Пряное дело
Весь современный бизнес, как полагают некоторые историки, начался с торговли пряностями. Перец, гвоздика, корица, шафран, ваниль были не просто основой состояний, но и двигателем завоеваний и приоритетами геополитики. Венеция контролировала мировой рынок корицы, Испания и Португалия провели большую часть XVI века в войнах за плантации гвоздики. Но самым масштабным было противостояние за мускатный орех, где переплелись алчность, жестокость, шпионаж и даже искусственно созданный дефицит.
На протяжении нескольких столетий политику в немалой степени формировал колоссальный спрос на мускатный орех. Одним из важнейших центров его получения был остров Рун в Малайском архипелаге. Можно сказать, что, кроме как там, мускатный орех до XVIII века нигде более и не выращивали. Американский историк кулинарии Майкл Крондл несколько лет назад, на пике популярности продукции Apple, назвал мускат iPhon’ом 1600-х.
В то время мускат действительно все хотели иметь, но не все могли себе это позволить. В начале XVII столетия мускатные орехи, стоившие менее пенса за 10 фунтов (4,5 кг) на островах Тихого океана, продавались в Европе по цене в несколько фунтов стерлингов, то есть с наценкой, доходившей до 6000% (!).
Эту пряность ценили не только как вкусовую добавку, применявшуюся в кулинарии и парфюмерии. Моду на мускат среди европейской знати определяла его репутация афродизиака, галлюциногена и лекарственного средства. Согласно одному из медицинских трактатов Средневековья, «мускатный орех помогает тем, у кого в голове простуда, и приносит утешение зрению и мозгу, устью желудка и полезен для селезенки». Более того, считалось, что мускат отгоняет чуму, так что во время эпидемии «черной смерти» состоятельные европейцы начали носить порошок мускатного ореха в ладанках на груди. По мнению современных исследователей, возможно, в этом было не только суеверие, но и практический смысл: запах муската отгонял вшей и блох, которые и служили переносчиками бубонной чумы. Цены на мускатный орех тогда взлетели до небес. Ну и, помимо всего прочего, специи помогали дольше сохранять продукты.
Интерес подогревался таинственностью: у европейцев не имелось четкого представления о том, откуда берется экзотическая пряность. Мускат поступал в Европу через порт Венеции на кораблях арабских купцов. Но первоначальный источник поставок оставался загадкой, что было только на руку торговцам. В конце концов, это не первая специя, вокруг которой они создали ореол загадочности.
Маркетинг до нашей эры
Торговля специями началась на Ближнем Востоке более четырех тысяч лет назад. Корицу, кассию, кардамон, куркуму и имбирь караванами вывозили из Азии сухопутным маршрутом по Великому Шелковому пути и доставляли в Средиземноморье и Северную Африку. Но покупатели не должны были об этом знать: им скармливались фантастические истории о том, что корица, например, растет на отвесных скалах, и ее охраняют огромные хищные птицы, так что купцам приходится выманивать чудовищ мясом из гнезд, рискуя жизнью, дабы добыть специю. Этой сказке поверил и греческий историк Геродот, именно таким образом описавший происхождение корицы в V до н.э.
Но римляне были уже менее доверчивыми. В I в. н.э. римский историк Плиний провел собственное расследование и сообщил о том, что арабские купцы продают римлянам перец по ценам, в сто раз превышающим те, по которым они покупают его в Индии. Негодование против арабской монополии на специи послужило причиной вторжения римлян в Аравию в 24 г. до н.э., закончившегося поражением.
Там, где военные средства не сработали, помогла разведка. В 40 г. н.э греческий мореплаватель Гиппал обнаружил то, что арабы уже давно пытались скрыть: раз в год муссоны меняют направление, а это помогает сократить время плавания из Красного моря в Индию почти в два раза. Открытие положило конец арабской монополии и дало старт римско-индийской торговле. Однако и она закончилась, когда в VII веке мусульмане захватили Александрию.
В Средние века специи стали роскошью для богатых благодаря новой монополии, арабско-венецианской. Египтяне чувствовали себя достаточно уверенно, чтобы ввести транзитный тариф в размере одной трети от стоимости специй, проходящих сквозь их порты, а венецианские купцы не гнушались заключать с ними эксклюзивные для Европы сделки, приносившие выгоду обеим сторонам даже во времена Крестовых походов. После завоевания Константинополя турками в 1453 г. сухопутные пути в Азию для европейцев тоже закрылись, и им ничего не оставалось, кроме как искать способ добраться туда по морю.
За веру и пряности
Отчасти верно, что именно специи явились одним из стимулов и одновременно источников финансирования эпохи Великих географических открытий. Отправляясь в 1521 г. в первую в мире кругосветную экспедицию, состоявший на службе испанского монарха Магеллан надеялся, среди прочего, привезти полные трюмы специй, но погиб от стрелы туземцев. Большего успеха добились примерно в то же время португальцы. Когда в 1497 г. Васко да Гама, первый из европейцев удачно обогнувший Африку, добрался до берегов Индии, его матросы спрыгивали на землю с криками «За Христа и специи!» В Лиссабоне да Гаму встречали как героя, ведь он привез 11 тонн одной корицы, не говоря уже о гвоздике, имбире, а также соглашение о торговом сотрудничестве с правителями Калькутты.
