архив

Рыцарь фискального образа

Хлебные места

Все попытки преобразований в России обычно заканчиваются тем, что главных реформаторов судят за воровство, и все возвращается на круги своя. Причем некоторые амбициозные реформационные программы проваливаются вовсе не из-за интриг могущественных консерваторов, а по вине какого-нибудь слишком дотошного следователя. «Душителем реформ» Петра Первого оказался фискальный инспектор Алексей Курбатов. В 1711 году в Архангельске он провел дознание по делу купцов Дмитрия и Осипа Соловьевых, организовавших канал контрабандного экспорта пшеницы. Дальше события развивались в традициях детективного жанра: «нити коррупции тянулись на самый верх», к адмиралу Федору Апраксину, князю-кесарю Юрию Ромодановскому, Александру Меншикову, второму человеку в государстве и к другим высокопоставленным сподвижникам петровских реформ. Когда царь ознакомился с результатами расследования Курбатова, под подозрением оказался весь государственный аппарат. С началом «дела Соловьевых» российская власть оказалась втянутой в 15-летний судебный скандал, который нанес стране ущерб гораздо больший, чем сами расследуемые злоупотребления, и в котором потонули все петровские начинания. Примерно с 1700 года в России возродился древний и к тому времени забытый обычай народных делегаций. Купцы шли в царские палаты жаловаться на иностранных торговцев, захвативших монополию на экспорт российских товаров, крестьяне и мелкие дворянчики били челом на высокие налоги и несправедливость местного начальства. Встреча с царем ко всему прочему была шансом оказаться замеченным – получить должность, подряд или просто ценный подарок. Если изначально «ходоки» шли к царю стихийно, то уже в 1701 году Меншиков эту стихию укротил и поставил организацию встреч с народом на поток. Ангажированные «ходоки» теперь доносили до царя его идеи в форме «гласа народного», к которому босс был в тот момент очень восприимчив. В делегации, которую набирали агенты меншиковской Ижорской канцелярии летом 1705 года, дабы внушить государю мысль о необходимости кадровых перестановок в северных провинциях, оказались братья Дмитрий и Осип Соловьевы – бедные поморские рыбаки. Чем-то они приглянулись Петру, и тот особым указом поручил им «вести расправу» (так в те времена назывался сбор налогов) в их родном уезде. Меншиков быстро разъяснил им ситуацию: братья должны сдавать в казну фиксированную сумму в соответствии с социальной разнарядкой и ревизскими сказками. Из того, что они смогут собрать сверх плана, 60% идет Меншикову за «крышу» и обучение разным фискальным хитростям. Прекрасные возможности для махинаций обеспечивало принятое уже в то время прогрессивное налогообложение: нищих и убогих налогоплательщиков записывали в зажиточные и взимали с них подати по максимальной ставке. Купцов же и богатых землевладельцев фискалы наоборот причисляли к социально незащищенным и либо присваивали разницу между объявленными и действительно собранными деньгами, либо брали с «убогих» солидный «откат». Также в ходу была следующая махинация: местные власти заявляли в отчетности о пожаре или эпидемии, которые унесли жизни нескольких десятков крепостных. Поскольку сами «погорельцы» даже не догадывались о постигшем их горе, то продолжали платить подати. За первый год «расправы» с использованием подобных схем братья Соловьевы собрали в свой карман более 2 тыс. руб. Меншиков, получив свою долю, решил посадить верных братьев на какой-нибудь более масштабный денежный поток. В тот момент в России была введена госмонополия на торговлю некоторыми товарами: пшеницей, пенькой, рыбой, табаком и пр. Если раньше российские товары за границу вывозили голландские и английские коммерсанты, то теперь государству потребовались собственные экспортные механизмы. По рекомендации Меншикова Петр назначил Осипа Соловьева торговым комиссаром России в Амстердаме, а Дмитрий встал у другого конца экспортной «трубы» – ему была поручена отправка казенных товаров через единственный российский международный порт в Архангельске. Бывшие поморские рыбаки оказались предпринимателями от Бога. Осип быстро освоил европейские рыночные механизмы: зерно и другие товары массового или промышленного потребления он сбывал на амстердамской бирже. Для раскрутки некоторых товаров, которые поставлялись на европейский рынок из России эксклюзивно, он устраивал презентации, куда приглашались представители высшего света. Его усилиями, например, осетровая икра приобрела в мире имидж элитного экзотического продукта. Осип Соловьев поставлял «рыбьи яйца» к столам аристократии через собственную дилерскую сеть в сотни раз дороже, чем в России. Вместе с партиями товаров российский торгпред получал письменные указания, как распорядиться прибылью: либо отправить домой в одной из европейских валют, либо закупить для России корабли, оружие, книги и инструменты. Слабым местом этой системы государственного экспорта оказалась полная невозможность проконтролировать деятельность торгового представителя. Прибыль прогнозировалась коммерц-коллегией в Санкт-Петербурге на основе предыдущих отчетов все того же Осипа Соловьева, который, естественно, возвращал в Россию выручку по принципу «сколько не жалко». Торгпред скоро начал пропускать утаенную от коммерц-коллегии часть прибыли через лондонскую биржу, инвестировал деньги в собственные деловые операции, покупал недвижимость и корабли. К моменту разоблачения купцов Соловьевых в Голландии у Осипа было имущества на 336 тыс. гульденов, а в английских банках он разместил капитал в 16 тыс. фунтов. Дмитрий Соловьев тоже не терял времени даром, но он пользовался в основном традиционными методами – усушка-утруска и пр. Чтобы хотя бы приблизительно оценить объем похищенного Соловьевым, стоит вспомнить, что его покровитель Александр Меншиков в 1710 году получил подряд на обеспечение Петербурга хлебом. Цена подряда составляла 40 тыс. руб. в год, а официальная прибыль поставщика не превышала 15%. Обычно казенные поставщики в то время получали 30 – 35% от себестоимости, а уж всемогущий Меншиков и вовсе не стал бы беспокоиться из-за жалких 3 тыс. руб. – не его масштаб. Зато этот подряд позволял в условиях государственной монополии сбывать соловьевские «усушки» и «утруски», соответственно доход самого Александра Даниловича, который продолжал работать с Соловьевыми из расчета доли 60%, возрастал до 25 тыс. в год. Машина работала без сбоев, пока в 1711 году Петр не назначил вице-губернатором Архангельска прибыльщика Алексея Курбатова.

