Диалог с машиной
Президент группы компаний Verysell Михаил Краснов не ждет авансов от государства, но и не сторонится, подобно другим коллегам по отрасли, контактов с государственными органами. Краснов полагает, что российские компании, работающие в секторе информационных технологий (ИТ), должны вести диалог с государственной машиной. ИТ-бизнесу следует требовать от нее лишь создания целевых программ по развитию перспективных направлений. Об этом Михаил Краснов рассказал в интервью, которое взял для «Ко» аналитик РБК Александр Чачава.
Михаил Краснов полагает, что динамика ИТ-рынка в России определяется внутренним спросом, государство в качестве регулятора не оказывает особого влияния. При отсутствии инвестиционной привлекательности российского ИТ-бизнеса сегмент собственного производства, ориентированного на экспорт, находится в зачаточном состоянии и развивается слабо.
«Ко»: Какие сегменты рынка станут развиваться быстрее, в каком направлении будут двигаться ведущие российские ИТ-компании?
Михаил Краснов: В России крупные компании стараются интегрировать разные направления. В силу нестабильности и незрелости рынка у нас практически не развивается такое понятие, как аутсорсинг. В Швейцарии можно содержать офис с двумя-тремя сотрудниками, который будет выполнять приличный объем работы за счет того, что 80% задач переданы на аутсорсинг. Такая модель жизнеспособна в Швейцарии, жители которой отличаются ответственностью, пунктуальностью и добросовестностью. России же подобная модель подходит плохо. Поэтому крупный бизнес в нашей стране обрастает своим натуральным хозяйством, громоздким back-офисом, а малый бизнес просто не может себе этого позволить. Таким образом, в России сосредоточиться исключительно на основных бизнес-процессах компания не может.
«Ко»: Почему российские ИТ-компании так редко производят слияния и поглощения?
М.К.: Процесс консолидации в РФ тоже имеет свои особенности. Произвести коммерческое поглощение в России очень сложно, я не знаю ни одного успешного случая. Российские предприниматели вынуждены прятать основную часть бизнеса в тень, поэтому оформляют сделку слияния в виде «джентльменского» соглашения, не предусматривающего юридических гарантий. В реальности все слияния и поглощения в российском ИТ-бизнесе проходят на партнерской основе, это обстоятельство является едва ли не обязательным условием. В результате замедляются процессы консолидации, что негативно сказывается на темпах развития рынка.
А.Ч.: Что вы думаете об экспортном потенциале российского ИТ-бизнеса?
М.К.: У нас очень много говорят о значительном экспортном потенциале России на мировом рынке ИТ. Это миф. Уровень экспортного потенциала не определяется количеством людей, имеющих высшее техническое образование. Экспортный потенциал зависит прежде всего от капитала и менеджмента. Технический персонал в этом вопросе все же менее важное звено.
Я считаю большим заблуждением концепцию МЭРТ о том, что достаточно убрать административные барьеры и объем экспорта программного обеспечения сравняется с объемом экспорта вооружений. Ничего подобного не произойдет, если в стране не будет экспортоориентированной программы и не будет крупного бизнеса, задачей которого и является выход на мировые рынки. Я не говорю, что небольшие компании с помощью венчурного капитала не смогут выйти за рубеж, но все же преодолеть сложности и осилить затраты проще крупному бизнесу.
«Ко»: Какую роль играет дистрибуция в бизнесе российских ИТ-холдингов?
М.К.: В России дистрибуция – необходимое условие существования бизнеса. Все определяет спрос, а наибольший спрос сегодня на продукцию ведущих западных производителей. Те компании, которые имеют хорошие позиции у ведущих производителей, обладают конкурентными преимуществами при выполнении крупных проектов. Если компания имеет только консалтинговый потенциал, ей сложнее конкурировать с интегрированным холдингом, потому что клиенты считают наиболее ценными поставщиками именно дистрибуторов, выполняющих самую затратную и низкоприбыльную часть проекта.
«Ко»: Почему активность ИТ-компаний на рынке финансов так слаба?
М.К.: Я бы не сказал, что это действительно так. Мы планируем выпуск облигаций, «Аквариус» уже несколько раз проделывал эту операцию, IBS вполне может позволить себе выпустить долговые бумаги. Однако в России очень мало крупных ИТ-компаний, и у каждой из них свои специфические потребности. В принципе все ведущие компании могут себе позволить выгодные краткосрочные кредиты под проекты или под оборотные средства. Но есть проблема долгосрочных и венчурных кредитов.
