Top.Mail.Ru
архив

Песни о родинке

Каждая вторая рецензия, писанная на новый диск Земфиры* слипающимся в мусорный ком неразборчивым почерком, должна называться «Небо. Самолет. Девушка». Рената Литвинова снимала клип для Земфиры, помогала выбирать фотографии для измазанной кровью обложки «Вендетты», Земфира ей подарила песню, но дело даже не в том, что одна из песен называется «Самолет», а небо выскакивает на воспевающих «Вендетту» губах, как герпес. Разноголосица девического хора – слуховой обман, помехи в радиоэфире, а есть лишь два голоса, два хорошо различимых голоса, Рената и Земфира, Земфира и Рената. «Ночные снайперы», подскажите вы? Вдохновляют, как портянки. Группа «Фабрика», их фарфоровый хрум-хрум? Не разговор. Денежкина? Асят Вацуева? Чулпан Хаматова? Оксана, экскьюз ми, Робски? Ну, кто же, кому есть что сказать городу и миру, кроме заштатной воительницы Марии Арбатовой, которой всегда есть что сказать, потому что слова у нее прямые и скорые на расправу, как «кольт», и столь же располагающие к встречной работе мысли?

Рецензенты уже искололи пальчики, разыскивая, кому же Земфирой обещана эта кровная месть, подбирая адресата, как шляпку в примерочной. Были рассмотрены многие варианты, от миллионов несчастных («эти серые лица не внушают доверия, теперь я знаю, кому поет певица Валерия», сказано в первых строках «Вендетты») до одной и самой главной несчастной – самой Земфиры, которая в двенадцатом треке хочет «повесица» («фонарь-веревка-лестница»). Но смешно считать Валерию чем-то большим, чем просто рифмой, подвернувшейся к недоверию, а с несчастьем Земфиры случилось что-то важное.

Девичьи слезы, часто проливаемые ею в прежних трех альбомах, высохли, она теперь не плачет, она, видите ли, «высохшая лужа», а причина слез – суженый, так и не ставший ряженным в свадебный двубортный костюм – усох до повода. Раньше Земфира помнила все его трещинки, теперь же – лишь родинки да спутанные волосы под нелепой шапочкой. И хотя она, следуя скорее поэтической привычке, чем желанию, призывает его вернуться, но куда зазывней и отчаянней она пропевает «давай выпьем прямо здесь и сейчас», и в эти минуты падает небо, сдавливает виски, отчего хочется, конечно, не лить слезки перед зеркальцем, а взрываться. А самопроизвольный взрыв – это вендетта ненаправленного действия. Осколки не знают правых и виноватых.

Здравствуй, небо, поет Земфира, и самолет, растопыривший свои крыла, похож на крестик, подсказку – все мы качаемся на тонком волоске, подвешанные Вседержителем. И как только это представишь, осознаешь (что особенно хорошо получается в кресле, расположенном на высоте в несколько тысяч метров), то вопрос «Боже, за что?» теряет свою насущность. Был ли Илия рядом, когда Бог творил землю и небо? Были ли мы рядом, когда Земфира писала свои песни? Бог милостив, а человек слаб. А боль тем и полезна, что позволяет двигаться дальше, поет Земфира в своем лучшем и, дай Бог, не последнем, альбоме.

* признана в России иноагентом.

Еще по теме