Око государево

Курбатов сделал карьеру даже по меркам тех времен удивительную: родился в семье крепостных крестьян в имении бояр Шереметьевых. Барин приблизил к себе сообразительного мальчишку, тот стал домашним холопом, затем камердинером. В 1697 году молодой боярин Борис Шереметьев, отправляясь в путешествие по Европе, взял с собой Алексея Курбатова. В Италии только что была изобретена бумага с водяными знаками, и холопу пришла в голову идея, как европейская новинка может повысить доходы российской казны. Нужно принять закон, по которому судебной защите будут подлежать только те договоры, которые оформлены на «орленой» бумаге. Бланки будет выпускать государство, продаваться они будут по цене, равной гербовому сбору за регистрацию сделок. Таким образом в казну будут попадать пошлины со всех сделок, заключаемых в стране. Курбатов изложил свои мысли в письме на имя царя, и, не питая больших надежд, бросил его в ящик для анонимок, выставленный на Красной площади. Спустя несколько дней его вызвали на прием к царю: заинтригованный Петр раскрепостил Курбатова, подарил ему три деревни и назначил дьяком в Оружейную палату. С тех пор Курбатов стал регулярно подходить к ящику для анонимок, который принес ему свободу и состояние. Он предлагал один за другим глобальные проекты ликвидации патриаршества, учреждения кабинет-коллегиума или Сената, централизации финансового управления, введения народного образования и т.д. Вскоре среди его посланий царю стали попадаться вполне обоснованные доносы на злоупотребления в Оружейной палате. Петр вновь вызвал его к себе и назначил дворцовым прибыльщиком с правом личного доклада царю. Курбатов стал негласным оком государя в финансах военного ведомства. Курбатов с головой ушел в новое дело – выявлял и разоблачал мелких взяточников и нечистых на руку подрядчиков. Как ни странно, но его покровителем при дворе стал все тот же Александр Меншиков, который время от времени «сливал» ему своих конкурентов и ненадежных подчиненных. Петра до поры расследования Курбатова не сильно беспокоили, так как касались в основном его противников – чиновников и вельмож «старой гвардии». Венцом карьеры бывшего холопа стало назначение на должность главного инспектора Ратуши, которая в то время играла роль Министерства по налогам и сборам. Правда, к моменту назначения Курбатова Ратуша была уже обречена – готовилась губернская реформа, в ходе которой это ведомство подлежало ликвидации. На Курбатова была возложена задача «рассмотреть Ратушу со всеми ее околичностями и что возможно еще прибавить прибыли без тягости народа». В действительности спущенный с цепи прибыльщик должен был вскрыть злоупотребления налоговых чиновников, ворующих из казны еще с допетровских времен, с тем чтобы обеспечить прекрасный повод расформировать этот «насквозь прогнивший очаг контрреформации». Инспекции Курбатова в 1707 – 1708 годах выявили страшные злоупотребления чиновников: в Ярославле мытари присвоили 40 тыс. руб.; в Пскове бесследно исчезли более 90 тыс. руб. от продажи водочных акцизов; только в двух этих городах Курбатов установил факты взяточничества на сумму более 20 тыс. руб. Больше ничего доказывать было не нужно: чиновники старой гвардии (в их числе «крупная птица», князь Волконский) попали в застенок, Ратуша была ликвидирована, а Курбатова перевели на должность вице-губернатора Архангельска. Одиннадцать сундуков компромата По расчетам Меншикова, заслуженный и обласканный борец с коррупцией, получив синекуру, станет тихо наслаждаться плодами своих трудов, однако Курбатов в первые же месяцы своего вице-губернаторства то ли по инерции, то ли из честолюбия начал приглядываться к международному порту. Столкновение с Дмитрием Соловьевым и его