«Ко»: Какие еще проблемы создает теневой бизнес рынку ИТ?
М.К.: Теневой бизнес – крайне болезненная проблема. Например, существует поле неэкономической конкуренции. Особенно широко это поле в области дистрибуции. Неприятности начались в 1995 году, когда появились льготники и режимы упрощенного прохождения таможни. До сих пор постоянно возникают компании, которые начинают возить компьютерное оборудование в очень больших объемах. Они неожиданно становятся ценовыми лидерами и так же неожиданно через некоторое время пропадают. Все их конкурентное преимущество состоит в особых условиях таможни, тогда как остальные работают с обычными брокерами, у которых условия примерно одинаковы. Такая неэкономическая конкуренция очень плохо сказывается на бизнесе, она замедляет развитие и капитализацию рыночных компаний, которые вынуждены реагировать на действия таких «конкурентов», увеличивая риски и снижая рентабельность.
«Ко»:Почему ИТ-компании так вяло консолидируются, организуют ассоциации?
М.К.: Возможно, причина в том, что основу рынка ИТ изначально составляли частные компании, создаваемые с нуля. В других отраслях у истоков компаний стояли министерские люди. Они пользовались активами государственных предприятий и были гораздо более искушенными в вопросах лоббизма. Тем не менее в последнее время с возникновением Ассоциации предприятий компьютерных и информационных технологий (АП КИТ) процесс консолидации ускорился. Возникла организация, которую признают партнером по диалогу все ветви власти. Объем бизнеса членов ассоциации, по моим подсчетам, составляет более двух третей рынка. В ассоциации уже заработали механизмы консолидации во мнениях и оценках, но пока не запущен механизм лоббирования. Ведь лоббирование – это прежде всего деньги. Я надеюсь, что на третьем году существования АП КИТ сможет укрепить бюджет и сравняться с другими секторами отечественной экономики.
«Ко»:Почему руководители ИТ-компаний не готовы финансировать лоббирование?
М.К.: Проблема в менталитете. Весь российский ИТ-бизнес вырос вопреки усилиям государства. Российское государство никогда не помогало компаниям, они развивались в крайне неблагоприятной среде. На них устраивались настоящие гонения, хотя на самом высоком уровне звучали слова о том, что ИТ – это будущее России. Во времена Ельцина была негласная команда «не трогать компьютерщиков», поскольку «они пользу приносят». Сейчас таких заявлений нет, компании работают как могут. Многие члены АП КИТ говорят, что им ничего не нужно от государства, только бы их не трогали. Они уже ко всему привыкли, приспособились. Люди не верят в позитивный исход лоббистских процессов. Я с такой позицией совершенно не согласен. Сейчас власть другая, с нею можно и нужно вести диалог. К сожалению, бюджет ассоциации в размере $100 000 совершенно недостаточен для решения задач по лоббированию, PR, другим видам деятельности, направленным на развитие рынка.
«Ко»:В компьютерной прессе много говорят о том, что государство должно, так сказать, дать аванс рынку ИТ. Вы ожидаете этого?
М.К.: Государство не может дать аванс рынку. Слабость государства не позволяет воплощать в жизни высказываемые наверху высокие идеи. Руководители государства понимают, что пора «слезать с нефтяной иглы» и развивать альтернативные направления, используя тот потенциал, который пока сохранился и худо-бедно работает. Но в стране элементарно не хватает денег. Когда задумывалась «Электронная Россия», никто и не предполагал, что ее бюджет будет лишь $20 млн. Даже $200 млн – это несерьезно для национальной программы.
«Ко»:Как в таком случае можно развивать альтернативные направления?
М.К.: Мы ищем всевозможные пути. За последние два года мы дошли от нулевой стадии до попыток осмысления проблемы. Понять рынок ИТ пытается МЭРТ. Вероятно, в течение года-другого государство сможет сформулировать национальные задачи в этом направлении. Но из-за нехватки бюджета, опыта, иных ресурсов государству требуется помощь бизнеса. Государству просто не хватает денег.
С другой стороны, государство не едино. Наверху есть политическая воля к изменениям и правильные оценки рынка ИТ. Однако политическая воля пока не начала воздействовать на практическую деятельность, не дошла до отдельных ведомств. Это сложный и долгий процесс. Например, в ходе работы над Таможенным кодексом АП КИТ не удалось провести ни одного предложения. Правда, по текущим вопросам сблизить позиции удалось. Например, в экспертный совет при ГТК включили представителя рынка ИТ. А вот в Госдуме работа по сближению позиций государства и бизнеса идет вяло.
