассет и запланировал поход в кинотеатр. То есть приступил к основательному изучению вопроса.
В том журнале, где Бонд целился из пистолета в своего читателя, пальнули в молоко. Бонд как носитель оружия – это поверхностно. Пистолет есть у каждого мента, а у Штирлица, например, пистолета не было вовсе – разве перестал он от этого быть суперагентом, тайно разрушающим все планы империи зла? В том журнале, с обложки которого темнели сквозь прозрачные белые одежды оскароносные телеса Халли Берри, поступили коммерчески мудро. Бонд – это, конечно, плейбой, владеющий отменной плеймэйт, девушкой с обложки. Хотя увы советскому пуританству, у того же Штирлица были трагически-сдержанные отношения с прекрасным полом, он не мог позволить себе ни одной интрижки, ни единого прикосновения к чужой юбке, но это не помешало ему стать секс-символом той страны и той эпохи, а также использовать очарованных им фройляйн в интересах службы.
Третий журнал явил Бонда как носителя не идеального оружия, но идеально сидящего костюма. Где-то здесь семнадцать мгновений той памятной всем весны сходятся с двадцатью эпизодами из жизни другого секретного агента. Пусть в арсенале у Бонда всегда припасены часы со свойствами лазерной пилки или электробритва, умеющая устанавливать факт прослушки, а Штирлиц как марксист должен был брать только умом. Пусть в девушках у Бонда походили первые красавицы планеты – от Урсулы Андресс до Талисы Сото, а у Штирлица секса как не было, так и не будет. Пусть. Общего между ними все равно принципиально больше. Оба они скроены столь идеально, что в них как в зеркало смотрится весь народ, отражая их в анекдотах («Штирлиц в лесу напоролся на сук» – анекдот-вариация на тему сексуального воздержания) и в мультяшках («Инспектор Гаджет», чей герой – глупейшая пародия на бондовские приспособления, «гаджеты»). Идеальность суперагентов столь желанна и невыносима, что стерпеть ее помогает только спасительный смех. Потому что идеальность эта идет не от обязательных побед (Берлин падет перед советскими танками, а красотка падет уже на десятой секунде знакомства), а от манер, безупречного чувства стиля. Бонд сменил Rolex на Omega не потому, что первые отказывались платить за право обнажаться на его запястье, а вторые включили участие в бондиане в свой рекламный бюджет. Нет, идеальный мужчина не может сверять время по часам, вдруг ставшим атрибутом новорусских нуворишей, преуспевших арабских гастарбайтеров и нью-йоркской черной братвы. Штирлиц отказался бежать и вернулся в Берлин, потому что чувство долга находится выше, чем пятки спасающего шкуру, а форма третьего рейха по ладности, эротичности и изяществу не уступит Brioni. И, кстати, литературный Бонд в изложении Иена Флеминга прихрамывал. Киносоздатели Бонда исправили этот недостаток. Должно быть в жизни место идеалу.
Подписывайтесь на нас:
Еще по теме