Еще дальше в прямом и переносном смыслах пошел португальский адмирал Афонсу ди Албукерки, доплывший до Молуккских островов и захвативший их главный торговый порт Малакку. По дошедшим до нашего времени свидетельствам летописцев, участники экспедиции, отправленной Албукерки на самые богатые специями острова группы Банда, включающие знаменитый, самый «мускатный» остров Рун, почуяли вожделенный аромат за нескольких миль.
Мускат, привезенный ими в Европу, стоил целое состояние. Албукерки построил в Малакке крепость, но полностью контролировать все окрестные острова у португальцев не получилось. Им попросту не хватало людей, и они довольствовались тем, что перекупали специи у местных посредников, что в любом случае было выгоднее, чем иметь дело с венецианскими купцами на родине. Португальский импорт специй довольно успешно развивался на протяжении почти столетия, нарушив сложившуюся монополию арабов и венецианцев. Но к XVII веку этим бизнесом и этим регионом заинтересовалась новая мировая сила – богатейшая корпорация со штатом в 50 000 человек и собственной армией еще в 10 000.
Смертельно опасный орех
В XVII столетии остров Рун превратился в предмет ожесточенного спора между Великобританией и Нидерландами. Первоначально его заняли британцы, потом он несколько раз переходил из рук в руки, пока по условиям Бредского соглашения 1667 г. не был передан англичанами голландцам в обмен на Манхэттен. Представители Голландской Ост-Индской компании заключили договоры с местными торговцами, так что поначалу островитяне даже посчитали их появление благом.
Но благотворительность не входила в планы голландцев. Началось с того, что они навязывали кабальные условия бартерного обмена пряностей на совершенно бесполезные для туземцев вещи, например, на бессмысленную в тропиках шерстяную одежду. В 1609 г. компания заставила вождей подписать так называемый вечный договор, дававший голландцам эксклюзивные права на торговлю специями на островах Банда. По одной из версий, островитяне не до конца понимали условий соглашения, потому что продолжали вести товарообмен и с другими торговцами.
Голландцы решили эту проблему радикальным образом: каленым железом в прямом смысле слова. Сначала казнили вождей, а потом и всех замеченных в нарушении монополии. Для подавления восстаний голландская корпорация пользовалась силами собственной армии, а когда ее не хватало, прибегала к услугам японских наемников.
В результате пятнадцати лет террора на островах от 15 000 человек местного населения осталось около 1000, и последние превратились в рабов на плантациях мускатного ореха. Голландский генерал-губернатор Ост-Индии Ян Питерсоон Кун распорядился доставить туда еще невольников с Явы и с других индонезийских островов. Для управления плантациями голландцы переселили на острова своих соотечественников-фермеров.
Вне закона оказалась не только торговля мускатом, но и его самостоятельное выращивание: в 1652 г. голландцы ввели политику экстирпации – выкорчевывания всех неподконтрольных Ост-Индской компании мускатных деревьев. Кроме того, корпорация подвергала периодической «чистке» и собственные плантации, ограничивая объем экспорта 800–1000 тонн муската в год и обрабатывая экспортируемые орехи соком лайма, дабы их нельзя было использовать для посадки. Таким образом, все делалось для формирования и сохранения дефицита и возможности заламывать цены в Европе. Единственное, что омрачало дела голландских бизнесменов, это вмешательство конкурентов, у которых была собственная Ост-Индская компания.
Далее — везде
В 1616 г. нанятый Британской Ост-Индской компанией морской офицер Натаниэль Кортхоуп со своей командой высадился на острове Рун и попытался убедить туземцев торговать мускатом с Великобританией. Это ему вполне удалось, как удалось и силами тридцати человек в течение пяти лет выдерживать осаду острова, пока не прибыло подкрепление и не построило на острове форт. Голландцы пребывали в бешенстве, тем более что британцы, по некоторым сведениям, торговали мускатом по значительно более низким ценам. Война за остров длилась несколько лет и закончилась тем самым Бредским договором, когда британцев заинтересовал Новый Свет.
Что же касается первой удачной попытки разведения муската за пределами островов Банда, то ее с риском для собственной жизни предпринял французский ботаник Пьер Пуавр. И тоже не обошлось без Ост-Индской компании, на сей раз французской, финансировавшей вылазку Пуавра в Индонезию.
Путешествие напоминало шпионскую эпопею, учитывая, что голландские владельцы мускатных плантаций узнали об интересе француза к растениям и подослали своего агента уничтожить контрабанду, и только талант Пуавра воскресил к жизни несколько растений на острове Маврикий.
Однако настоящую революцию в распространении муската по миру совершили все же англичане, отбившие острова Банда в 1814 г. в ходе Наполеоновских войн. Некогда запрещенные к вывозу семена доставили в Сингапур, на Цейлон, Суматру, Занзибар и Гренаду, навсегда разрушив мускатную монополию.