подручными было неминуемо, а вскоре Курбатов обнаружил связь контрабандиста Соловьева с их общим покровителем Меншиковым. Чтобы добыть доказательства коррумпированности «второго лица», он подкупил меншиковского слугу Дьякова, и тот выкрал сундуки, в которых хранилась переписка «светлейшего» с его теневыми операторами. Дмитрий Соловьев был задержан для допроса. Когда Петр дочитал обстоятельный многостраничный донос Курбатова, с ним случилась истерика, которая перешла в эпилептический припадок. Лучшие люди страны, которым он доверял, на которых опирался, все эти годы видели в реформах только средство собственного обогащения. Меншиков – обычный фаворит, вроде Голицына при сестрице Софье, только ворует еще ловчее и нахальнее… На экстренном совещании Сената, созванном им спустя несколько дней, царь выдвинул пакет антикоррупционных мер, суть которого сводилась к тому, что чиновник, укравший из казны столько, что хватило бы на покупку веревки, отправляется на виселицу, если наворовал на топор – рубят голову. Но тут друг петровской юности генерал-прокурор Павел Ягужинский бросил историческую реплику: «Ну что ты, ваше величество, придумал, ты ж один тут останешься! Мы все воруем – каждый в свою меру». В результате Сенат все же утвердил создание тайной фискальной службы для расследования финансовых злоупотреблений, но возглавить ее должен был дряхлый и окончательно спившийся Никита Зотов, который когда-то изображал Бахуса на петровских всепьянейших соборах. Тем временем Меншиков направил к дому Курбатова «службу собственной безопасности» – банду князя Юсупова. Те скрутили распоясавшегося прибыльщика и доставили к «светлейшему» для допроса. Александр Данилович намекнул Курбатову, что, если покопаться, наружу могут всплыть какие-нибудь не очень приглядные делишки самого «ока государева», но тот продолжал геройствовать. Вскоре служба Никиты Зотова открыла 15 дел о хищении казенных денег и вымогательстве взяток, в которых главным фигурантом являлся Алексей Курбатов. Дела были пустячные и какие-то нелепые: там он получил «харчевое подношение» от городских жителей стоимостью в 300 руб., там купцы собрали 800 руб. добровольных пожертвований на устройство школы, которые бесследно растворились в канцелярии вице-губернатора. По мелочам набралась сумма в 17 тыс. руб. Она, конечно, не шла ни в какое сравнение с делом, организованным самим Курбатовым, но удар попал в цель – царь Петр снял Курбатова с должности вице-губернатора на время следствия. Так же было начато расследование по доносу о расхищении казенных средств сенатором Петром Шафировым – другом и самым влиятельным союзником Курбатова. Дело Соловьевых разбиралось в течении трех лет, и в результате суд постановил взыскать с Меншикова штраф «в размере полтины с рубля прибыли», который так никогда им не был уплачен. Самих Соловьевых петербургский скандал практически не коснулся. Дмитрий после допросов вернулся в Архангельский порт отправлять казенный хлеб за границу. Ему даже прибавилось работы: напуганные чиновники захотели спрятать свои сомнительные капиталы за границей, Меншиков за 15 – 20% от суммы через Соловьева помогал вывезти деньги и драгоценности за рубеж. Осип на всякий случай добился голландского подданства. В 1717 году на новом витке судебной войны его похитили агенты Курбатова. Братьев-купцов снова арестовали и конфисковали всю их собственность. Но уже в 1721 году Соловьевы были помилованы, а конфискованное имущество казна вернула «за заслуги в становлении торгов в других государствах». В этом же году Алексей Курбатов скончался, как указывается в источниках – от обиды, но очень вероятно, что он был отравлен по приказу Петра, который таким образом пытался прекратить развал своей команды.