«Ко»: Крупным компаниям проще вести диалог с правоохранительными органами?
М.К.: Нет, напротив, в этом вопросе размер компании работает против нее. Правоохранительные органы обращают внимание преимущественно на крупные предприятия. Небольшие компании совершают гораздо более серьезные нарушения, но они остаются безнаказанными, потому что сложно наказать фирму, не дорожащую своим именем и не имеющую активов. В случае возникновения проблем ей достаточно перерегистрироваться – и вопрос закрыт.
«Ко»:Как обезопасить свой бизнес от «репрессивных» органов?
М.К.: Объяснять действия силовых органов волей государства неверно, скорее силовые ведомства строят на репрессиях свой бизнес. Нередки случаи, когда приходит следователь с документами по краже двух-трех компьютеров и на этом основании арестовывает склад, где продукции на несколько миллионов долларов. Бизнес останавливается, компания несет убытки. А следователь формально не нарушает закон и не несет никакой ответственности. То, что происходит с ЮКОСом, видят все, а того, что происходит каждый день на более низком уровне, не видит никто. Хотя совокупный ущерб, наносимый бизнесу «простыми следователями», более существен, чем тот ущерб, что несет ЮКОС. Да и ситуация с ЮКОСом мне непонятна. Если арест (Платона Лебедева. – «Ко) был произведен в соответствии с законодательством, причем в составе преступления нет уголовщины, зачем менеджера держать под стражей? Человек – миллиардер, ему есть чем отвечать, и, если он виноват, он ответит и заплатит.
«Ко»:Иными словами, действия российских силовиков по определению непредсказуемы?
М.К.: В России нет ответственности госслужащих, это очень серьезная проблема. В Швейцарии таможенная полиция обладает невиданными полномочиями. Инспектор таможенной полиции может зайти в любой дом и в отличие от обычного полицейского арестовать любую вещь. Но если инспектор ошибется, ему «вкатят» такие иски, что мало не покажется. Суд в Швейцарии работает в интересах бизнеса и граждан, он очень внимательно отслеживает такие ситуации. Вот почему в этой стране никто не злоупотребляет полномочиями.
В здоровом государстве ситуация, подобная той, что происходит с ЮКОСом, невозможна. Все помнят, как проходила приватизация, и понимают, что на любую российскую компанию «нарыть» компромат проще простого. Но если государство позволяет своим чиновникам наносить бизнесу ущерб в миллиарды долларов, то оно не защищает бизнес и не отвечает его интересам.
«Ко»:Как Российское государство могло бы отвечать интересам ИТ-бизнеса?
М.К.: Если не прилагать никаких усилий, Россия неизбежно будет развиваться как сырьевая держава. Иного пути нет – только программно-целевой метод развития перспективных направлений. В России ИТ-бизнес развивается исключительно благодаря внутреннему спросу. А за рубежом мы никому не нужны и косвенными методами регулирования ничего не добьемся. Да и никто в мире не добивался. В Китае, Японии, Южной Корее, Индии государство обеспечивало начальный толчок. Капитал для начального толчка в России есть. Я против передела собственности, против перераспределения нефтяных денег государством: половину разворуют, половину сгноят. Да и не просто силой у олигархов отобрать деньги. Гораздо более предпочтительны программно-целевые методы. Вот если можно было бы заинтересовать нефтяные компании инвестициями в ИТ – с помощью налоговых льгот, других преференций…
«Ко»:Имеет ли смысл вводить на ИТ-продукцию заградительные импортные пошлины или стоит дать этой продукции зеленый коридор?
М.К.: Защищать внутри страны нечего. Есть попытки лоббирования отдельных производителей, но эта концепция неправильная и непопулярная, насколько я знаю, в Минсвязи и МЭРТ ее не поддерживают. России нужен национальный производитель, который будет создавать значительную добавленную стоимость, интеллектуальный продукт. Сборщики компьютеров таковыми, вообще говоря, не являются, ибо обеспечивают порядка 5% добавленной стоимости.
Барьеры и налоги снижают перспективы инвестиций. Государство говорит: «Давайте развиваться опережающими темпами», – и отбирает на границе 30% или 50% этих инвестиций, чтобы потом распределить их по неэффективным государственным каналам. Страны, не имеющие собственной ИТ-промышленности, должны создавать низкие входные барьеры и контролировать их по технологическому принципу, чтобы только самые передовые продукты пересекали границу. Подождем вступления в жизнь нового Таможенного кодекса. Интересно, как он повлияет на наш бизнес.